П.П. Шмидт как зеркало Первой Русской революции. Альтернативный взгляд на Историю

лейтенанта, раскрученного и приподнятого революционными агитаторами до небес, - и царское правительство, перетрусив, было вынуждено Шмидта освободить из-под стражи. 7 ноября 1905 года он  получил отставку и благополучно покинул броненосец «Три святителя», то есть окончательно распрощался с военно-морской службой. Но, тем не менее, остался жить в Севастополе, не уехал в родную Одессу или Бердянск. И морскую форму он тоже не снял, хитрец, понимая прекрасно, что офицерская форма для него, маленького и ничтожного человечка, что праздничная ряса для попа: придаёт ореол святости и величия. А без формы он - не человек: букашка!...

Здесь вот что ещё важно отметить для полноты картины и лучшей характеристики героя очерка. Под давлением разъярённой общественности перепугавшиеся начавшихся без-порядков руководители Севастополя, по приказу свыше, выпускают Шмидта на волю от греха и беды подальше и увольняют со службы, да, - но при этом берут с него, офицера, подписку о немедленном удалении из города: чтобы не видеть его и не слышать больше; самим не слышать, и растревоженных горожан от него отделить. Тот всё подписывает как надо, слово даёт властям немедленно удалиться, выходит с помпой на волю… Но вместо того, чтобы данное слово держать - офицер ведь, “заложник чести” по Пастернаку и Ростоцкому! - он опять с головой бросается в поджидавшую его у ворот броненосца революцию, как щепка малая тонет в ней.
Революционеры-закопёрщики - люди ушлые, тёртые, искушённые: видят таких прохвостов и самолюбивых и амбициозных типов насквозь. Они приняли его с распростёртыми объятиями, разумеется, прямо как брата родного, самого дорогого и близкого им. Поняли - это их клиент, от которого можно поиметь много пользы. Они тогда как раз готовили вооружённое восстание в Севастополе, и бывший морской офицер, “несправедливо” уволенный со службы, сиречь - на руководство Черноморского флота сильно обиженный, был им как нельзя кстати, чтобы проводить агитацию среди коллег-моряков, без-препятственно на корабли пробираться по старой памяти и связям. Ведь там, в предельно-дисциплинированной и сплочённой морской офицерской среде, где люди исключительно порядочные всегда служили, люди ДЕЛА, СЛОВА МУЖСКОГО, ТВЁРДОГО, ДОСТОИНСТВ, МУЖЕСТВА, ЧЕСТИ, - там непутёвых и неудачливых крикунов-горлопанов, революционеров российских, евреев по преимуществу, сильно не жаловали, и это мягко сказано, на пушечный выстрел не подпускали их к матросам и кораблям.

---------------------------------------------------------
(*) Стоит отметить, что в Российском императорском флоте существовал строжайший запрет на политическую деятельность. «Табу» это было скорее негласным и неформальным, но строго соблюдалось всеми. Даже и те морские офицеры, что считались на Флоте либералами, установленных неписаных правил, в целом, не нарушали. И шло это от вице-адмирала Степана Осиповича Макарова, всегда прямо и громко говорившего подчинённым о том, что Армия и Флот должны находиться вне политики. Дело Вооружённых сил - по его твёрдому убеждению - стоять на страже своего Отечества, которое необходимо защищать вне зависимости от формы существующего политического строя…
---------------------------------------------------------

Шмидт в этом плане стал исключением. Он был русским по внешнему виду, или обрусевшим немцем точнее, умел зажигательно выступать, привлекать к себе праздную публику. Хорошая была для евреев-кукловодов приманка - и ширма одновременно, которую они во всяком деле очень ловко используют. Пользовали и его, чудака-простака, как и всех остальных глупцов-заводил с русской физиономией, с попа Гапона начиная.
Во время одного митинга, правда, со Шмидтом случился припадок, которым он распугал народ. «Ну, так не каждый же раз с ним, болезным, такие казусы приключаться будут, - справедливо решили севастопольские революционеры-подпольщики. - Можно и потерпеть, закрыть на это глаза. Чего уж! Даже где-то и полезно и выгодно будет для общего дела - такая болезненная экзальтация у оратора, которая лучше слов подействует на толпу, лучше песен и лозунгов...» Другой-то, лучшей кандидатуры, у них всё равно не было на примете: за неимением сойдёт и такой.
Короче, его кукловоды лукавые всё что надо прикинули и учли, как наркотиками накачали его идеями, лозунгами и речами крамольными, революционными, - и стали по площадям и набережным ежедневно как циркового медведя таскать, на которых духом воспрявший Пётр Петрович по их наущению стал пламенно выступать - призывать народ города к свержению ненавистного Самодержавия…

10

А волнения в Севастополе и впрямь начались нешуточные! Через несколько дней после ареста Шмидта забастовали рабочие адмиралтейских мастерских, примеру которых последовали и другие судоремонтные службы. В итоге прекратилась работа на городских портовых предприятиях, обернувшись митингами и сходками. Боевые и вспомогательные корабли флота остались без профилактики и ремонта, без необходимых трудовых кадров. Кошмар, что тогда творилось!… Забастовка рабочих порта переросла в общегородскую, народ массово высыпал на улицы и попадал под действие радикалов и уголовщины. Наиболее дальновидные жители города вступали в дружины народной милиции, чтобы поддерживать порядок на местах и не допускать грабежей и погромов, разгула страстей, потасовок и массовых драк между сторонниками и противниками власти… В первых числах ноября начались выборы депутатов в городской совет. Люди сутками бастовали, горячились, спорили, забросив службу, работу, страну. Севастополь оказался во власти митинговой и криминальной стихии…

Почему такое произошло в закрытом портовом военном городе, на базе славного Черноморского флота, куда по определению не должен был проникать заразный революционный дух ни под каким видом? - давайте попробуем разобраться.
В этот момент уже бастовал Петербург, а за ним и Россия, да! Это были внешние, так сказать, раздражители, с которыми не под силу было справиться местным властям, согласен. Но ведь были и внутренние, собственно-городские причины для недовольства масс, которые градоначальнику Севастополя контр-адмиралу А.М.Спицкому разрешить было легче лёгкого и проще простого. Но он этого не делал, увы, и тем самым лил воду на мельницу революции.
После опубликования 17-го октября царского Манифеста о даровании свободы и равных прав, например, нижние чины флота, их на деле так и не получившие, справедливо требовали разъяснений от руководства: почему сие происходит? В Петербурге-де говорится одно, приятное и желанное для народа, а на местах происходит другое, прямо противоположное! Мерзкое, противное и несправедливое - как и раньше, как и всегда! Почему?! - ответьте. Им на это говорили с брезгливой ухмылкой старшие офицеры, всё такие же хозяева и господа, что на них-де, босяков чумазых, дарованные свободы и права не распространяются! Поэтому у входа на севастопольский Приморский бульвар по-прежнему красовалась позорная табличка: «Вход с собаками и нижним чинам запрещён». Из чего следовало, что севастопольскую матросню офицеры, их благородия, всё также презирали и приравнивали к животным.
На это накладывалась, плюс ко всему, и всегдашняя чиновная волокита: война ведь закончилась 23 августа (5 сентября) 1905 года, но увольнение в запас выслуживших сроки солдат и матросов задерживалось из-за штабной неразберихи. Семьи же призванных из запаса, между тем, с окончанием войны перестали получать пособия от государства, и им не на что стало жить. А мужиков-кормильцев домой всё не отпускали и не отпускали под разными предлогами… Не удивительно, что в казармы полетели слёзные письма со всех концов страны, и каждое такое надрывное письмо из дома от оголодавших родственников действовало на служивых людей сильнее любой революционной прокламации. Всё это до крайности накаляло ситуацию в городе и на судах, что и привело в итоге к первым столкновениям и жертвам…

11

Ну а дальше… дальше давайте предоставим слово Валерию Борисовичу Иванову, замечательному русскому писателю-патриоту, коренному севастопольцу и полковнику запаса, автору 6-томной серии книг «Тайны Севастополя». Имея доступ к военным архивам города, он изучил историю восстания на «Очакове» с документальной точностью, как, может, никто другой, - по дням, часам и минутам. И лучше и точнее его её никто не расскажет. Не станем этого делать и мы, а лучше предоставим знатоку-летописцу слово.
Итак, В.Б.Иванов пишет:
«11 ноября 1905 г. в казармах флотской дивизии начался стихийный бунт, охвативший до двух тысяч её матросов и часть солдат. На грани мятежа оказались оба расквартированных в городе пехотных полка - 50-й Белостокский и 49-й Брестский. Лишь уговорами и обманом офицеры смогли увести их за город и отделить от проникших в полковые казармы городских манифестантов.
“Матросы овладели дивизией и положением дел, мастеровые порта присоединяются к социальной партии, для подавления <…> указанного движения необходима присылка больших военных сил с артиллерией или подчинение всем требованиям”, - докладывал царю в Петербург вице-адмирал Чухнин 12 ноября.
В тот же день на заседании Севастопольского совета депутаты избрали “матросскую комиссию” и поручили ей подготовку перехода власти в руки совета, организацию охраны порядка в городе и обеспечение продовольствием и топливом.
Утром 13 ноября Севастополь был объявлен на военном положении. Южная бухта, Исторический бульвар, Морское собрание, гостиницы, рестораны, парки, Корабельная сторона, Лазаревские казармы и морской завод - всё это пребывало в ожидании чего-то значительного.
Лазаревские казармы становились то сценой, то залом. Сначала матросы наблюдали за происходящим в городе, как зрители, затем они сами стали актёрами и выступали на сцене Корабельной стороны. Город внимательно наблюдал, как матросская буза, начатая в казармах, затем выплеснулась на улицы, и как бушевали многотысячные матросские толпы. Агитаторы внушали, что свобода - это когда на работу ходить не надо, кто больше получает, тот пусть и работает.
Что ещё усугубляло ситуацию осенью 1905 года? Только закончилась русско-японская война, но солдат не демобилизовывали. Адмирал Чухнин - главный командир Черноморского флота - отправил в Петербург запрос, когда выйдет указ об увольнении тех, у кого вышел срок службы? Нрав адмирала был тяжёлым, и матросы его не любили, в то же время Чухнин был хорошим моряком. Чтобы не создавать чрезвычайной ситуации, Чухнин отдал распоряжение не поддаваться на провокации…»
……………………………………………………………………………………………………………………………..
«Шмидт никогда не состоял ни в одной партии. Он вообще избегал стадности, ибо мнил себя личностью чрезвычайной, для которой все партии тесны. Но когда в Севастополе закипели политические события, он, озлобленный “несправедливостями”, примкнул к оппозиции и стал очень активен. Будучи хорошим оратором, Пётр Петрович, участвуя в антиправительственных митингах, говорил так резко и энергично, что за радикализм речей был взят под арест.
Хотя вскоре его освободили, эти выступления, и отсидка на гауптвахте создали ему репутацию революционера и