Кто я

насмешливо говорил дядя Миша.
- Да щас все соберутся.
– А кто едет? - поинтересовался Лешка.-
-  Вир, Юк и братья Лунины.
- А Когтя че, не поедет?
- Не захотел.
Почти бесшумно подкатил Юрка, лихо затормозил, встал одной ногой на землю. Велик у него всегда в порядке - смазан, не скрипнет, не брякнет. Следом, постукивая шестиками  привязанными к раме, подъехал Витька.
«А че это у Луниных нет света ни в одном окошке?» - заинтересовался Леха.
«Ну, братцы - кролики, если до сих пор спят, пусть спят - тревожить не станем». -
Заявил дядя Миша. Но Вир уже заливисто свистал под окнами Лунинского дома. Мигом вспыхнул свет в одном окне, в другом, заметались тени. На темной улице, в настороженной предутренней тишине разгоралось веселье: слышались тихие голоса, смех. Через пару минут братики выкатились из ограды.
– А че в такую рань ?
-Вчера - ж договорились в четыре !
«Договаривались в четыре вставать, а не ехать. Мы и будильник поставили на четыре. Да я уже и не спал;  хотел вставать, а тут вы свистите». - На ходу оправдывался Колька, Сашка  сопел и молчал.
«Ну ладно, поехали рыбаки и охотники Сибири. А то скоро светать начнет». - скомандовал дядя Миша, уже на ходу, уже наваливаясь на педали. - Ни че не забыли? А за ведерко под пескарей кто отвечает? Петька? А тюль взял?»
Не громко переговариваясь, поеживаясь от холода, двинулись вперед. Крутить педали по нашим пескам - дело не легкое; тем более велики груженые, поэтому согрелись скоро.
Вот  остался позади последний домик улицы, дорожка  повела мимо Камышитово, мимо старичек за Кожабеком, поднялась на бугор Бревенного. Здесь в некоторых местах она разбита в пыль, походит скорее на пляж чем на дорогу; влетишь в такую яму в темноте и потерял скорость, выруливаешь, тихо матерясь про себя, чтобы не услышал дядя Миша, на кочковатую, заросшую полынкой, целину. Вот наконец и одинокая береза, стоящая всем ветрам назло на самом верху бугра. Отсюда начинается спуск в низину именуемую Широким солонцом.
Начинает светать. Низина залита белым туманом; далеко справа над этим туманным морем чернеет как остров колок Черемухово. Под горку велик катится сам, педали можно не крутить -  красота. С разгона  влетаю, в раскисшую после вчерашнего дождя, серую, соленую глину; которая сразу же толстенным слоем наматывается на шины. Приходится спешиваться, глина мигом налипает на кеды, делая их не подъемными. Матерясь в полголоса, преодолеваем преграду. Идти стараемся все же по островкам мягкой солончаковой травки, хотя в темноте и тумане мало что можно разобрать. Низина всего - то метров двести  шириной; но пока пересекли ее, пока очистили велики от грязи палочками и травой, времени потеряли порядочно. Юк и Лешка шины почти не замарали, вовремя остановились на спуске, и по солонцу велики не катили, а практически тащили на себе; зато отдохнули пока мы приводили свои машины в божеский вид. Наконец двинулись дальше. Отсюда и до самого места рыбалки дорожка, хоть боком катись:  две ровные накатанные колеи, в окружении богатого июльского разнотравья. Обогнув Поповские Ворота, лихо скатились вниз к берегу Кулунды.  Никакого попа ни его ворот в селе нет. Название прилипло к прогалине между двух частей колка, еще с дореволюционных времен.
Стоп, здесь нужно наловить живцов. Как же неохота раздеваться и лезть в холодную воду. Хватило бы и двух ловцов, но в воду попрыгали все, что бы доказать что мы не маменькины сынки а мужики настоящие; ну и что бы без обид конечно. Голышом, ведь посторонних нет. Лучше сразу окунуться по шейку, и вода уже кажется теплой. «Братцы - кролики, вы же не купаться сюда приехали. Глядите - ка совсем уже рассвело, скоро солнышко встанет». - Подшивеливает с берега дядя Миша. Наловить живцов - плевое дело, здесь на быстринке пескари кишат. Следует, ведя по дну туго натянутый  тюль, прижать стайку к берегу и резко поднять; и вот уже в мокрой тряпке трепыхаются рыбки: мальки, и средние, и «бутяки».
«Вчера на ПолОе подходят к нам двое, гордские - к случаю рассказывает Лешка - показывают пескаря ( хороший бутяк). «Че это за рыба?» - спрашивают». -
Мы, не отрываясь впрочем от дела, начинаем тихо хохотать. Неужели есть на свете люди, не знающие что такое пескарь. Лехун невозмутимо продолжает: «Пескарь отвечаю».
– А что большой он вырастает?
- Да в море вырастает до трехсот грамм.
- Тогда надо отпустить .
- Пошли выпустили в речку». - Мы давимся от хохота.
–Хватит поди?
- Давай еще разок заведем и хватит.
- По дну веди, по дну .
—Да знаю!
- Ага попались, голубчики!
-Давай еще разок.
- Хватит поехали!
Двигаем дальше, Теперь дорожка идет берегом речки, до самого места - КОстылева омута. Ведерко с живцами поочередно везем на руле. Наконец добрались. Кулунда разлилась здесь широкой излучиной, с нашего берега  песчаный пляж, противоположный берег высокий обрывистый; на входе и выходе тальники над глубокой водой - золотое место. Тут уже не до шуток, скорее  закидывать удочки. Из камыша кругляка делаем поплавки: на окунинную удочку маленький кораблик, на щучью - целый зеленый крейсер. Соответственно выбираем и живцов - малька на окуня, хорошего пескарика средних размеров - на щуку. Посадил пескарей на крючки, как учил отец. Это дело тонкое, надо что бы пескарь сидел  крепко, не ушел, сорвавшись с крючка, в свободное плавание; и в то же время что бы не заколоть его беднягу.
Вот снасти заброшены. Щуку я мечтал поймать за лопушками, кувшинками, зеленым островком лежавшими на воде. Удочку на окуня закинул не далеко от берега, окунь любит песчаное дно и быстрину; впрочем ни когда не стоит на месте, все время перемещается. Рыбаки растянулись по всему берегу. Сашка с Колькой ушли аж на ту сторону пляжа, закинули удочки под тальники.
За нашими спинами жарко разгорался восток, вставало солнце. Ярко красный шар над белым туманом постепенно наливался расплавленным золотом и затем ослепительной, нестерпимой для глаз, голубизной. «Эй, рыбаки и охотники Сибири, воду пескарям сменили? Подохнут, останемся без живцов».- Напоминает дядя Миша. Юк аккуратно слил воду из ведерка на траву, спустился с крутого бережка к речке, быстро зачерпнул свежей кулундинской водицы, поднялся на верх, поставил ведерко в траву, в тенек. Работа требующая осторожности, ибо можно упустить живцов в речку. Проделывая эту работу, он ни на миг не упускает из виду поплавки своих удочек, вдруг клюнет.
Тишина, кричать - шуметь не рекомендуется, что бы не распугать рыбу. Сижу нахохлившись, ни одной поклевки …  Вот Юк выдернул одного окунька  … затем второго, хорошего. Вот и Вир опрометью кинулся к удочке, далеко на берег выкинул окуня. Вот дядя Миша, не вставая подъехал на заднице к удочке, выждал секунду и не спеша выволок на берег щуку-прошлогодку . Подбежали полюбоваться на светлопузую, пятнистую  красавицу - хорошая. Почему же у меня не клюет, хоть плач! И место вроде бы хорошее, и живцы чудесные. Ну, что ты будешь делать? Сижу,  смотрю на поплавки, не торопливо нарезающие круги по водной глади. Пескаришкам явно не угрожают ни какие хищники. Но вот поплавок на окунинной удочке быстро пошел в сторону, ушел под воду. Наконец - то! Леска натянулась как струна, и вот вылетает из воды и шлепается в траву небольшая, ощетинившаяся красными плавниками, рыбеха. Ах ты мой красавец! Окуня на кукан, и скорее садить нового живца и закидывать удочку; может быть клюнет еще один. Прежнего измочаленного положено кинуть в воду; может быть выживет, по крайней мере на крючке ему больше не маяться. «Че то же окуня добыл? Прошлогодний?» - спрашивает Лешка. – «Третьяк.» -радостно ору в ответ. Вдруг пришел в движение поплавок щучьей удочки, но повел себя странно. Обычно, если взяла щука, поплавок сразу уходит под воду и тянет она вглубь. А тут поплавок ходко направился к берегу под лопушки. Я взял в руки шестик, помедлил, не зная что предпринять ; поплавок остановился буквально в метре от меня и больше не двигался. Я нерешительно потянул леску из воды, и не сразу понял, что за зверя поймал. Не большая, «нонешная шурогайка», сама размером не на много больше пескаря, заглотила живца с хвоста, на половину; острые, загнутые вовнутрь зубы хищницы, не давали возможности выпустить пескаря; проглотить же его она не могла, в силу своих малых размеров. «Вот зараза ! Патцаны, глядите какую щуку с руку я пойма!» - Подбежали орлы, рассматривали, удивлялись, хохотали. С трудом вытащили пескаря из зубастой пасти. «Че отпустить чуду?» - но я не дал, на уху пойдет.
Клевало все реже, становилось жарко. Солнышко высоко стояло в безоблачном, синем небе. Воду рябил легкий ветерок, солнечные блики слепили. Встал дядя Миша, потянулся, разминаясь после долгого сидения. Он среднего роста, широкоплеч, дороден но не толст. На нем просторная вельветовая куртка; на ногах мягкие, растоптанные, яловые сапоги; на голове фетровая шляпа. Надень на него кольчугу и стальной московский шлем будет Илья Муромец.
  - Парнишки, давайте чай варить, клев кончился. Алешка дуй за сушняком.
- Не, сначала искупнемся.
– Костер разведем, пока я чай варю купайтесь.
Удочки пока оставили, на всякий пожарный случай, вдруг еще кто клюнет. Купаться полетели на песчаный пляж; там в конце песчаной косы, под густыми тальниками, пытались еще рыбачить братики Лунины.
– Ну, че у вас тут, много наловили?
- Только клевать начало. Чего приперлись, щас всю рыбу распугаете.
- Да ладно, бросайте удочки, пошли искупнемся!
Вода теплая как щелок. Ух, и хорошо же, от сонливости не осталось и следа. Ныряли, пытаясь донырнуть аж до того берега. Проверяли глубину на самой середке, доставая горсть грязи со дна, в доказательство того, что дно это достигнуто. Внизу вода холодная как лед, на уши давит - страшновато, весело. Прыгали щучкой с высокого противоположного берега. Прежде чем нырнуть с берега в незнакомом месте необходимо проверить дно, вдруг там воткнут кол остряком вверх.
Купаться можно и весь день, но пора собираться домой, да и «жрать» же охота, сил нет. Дядя Миша тем временем варил так называемый чай из зеленых, пахучих  листьев лесной смородины и  ягод шиповника.
Дядя Миша пил да нахваливал: «Такого вкусного чая больше ни где не попробуете!» - Мне не нравился в «чае» сильный своеобразный привкус шиповника, но я молчал.  Дядя Миша года два назад перенес какую - то серьезную болезнь головы, с тех пор не пьет и не курит; и ни когда не выйдет на улицу, на солнце без шляпы; да и дома постоянно носит черный матерчатый берет. Вот и на рыбалку таскает нас потому видно, что это полезно для здоровья; и «чай» конечно тоже полезный.
На травку расстилается газета, выкладывается провизия: огурчики, помидоры, яйца, сало, какие ни будь пирожки. Общий котел. Есть можно все, но желательно чужое, что бы подчеркнуть, что все здесь общее, все по –братски. На аппетит понятно ни кто не жалуется, лупим все подчистую. Но вот трапеза на вольном воздухе закончена; пора, в прямом и переносном смысле, сматывать удочки и трогаться в обратный путь.
Путь не близкий и не легкий. Июльское солнышко в зените и палит нещадно, пот заливает глаза, сказывается уже усталость; но надо крутить и крутить педали, не можно отстать от друзей. Не хочется и разговаривать. Ах, скорее бы уже добраться до дома, поставить велик под