Ладно, до выяснения личности пусть пока называется так.
- Не смейся. Не одна я от тебя пострадала. А ведь сохранила верность. До самого страшного конца. И после тоже... – Женщина шумно вздохнула, жалея себя. Повторила: - Не я одна пострадала от твоей гордыни. Еще одна невинная душа... Да она совсем пропала. Души сожженных на костре погибают безвозвратно.
Трактирщица посмотрела с нежностью на Жаннет. Потом на молодого человека - с мстительным выражением, от которого пламя в его душе, едва утихшее, поднялось тревожными всполохами.
- Предупреждаю... – начал он с угрозой и уставил на нее гневные глаза.
- Да. Не одна я пострадала, - повторила она упрямо. Почему угроза не подействовала – осталось загадкой.
Повернувшись к Жаннет, Перрина прежним - ласковым - жестом потянулась к ее волосам. На сей раз девушка сама отклонилась. Было неприятно. Не понимала, что происходит. Тупо вертела головой, переводя удивленные глаза с Жюля на хозяйку и обратно, ожидая объяснений.
Которые так и не поступили. Без конца спрашивать надоело. Тем более имелась догадка, что правдивого ответа не услышит. Жаннет решила молчать, наблюдать и догадываться сама.
Когда дотронуться до девушки не удалось, женщина показала на нее кривым пальцем и с укором проговорила в сторону оппонента:
- Самое главное – ее ты не уберег! Свою Жанну...
- Замолчи, Перрина! – крикнул Жюль. Стукнув ладонями о стол, он вскочил с места, опрокинув табуретку. – Я тебя предупреждал!
В возбуждении зашагал он по кругу в центре комнаты, нервически жестикулируя. Временами закрывал лицо руками, и тогда из-под них доносился то ли всхлип, то ли стенание. Потом остановился, погрозил старухе пальцем:
- Замолчи, не напоминай!
- Не замолчу, герцог Монморанси - барон де Лаваль! – крикнула Перрина в ответ. – Вы совершили ошибку, барон де Рэ, герцог де Бриенн, де Крайон и прочая. Длинное имя – короткий ум. Зачем поверили королю, отозвали войска, когда война еще не была закончена? Сами уехали ко двору развлекаться, оставили Жанну без поддержки. Ее сожгли в Руане, а где вы были в тот момент?
- Я не знал... Меня предали... Оговорили... Опутали враньем... Разве мог я не поверить королю? Я же не знал, что он замыслил величайшее предательство! Той, которая спасла его честь, возвела на престол!
Перрина будто не слышала объяснений. Продолжала обвинять:
- Не пытайся оправдаться. Ты знал, что война с англичанами не закончена. Ты не должен был покидать лагерь. И сам понимаешь это. Потому душа твоя не находит покоя. И не найдет никогда. Ты погубил Жанну!
- Я любил ее! – крикнул Жюль. С удвоенной энергией - гнева и отчаяния грохнул кулаком по столу.
Грохнул мощно - как кувалдой. Боли не почувствовал, и сам удивился. Посмотрел: рука его - в железной перчатке, локоть и плечо закрыты латами.
Оглядел себя с ног до груди.
Он был одет в рыцарские доспехи - настоящие, ощутимо тяжелые, начищенно сверкающие. Наполнила гордость за себя. Вспомнил из Википедии самый известный портрет Жиля де Лаваля в этих самых доспехах из металла, повторявших выпуклые очертания мышц – средневековый Робокоп.
Жюль имел сильное, пока не подтвержденное, подозрение, что сейчас он представляет точную копию кумира. Интересно, элегантно-небрежная прическа «под хиппи» тоже появилась на голове? Жаль, нет под рукой зеркала посмотреться...
Не беда. Уверенность росла посекундно. Вместе с энергией, вливавшейся в тело, вместе с мощью, наполнявшей мышцы: бицепсы, трицепсы, трапеции и дельты. Жюль расправил плечи, гордо повел головой. Он теперь точно знал, что выглядит двойником барона.
Нет, не двойником, а им самим.
Значит ли, что его можно называть «Жиль де Лаваль - де Рэ» и далее по порядку все положенные титулы и звания? Без сомненья! Мечта исполнилась. И не во сне, а в самой действительной реальности...
На мгновение сознание отключилось. Моментальным щелчком, электрическим ударом. В голове помутилось, Жюль закрыл глаза. Когда открыл, увидел окружающее другим человеком.
Он остановился посреди комнаты, расставил ноги посвободней, руки упер в бока. Знал - в боевом облачении выглядит внушительно. Господин среди подчиненных, хозяин положения, имеющий право выносить приговор.
Наклонив голову, уставился грозным взглядом на вышедшую из повиновения старуху. Что он хотел бы с ней сделать? Какое наказание придумать в назидание?
Самое страшное для человека – погибнуть. Только не для бабки Мартен. Мертвые два раза не умирают. Неважно. Если она зайдет слишком далеко, он попросту оторвет ей голову. Ведьма замолчит. На время. Ему хватит - исчезнуть. Не одному. У барона имеется план...
- Ты ее погубил! – продолжала между тем Перрина тоном инквизитора, по-современному – прокурора. – Ты погубил деву Жанну, оставил без защиты. Коришь себя за то. Не находишь ни прощения, ни оправдания.
Потому что их не существует. Более того. За величайшее предательство тебя наказали Небеса, при жизни отняв разум. За преступления, которые совершил в безрассудстве, тебя наказал суд. За извращения и надругательства прокляли в народе. Родина, которой ты беззаветно служил, забыла заслуги, вычеркнула из истории. Эта несправедливость тебя тоже гложет.
- Слишком много наказаний за одну ошибку – чересчур сурово с христианской душой, не находишь? – спокойно проговорил барон.
- Да что за ошибка-то? – вопросила Жаннет, не выдержав продолжавшейся недоговоренности.
25.
Участники сцены явно ее игнорировали, что не понравилось. Не в стиле Жаннет - сидеть безмолвной статисткой для антуража. Слишком тяжкое испытание для любительницы любопытствовать и болтать.
От неясности мучил вопрос. Если в результате перебранки возникнет драка, на чью сторону встать? По логике – должна поддержать любимого друга. По другой логике – старуху, ведь она защищает именно ее, Жаннет. Вернее, погибшую девушку Жанну, но это не имеет значения: имена идентичны, значит – персоны тоже.
Но о чем, собственно, речь-то?!
Понять удавалось не очень. Ясно одно: разговор шел о событиях времен Столетней войны – между Францией и Англией. Последняя явилась как агрессор, желая захватить побольше земель и посадить на трон своего короля.
На том познания Жаннет в отечественной истории заканчивались. Тем более не распространялись они на подробности событий, где участвовала Жанна Д’Арк. Знала про нее общеизвестное: народная героиня, девушка-полководец, за что в Париже ей поставили памятник, а в Лувре повесили портрет.
Когда недружественная беседа двоих перешла на личности, Жаннет потеряла ее нить. Разброда добавил странным образом изменившийся вид Жюльена. Изменившийся до неузнаваемости: прическа, одежда, голос. Только глаза остались прежние. Тот ли это Жюль, с которым она сюда пришла?
Обидно: ни один из дискуссирующих не посчитался с присутствием Жаннет, не объяснил причин расхождения мнений. Лишь упреки с одной стороны, оправдания с другой.
Внутренним чутьем Жаннет догадалась - разговор каким-то боком касается ее. Ускользала от понимания степень касания: прямо, косвенно? Либо опосредованно: через Жюля, которого знала достаточно долго, или через трактирщицу, которую видела в первый раз?
Объяснений ждала от друга, а получила от мадам. Перрина сделала паузу отдышаться после прокурорской речи.
- Ошибка барона де Рэ в том, что слишком любил Жанну, - произнесла она негромко, как-то устало, по возможности смягчив свой скрипучий, от природы неблагозвучный голос. – Ты вообще понимаешь, о ком между нами речь?
- Ну-у, немножко... – соврала Жаннет. – Я не вполне согласна. По-моему, слишком любить – совсем не ошибка. Почему вы его в том обвиняете?
- Да я не обвиняю... Просто жаль, что так глупо произошло. Обидно за нас, невинных девушек...
До сих пор пьяно молчавший Делакруа, услышав про «нас, невинных девушек», нарочито громко хмыкнул. С намерением осмеять Перрину. Молча. Вслух грубить поостерегся, помня про индивиуально парализовавшийся язык.
- Чего усмехаешься, деревенщина? – тут же осадила его хозяйка.
Раз спрашивает – надо ответить. Пусть потом не обижается.
- Как-то не вяжется твой прожженный облик мошенницы с понятием «невинная». Ты бы уж не смешила чертей в лесу по соседству с твоим трактиром.
- Представь себе – не вру! Девушкой прожила, замуж не выходила.
- Да кто бы тебя взял, хромоногую каргу? Не выходила, потому в ведьмачку и превратилась. Ха-ха-ха!
Делакруа перестал сдерживаться и громко, некультурно захохотал - по-свинячьи хрюкая и икая. Его никто не поддержал. Старуха махнула рукой, как на неисправимого идиота, мол - с ним связываться, время зря терять. Сказала, обратившись к Жаннет:
- Мне жаль, что у Жанны судьба не сложилась. В девятнадцать лет погибла девушка. Ни любви не познала, ни ребенка не родила... Она романтичная была. Знаешь, с каким кличем поднимала в бой воинов?
Жаннет застенчиво покачала головой. Показалось стыдным: она, студентка университета, не знает вещей, которые ведомы необразованной старушке.
- Жанна поднималась во весь рост и кричала: Кто любит меня – за мной!
- Ах, здорово! – вздохнула девушка. – Жалко ее, конечно. Только сколько лет с того времени прошло. Почему вы про это вспомнили?
- Я тоже романтичная...
Тут уж хмыкнул барон де Рэ.
Перрина обиделась. Подумала: мужчинам никогда ее не понять. Думают примитивно: старая, страшная, значит - ведьма.
Почему никто не оценил ее красивую душу? Ни тогда, ни сейчас.
Недогадливые. Грубияны, обманщики, эгоисты. Эх, мужчины... Барон де Рэ в том числе. Однажды уже совершил предательство. Ошибку, стоившую жизни многим и ему самому.
Жиль де Лаваль слишком упрям и самонадеян. Не заучил урок, стоит на пороге новой ошибки. Которую она, Перрина, должна предотвратить.
- Тебе следовало заранее позаботиться о спасении души, - проговорила она в адрес барона. - Неужели после всего, что совершил: богохульные обряды, воззвания к врагу рода человеческого, убийства детей, противоестественные половые сношения, алхимия, издевательства с неописуемой жестокостью... после этих преступлений ты все еще считаешь себя правоверным католиком?!
- Да, считаю. И никогда не признаюсь в обратном. Потому что все, что ты назвала – это оговор. Происки алчных врагов, пожелавших завладеть моими богатствами.
- Ах, несчастный. - Перрина сожалеюще покачала головой.
Не потому, что сочувствовала господину.
Непонятно было его упорство. Он до сих пор не раскаялся. Не исповедался чистосердечно, чтобы утихомирить собственную совесть. И ее заодно, ведь они связаны – прочно, навечно. Неужели не надоело ему пребывать в промежуточном пространстве? Неужели не пришло время осознать грехи, попросить Небесного
