Означивание

Витольд не видел старика, а когда увидел, то вышел за ним из троллейбуса.
-Я хотел бы отблагодарить вас,– сказал он и протянул старику пакет с деньгами.
-Ваши родители полностью отблагодарили меня в свое время.
-Все равно. Примите это, – сказал Витольд и сунул пакет в руку старику.
Тот смотрел на него, и по щеке его катилась слеза. Он вытер ее и сказал:
-Мне было радостно увидеть вас. Я словно в прошлое вернулся. Вы мало изменились внешне, я сразу узнал вас. Это потому, что жили с чистыми помыслами, и жизнь не избороздила ваше лицо морщинами. Не то, что у некоторых.
-Мои помыслы не отличались чистотой, – возразил Витольд.
-Значит, было что-то еще. Любовь, например. Я свою потерял очень давно, и жил всегда как грешник.
-Насчет любви соглашусь. В остальном – я грешник не меньше других. Прощайте, мне пора, – кивнул Витольд и пошел прочь. Он решил в дальнейшем больше не садиться в этот троллейбус, потому что вся эта история утомила его.
    Живешь, никого не трогаешь, почти ни с кем не общаешься – но нет, кто-нибудь, да принудит тебя к общению. Хоть из дома не выходи, думал Витольд и злился.
    Геля согласилась с ним насчет троллейбуса и вообще старалась отвлечь – рассказывала о фильме, который недавно посмотрела. Витольд редко смотрел телевизор. А он все думал об этом старике. Вдруг через пять лет и я таким же стану, немощным и слезливым? Ну, уж нет! У меня есть Геля!
    В этот день они гуляли дольше обычного, тем более что стояла отличная погода и хорошо дышалось. А дома он разбирал письма из почтового ящика и читал сообщения в сети. Как он ни старался изолироваться от мира, прежние знакомые, друзья, приятели доставали его – поздравлениями, приглашениями, сообщениями о событиях своей жизни. И почему люди лезут ко мне? Я ведь никому не отвечаю уже несколько лет. Можно ведь понять, что не хочу общения. Что их заставляет писать мне? Зачем?
На мейл ему пришло письмо от Ивана, который приглашал его на свой юбилей. Витольд сидел и думал. Он проработал советником у Ивана много лет, поэтому отказаться было невежливым. Наверняка Иван знал, что Витольд здоров, поэтому пришлось сообщить обо всем Геле. За время своего уединения Витольд отвык от сборищ, но Ивану он не мог отказать. Тем более что тот написал: Жду тебя и Гелю более всех других. И обязательно возьми с собой старшего внука, у меня есть для него отличное предложение.
    Егор обрадовался новости и с нетерпением ждал банкета. А Витольд окончательно замкнулся на это время, хотел сосредоточиться, дабы не растерять то, что уже накопил в уединенной жизни. Он по опыту знал, что большое скопление людей способно нарушить его энергетику и откачать у него значительную часть сил. Именно поэтому он всегда ощущал опустошение после любых подобных мероприятий. Только Геля могла защитить его от этого.
    Перед самим торжеством он тщательно проверил все свои записи, сохранил все необходимое в архив и постарался зафиксировать в мозгу самые главные выводы, которые успел сделать за все последнее время. Потому что боялся, что этот фуршет может повлиять на ход его мыслей, который он выстраивал последние пять-шесть лет. И это был непростой труд, хотя внятно объяснить его суть кому-либо и себе самому он был не в силах. Но он точно знал, что именно напряжением мысли очистил свое сознание от наносного мусора. А теперь предстояло окунуться в этом мусор с головой.

***6 
    Геля видела, что он напряжен, и знала почему. Поэтому сказала:
-Ты не должен бояться. Разрушить можно лишь то, что неустойчиво и сидит неглубоко. Мысль невозможно остановить и заставить свернуть в сторону. Пусть она вильнет пару раз вправо-влево, но основной вектор направляет твое сознание, которое опирается не на сиюминутные настроения, а на то, что уже стало твоим фундаментом. Именно поэтому люди бывают одержимы идеями, и каждый раз возвращаются на свои круги.
-Наверно, ты права. Я буду счастлив, если ничто не сможет исказить то понимание жизни, которое уже сформировалось у меня. Но помнишь буддийскую мудрость – Никто тебе не друг, никто тебе не враг, но каждый человек тебе учитель?
-Науку, которую ты уже получил за жизнь непросто поколебать чем-то. Можно лишь дополнить. И это не должно пугать, напротив, это должно радовать тебя. Любая свежая струя должна радовать.
    Она всегда понимала его. Когда они познакомились, она понимала его нутром. Сейчас она полностью прониклась его мыслями, хотя имела свое собственное, не всегда аналогичное с Витольдом мнение о разных явлениях и предметах. Потому что лучше чувствовала людей. В этом Витольд полностью полагался на нее. Потому что сам стал со временем ортодоксом во многом и людей оценивал по уму, отключив чувства. Все потому, что чувства его почти полностью принадлежали лишь Геле. Остальные люди для него словно лишились и доброты, и слабостей, и влюбленностей во что-то или в кого-то. Он уже давно воспринимал окружающих строго рационально и часто, если не всегда, сразу делил людей на умников и глупцов, не учитывая нюансов. Это Геля находила ростки ума в каждом проявлении близких или просто знакомых. И ценила в людях сострадание, заботу, мягкость, душевность и т.п. Витольд воспринимал все эти качества холодным рассудком с точки зрения нравственности и рациональности. Только Гелина нежность и забота заставляли трепетать его сердце. В остальных он сразу предполагал глубоко сидящую корысть в любом добром проявлении.
-Большинство людей потеряли истинную нравственную чувствительность,– сказал он однажды внуку, – Они смотрят по телевизору на ужасные разрушения и гибель людей от землетрясения, делают вид и говорят, что сочувствуют, а сами с аппетитом доедают свой борщ на обед. И это не лицемерие, они действительно внешне сочувствуют и даже готовы стать волонтерами или оказать материальную помощь. Но чувства их при этом спят глубоким сном, грудь их не наполняется живой болью от вида страданий других людей.
-Не будь жестоким, – возражала ему Геля, – Достаточно того, что человек готов пожертвовать чем-то для других. Искренне и глубоко может сопереживать лишь тот, кто испытал что-то подобное. Вряд ли с такими чувствами человек будет доедать свой обед, если увидит боль и страдания других. Мы с тобой ведь тоже выступаем как наблюдатели, которые испытывают лишь горечь, но даже не пытаются действовать с целью помочь кому-то.             
-Помочь кому-то конкретному мы с тобой всегда готовы. Я даже понимаю тех, кто просто зажигает свечи на улице и кладет цветы. Но доходит ли их сострадание до пострадавших?
-Это работает как психологическая поддержка. Неужели ты настолько очерствел?
-Да, наверно. Но все эти ритуалы, флэшмобы мне трудно понять. Я понимаю лишь действенную помощь нуждающимся. Это вопрос совести, а не эмоций.

    На юбилее он вел себя словно замороженный. Геля, как могла, пыталась смягчить впечатление от поведения мужа. Он поздравил юбиляра, но не отвечал на приветствия других знакомых и сразу уходил в сторону, если кто-то подходил к ним с Гелей с разговорами. Именно она отвечала на все вопросы. Через час после торжественной части Иван наконец-то подошел к ним и увел Витольда в сторону. Они о чем-то поговорили. Геля с тревогой посматривала в их сторону. Но Витольд выглядел, словно одеревенел. Иван позвал Гелю и сказал ей:
-Ангелина, уведи его незаметно. Он совсем отвык от публичности. Потом вдвоем с ним выпьем и расслабимся. В конце концов, мы с ним уже в том возрасте, когда можем себе позволить игнорировать толпу и приличия. И не переживай ни о чем. Витольд самый близкий мне друг, я никому не позволю злословить о нем.
    Однако даже дома Ангелина видела, что муж не в себе. Она помогла ему переодеться и сесть в кресло. Принесла травяной чай.
-Витя, очнись. Все уже позади, – говорила она, обнимая его.             
-Да, да. Я в порядке, – отвечал он, но она видела, что он далеко не в порядке.
Ночью ей пришлось вызвать ему неотложку – впервые за долгое время. Потому что он лежал совершенно безучастный ко всему и не отвечал на ее вопросы. Приехал Егор, чтобы помогать Геле. Однако ступор, в который впал Витольд, не был предвестником инсульта или чего-то еще. В частной клинике, куда они приехали, наблюдающий его врач после осмотра и нескольких вопросов сказал Геле:
-Это чисто интеллектуальный протест. Физически он здоров, не имеется никаких отклонений.
-Но он даже мне не отвечает,– заплакала Геля.
-Уверяю, это пройдет. Как бы объяснить… Он просто ушел в себя, выставив броню.
-Да, он пишет книгу, – вмешался Егор, – И наверняка хотел защититься от воздействия множества людей на банкете. Он ведь многих там знает, но почти ни с кем не хотел общаться.
Геля плакала, впервые за очень долгое время. Егор успокаивал ее:
-Тётя, пойми, он в порядке. Все будет нормально.
-Сборище стариков, – вдруг услышали они слова Витольда, – Самовлюбленных и напыщенных стариков, увешанных регалиями.

***7
    Почти три дня Витольд приходил в себя. Молча вставал, молча ел, молча садился за ноутбук, но ничего не писал. Геля хотела взять отгулы, но он отрицательно мотнул головой на ее вопрос. Два следующих дня он также не произнес ни слова. На помощь Геле пришел Егор и напал на деда:
-Чем тётя виновата? Почему ты не разговариваешь даже с ней? Она вся извелась! Тебе совсем ее не жаль?!
-Тётя? – удивился Витольд. Потом посмотрел на внука и сказал:
-Проводи меня, я хочу встретить ее с работы.
Они вышли и сели в машину к Егору. Геля не удивилась, но обрадовалась, потому что Витольд обнял ее и шепнул ей на ухо:
-Прости меня, моя принцесса.
Он сто лет ее так не называл. Не сто, конечно, но лет тридцать точно. Когда родилась Лена, из принцессы Геля превратилась в дорогую. Уже в то время Витольд постепенно освобождался от любого пафоса и от игр в слова. Из своей речи он изъял все, что имело уменьшительные и ласкательные значения, все, что могло быть воспринято как лесть или попытка расположить к себе собеседника, любые похвалы и слова восхищения. Для Гели у него осталось лишь одно тайное слово, которое он говорил ей наедине – люблю. И произносил он его всегда на пике чувства, но едва слышно, только ей на ухо. Поэтому она так удивилась "принцессе". Но какая-то догадка все же мелькнула у нее. Так он медленно, но верно восстанавливал весь пройденный путь, которым шло развитие его сегодняшних мыслей.
    Он не хотел терять ни дня, потому что считал, что в 70 лет может умереть внезапно, без причины. Поэтому спешил и записывал все, что продуцировал его мозг. Его здоровьем занималась исключительно Геля. Сам он не желал тратить время на какие-то оздоравливающие мероприятия типа бассейна, массажа, лечебного дыхания, гимнастики. Все это заменили ему прогулки с Гелей с ее работы до дома. Ведь теперь они больше не ездили на троллейбусе, когда она возвращалась из библиотеки. Витольд отвлекался от своей работы над текстом только на Гелю. Он вновь ни с кем не общался, даже Ивану не отвечал. Но тот давно привык к этому и спрашивал о здоровье друга у Гели. А теперь и у Егора, которого пристроил в одну фирму юрисконсультом на приличный оклад. Эту новость Витольд вообще проигнорировал как несущественную. Геля сама благодарили Ивана.
-Он всеми днями пишет? –