Иван и Марина Бегство в Калугу

заняло время и замедлило ход, рассвет застал отряд в двух милях от Дмитрова. И тут заметили другой след: несколько десятков лыжников перевалили за бугор и уходили на юг.
    — Нас ищут, — предположил Мархоцкий.
    Стало действительно страшно. Это не три десятка конных французов, с русской пехотой на лыжах отряд бы не справился. Но, на счастье, повалил густой снег, такой, что в двух шагах ничего не было видно. Отряд буквально на ощупь добрался до реки Яхрома, пересёк её как раз напротив стен Дмитрова.
 
     ***
     Сапеженцы вздохнули с облегчением: порох и пули были кстати. Но сам Сапега понимал, что город всё равно не удержать. На следующий день пришёл пан Руцкий и привёл несколько сотен. Мархоцкий решил, что Сапега в лучшем положении, чем был, и решил вернуться в Тушино.
    Сам Сапега о своём положении так не думал.
    — Куда пани Марина думает ехать дальше? Я покидаю Дмитров.
    — Пан пойдёт в Калугу вместе с войском, к моему мужу Дмитрию, законному государю этой земли, не так ли?
     — Мой государь — король Сигизмунд, — возразил Сапега, — и вашей милости советую ехать под Смоленск, а оттуда в Польшу к батюшке.
     — Как мне понимать совет пана? Пан хочет мной расплатиться с королём за свои неудачи?
     — Я желаю пани только добра. В России очень опасно.
     — Никогда такому не бывать, пан Сапега, чтобы для своей выгоды кто-то мог мной торговать. У меня есть три с половиной сотни донских казаков, и, если понадобиться, дам битву.
     Сапега посмотрел на неё удивлённо, пожал плечами.
     — Что же, я предупредил. Я ухожу на Волок Ламский, а пани Марине советую идти в Иосифо-Волоколамский монастырь. По моим сведениям, там хоругвь Станислава Мнишека. Дам двое саней, что привёз Мархоцкий, продовольствие и фураж на первое время.
     — Благодарю тебя, пан Сапега.
     — И всё же, пусть пани хорошо подумает.
     Мнишек гордо посмотрела на пана воеводу.
     — Чем мне, русской царице, с таким позором возвращаться к моим родным в Польшу, лучше уж погибнуть в России. Я разделю с моим супругом всё, что бог нам предопределил.
    Мнишек покинула Дмитров днём седьмого марта, Сапега ушёл на Волоколамск утром следующего дня.
 
     ***
 
     Станислав Мнишек был искренне поражён, когда в ворота Иосифо-Волоколамского монастыря въехали донские казаки вперемешку с польскими гусарами и один из гусар с радостным визгом соскочил с коня и бросился к нему на шею.
    — Стась!
    — Марыся? — Станислав узнал сестру. — Ты же должна быть в Калуге? В Тушине так говорили.
     — Туда и еду. Заехала к Сапеге, думала с ним уйти к Дмитрию. Не получилось. Ты тоже должен быть в Тушине.
     — Шёл на помощь Сапеге, но передумал.
     Потом они сидели в келье, пили монастырский сбитень и мёд, Марина рассказывала брату о том, что произошло с ней в последние дни. Станислав был старше её на восемь лет, в этом году ему будет тридцать.
    — Я думаю, что пан Сапега прав. Здесь, в России, тебя ждёт в лучшем случае монастырь, в худшем — смерть.
    — Ну и пусть, — упрямо произнесла Марина. — Как ты не поймёшь, Стась? Кого Бог осиял блеском царского величия, тот не потеряет этого блеска никогда. Как солнце не потеряет своего блеска за скоропроходящим облаком.
    — Каким облаком, сестра? Посмотри на молодого Скопина-Шуйского. Он твой ровесник. Смотри, как он прогнал старого лиса Сапегу из-под стен Троице-Сергиева монастыря, из Дмитрова. Прогонит и из Волока Ламского, и из Можайска, и короля из-под стен Смоленска. Его в цари пророчат.
     — Они изменники! — вскричала Марина. — Все Шуйские изменники! Я — законная царица. Меня на царство помазали.
     — Так. Но не хочет русская земля твоего Дмитра, и тебя не хочет. Кто будет против Скопина воевать? Твой царик или твой Заруцкий?
    — А хотя бы и так. Фортуна переменчива. Не надо было вам с батюшкой затевать всё это.
    — У отца были денежные трудности, и он надеялся твоим замужеством поправить свои дела.
    — Поправил?
    — Нет, но представляешь, какой доход бы шёл с Новгорода и Пскова?
    — Не представляю. Русская земля богата и даже после стольких лет войны. Пленный немец рассказывал, что русские платят им серебром каждый месяц, а наши — четвертями, раз в три месяца.
     — За наёмников русские заплатили шведам своей землёй — Корелой. Они последнюю рубашку готовы отдать, лишь бы нас со своей земли прогнать. Они нас ненавидят, и мы сами в этом виноваты. У нас пан над своими холопами — царь и бог, что хочешь может с ними сделать. Да и с мещанами особо не церемонятся. Что мещанин шляхтичу сделает? И в Москве на твоей свадьбе, сестра, повели себя как в Варшаве или Кракове. А «москва» взялась за оружие. А ведь отец наш предупреждал панов: «Не дай бог с русским гневом столкнуться». И вот мы здесь с тобой сидим, а не в Кремле. Сможешь ли ты, сестра, править таким народом?
    — Английские королевы правили своим народом.
    — Своим. А ты — чужим, которого ты даже толком не понимаешь.
    — Я пытаюсь. Разве на Руси царицы не правили самостоятельно?
    — Правили. Правили за малолетнего сына. А у тебя сына нет.
    — Перед Богом у меня и мужа нет.
    — Поэтому — лучше домой, в Польшу.
    — Нет, будь, что будет, завтра еду к своему супругу.
    — Которого перед Господом у тебя нет.
    — А перед людьми есть.
    — Он тебя хотя бы ждёт?
    Марина улыбнулась.
    — Ждёт. Письма пишет. Вот слушай.
    Она достала письмо и стала читать:
        «Бог тому свидетель, птичка моя, что печалюсь и плачу я из-за того, что тебе, моя надежда, не ведаю, что с тобой делается, и о здоровье твоём не знаю – хорошо ли? Ты ж, моя надежда, любимая, дружочек маленький, не даёшь мне знать, что с тобой происходит. Жду тебя, коханочка моя, а больше писать не смею».
    — Если так, то поезжай, сестрица. Да прибудет Господь с тобой.
 
    ***
    Утром из монастыря выехал небольшой отряд. И опять двое саней ехали в середине. Одни сани с провизией, в других ехала пани Казарновская, иногда к ней присоединялась царица. Но чаще Марина скакала верхом в своём гусарском мундире с саблей на боку и пистолетами за поясом. Ехали лесами, осторожно, далеко обходя города. Для Мнишек опасны были как русские гарнизоны, так и польские: вдруг какому-нибудь пану ротмистру или пану полковнику взбредёт в голову отправить её к королю. В Польшу она не хотела. Невольно они с Дмитрием стали соперниками королю и его сыну.
    В сумерках отряд царицы подъехал к Калуге с севера. Свернули в лес, стояли на опушке. Марина в город решила ехать одна, оставив своих людей в лесочке.
    — Опасно, государыня, — сказал Федот Бабанин.
    — Нет, пан атаман, опасно нам всем ехать: гарнизон перепугаем. Представлюсь слугой, коморником Сапеги. Здесь ждите.
    И Марина поехала верхом наискосок через поле к дороге. Конь проваливался в глубоком снегу, тяжело прыгал, пока не выбрался. По дороге пошёл веселей, рысью. У ворот всадница остановила коня.
    — Открывайте, — крикнула она страже, — я доверенный коморник пана Сапеги к царю Дмитрию.
    — Жди. Доложим царю.
    Дмитрий выслушал стражника, у него забилось сердце от сладкого предчувствия, приказал пустить коморника. Сам не утерпел, вышел на крыльцо.
    Коморник лихо подскакал к крыльцу, ловко спрыгнул с коня, поклонился, снял шапку. Две чёрных косы упали на плечи.
    — Ну, здравствуй, муж мой.
 
                                                                              16.01.2024 г.