Сахалинские каторжанки 1970-90

развернулся и домой побрел.
— А я тебе говорила, — сказала ему дома супруга. — Не тронь внучку! Кто ж тебя болезного задарма выходит, окромя неё?
— Хто, хто! Зятек будущий вылечит, ежели чего.
Бабка снова ничего не поняла.
— Толик, жених Инкин тоже к ведьме, гадёныш, бегает!
— Вот те на! Может, мы чего не знаем, может, у знахарки уже вся местная школота обучается?
— Не, не приметил. Только наши вдвоём сидели.
— Слышь, дед, а ведь совсем пропал пацан!
— Пропал. Ведьмака нам ещё не хватало.
— Да я не о том. Охота мне на свадьбе погулять. Не пора ли сватов звать?
— Да ты что, старая, они же дети!
— Дети. Но пока эти дети подрастут, мы сдохнем.
— Сдохнем, — согласился дед, пощупал лысую бородёнку и крякнул. — Свадьба хорошо, свадьба — дело хорошее. Ай! Ставь, мать, бражку в бидоне, самогон гнать будем. А я к сватам!
Дед подскочил и побежал искать сватов. А бабка поволокла во двор бидон, чтобы его отмыть.
— Дин-дон, дин-дон, дин-дон! — звенел бидон.
А тучи плакали и звали деда с бабкой на небо. А куда ещё дураков девать? Только в небушко, только к облакам. Ведь умных в землю ложат. Или кладут? Неважно!

Долгие проводы

Каргаполовы дружили с Зубковыми, Зубковы дружили с Бургановыми, а в итоге, всем трем семьям пришлось дружить вместе. И у каждой семьи были дети 1970 года рождения. У Каргаполовых — Толик, у Зубковых — Инка, а у Бургановых — Ирка. В гости друг к другу эти семьи ходили чуть ли ни каждый день и с детьми. Дети играли, играли и засыпали. А когда нужно было идти домой (где-то в 12 ночи), двух отпрысков будили и сонными волокли домой. А хозяева дома провожали гостей. Дойдя до дома гостей, укладывали ребенка спать и шли провожать следующих гостей. Укладывали второго ребёнка и шли провожать хозяев, а потом снова гостей. И так ходили туда-сюда до трёх часов ночи. Моцион типа того, ага.
— А ведь завтра на работу.
— Не беда! Молодые ещё.
— Отоспимся на том свете.
Ну спите спокойно, мои родные.
— Да нет уж, Инна, не видишь, мы всё ходим и ходим по нашим любимым улочкам туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда...

Телефон

Каргаполовы и Бургановы жили в благоустроенных домах — пятиэтажках. Поэтому у них со временем появились телефоны. Когда они хотели идти друг другу в гости, то звонили и предупреждали. А в нашем частном секторе телефония, как государственная данность, отсутствовала. К нам гости ходили нахрапом, ну мы к ним так же. Уходя от нас, они говорили:
— Прощевайте, Зубковы! Ну а ежели чего, то звоните.
— Куда звонить? — всплескивала руками моя мамка. — В таз что ли стучать?
— Во-во, в тазик нам и звоните, придём!
Я смертельно завидовала тем, у кого есть телефон.
— Все люди как люди, звонят в трубку! А мы, видите ли, в тазик.
Такая несправедливость меня очень сильно угнетала. Правда-правда! До сих пор угнетенная хожу. В тазик мне звоните. Понятно? Непременно отвечу:
— Алле, тетя Инна у аппарата...

Поселковые автобусы

От моего дома до школы 3 км. Пешком идти проблематично, дорога у нас узкая, частенько и грязь по колено, а тротуар деревянный, скрипучий, да и не на всех участках он есть. Вдоль грунтовой дороги тянется железнодорожная узкоколейка: паровозик возит уголь от шахты до берега (то есть до пирса, а там его на теплоходы и тю-тю... в Японию или ещё куда подальше).
Обычно я ходила по Ж/Д линии: по обочинам шпал сухо и от паровоза есть куда уклониться. Все так ходили. Но ездил по поселку и автобус. Правда, денег на него часто не было: зайдёшь в кулинарию, потратишь всю мелочь на пирожки, чебуреки или пирожные и прёшь довольная домой, пешкодралом! А автобус — это вообще проблема! То аж до самой шахты уедешь (ещё плюс 3 км от моего дома) интересно же по окрестностям комбината полазить! То портфель в авто забудешь, ждешь его потом полчаса, чтобы вернуть свои учебные принадлежности. В общем, пешком проще, чем стоять на остановках, ждать рейсового долго-долго и ехать в давке.
А вот сегодня черт дернул меня залезть в это чудовище и натерпеться там всякого:
— Вон, погляди как дочка у Зубчихи подросла. Ой, да конопатая какая, вся в Ваньку пошла!
— Ну да, а кажется будто вчера она вместе с женихом Каргаполом траву на поле поджигала. Помните, тогда электрический столб чуть не сгорел!
— Помним, помним! Их мамашам надо было жопы тогда ещё поотрывать, чтоб не сидели, не жрали, а за детьми приглядывали покрепче!
— Ага, вон стоит теперича их малолетний ублюдок, ишь, зенки выпучила, смотрит...
А я стою и вспоминаю как в шестилетнем возрасте Толик потянул меня в очередной раз проказить.
— Но я же спички даже в руках не держала, — пытаюсь что-то промямлить в своё оправдание.
— Иди, иди, соучастница, твоя остановка, вылезай.
Чертыхаясь, выхожу и обещаю самой себе уехать из Мгачи навсегда-навсегда: «Чтобы прошлое больше никогда не слепило в мои чистые, незамутненные грешками глаза.»

А я в автобусах скучаю,
ведь шофер не нальёт мне чаю
и место свое не уступит.
Он взгляд напряженный потупит,
когда я спрошу его: — Знаешь,
никогда ведь не угадаешь,
когда гаишник умелый
помашет тебе черно-белым
и пригласит поздороваться,
чай попить, постоловаться.
Мне скучно с тобой, водитель,
ты не руководитель,
не президент, не бог.
Слышишь, мотор заглох,
приходится выходить:
— Может, пойдём чай пить
и разговаривать по душам
о грибах, рыбалке... Я дам
тебе номер своего телефона.
Звони в рай, ответит Зубкова.

Лесопильные дела

Это как раз из той серии, когда родители гостили друг у друга и делились последними поселковыми сплетнями. А пока взрослые ужинали, мне и Толяну разрешалось гулять где угодно до часу ночи. А наевшись, предки приступали к поискам детей с фонариками:
— Толик! Инка!
И находили. Обычно мы гуляли за лесопилкой в лесу у речки — любимое место Толяна. И не случилось же с нами никогда и ничего! Только ноги мокрые... Ай и ладно. А если забредут в какой амбар или в контору, и их сторож шуганет, так то не страшно. А на лесопилке даже сторожа не было. Залезешь внутрь через дырки и гуляй себе по опилкам, по ножам да по ленте.
А днём я с отцом за этими опилками ходила. С собой два мешка, тележка (или санки) и стоим, мешки держим, пока из жерла в них опилки сыпятся, которые очень нужны нашим свиньям: они на них живут и из них нам навоз делают. И ведь не проболталась я ни разу, что с дружком по вечерам через пилы да ножы протискиваемся, и гуляем по деревянному коридору, приводя своей смелостью в ужас Лесопильного духа.
— Пап, а зачем наш лес всё пилят и пилят?
— Ты хотела сказать: рубят?
— Ну рубят, а потом пилят.
— Вот в том-то и разница! Для нужд посёлка пилят совсем немного. А на Востоке и у берега моря видела целые горы бревен? Так вот, их укладывают на корабли и увозят.
— Куда?
— За границу. Всё им мало, сволочи! Сосут и сосут, сосут и сосут...
— Что сосут, папочка?
— Кровь нашу сосут! Видишь, твой отец совсем обескровил?
Я подозрительно приглядываюсь к румяным щекам отца и понимаю, что ничего не понимаю.
— Пап, а у лесопилки есть Лесопильный дух?
Ивану Вавиловичу не до этого, он совсем уже раскраснелся и обкладывает трехэтажной руганью загадочную заграницу Японию, Брежнева и весь белый свет заодно. Вздыхаю и без него обдумываю образ Лесопильного духа: «Может, у него и жена есть — Лесопильниха. Наверное, они добрые, ведь даже ночью нас с Толяном не пугают, а сидят себе тихонечко и пилят, пилят, пилят...»
Всю страну распилили уже нахрен!

Капитан скал, лесов и шалашей

Толик как затащит  меня в лес, так там обязательно построит шалаш и рядом разведёт костёр, а мне приходится ему помогать.
— Ну как тебе наш шалаш? — спрашивает он.
Пожимаю плечами, не скажу же я, что мне больше нравится есть ягоду прямо с куста, чем заниматься домо-обустройством:
— Нормальный такой шалаш, а мы будем играть в семью, суп из мамонта варить?
— Не-а, я никогда не женюсь, капитаном хочу стать! — дружок берет меня за руку и уводит подальше от жилища, в болотистый овраг — кушать ягодку маховку.
«Черт лесной, как будто мысли мои прочитал!» — бурчу про себя, ковыляя за шустрым пацаном.
Если вы никогда не пробовали маховку, то ничего не потеряли, она растёт редкими, одинокими, почти лысыми невысокими кустиками, с рифлеными листочками, как у клёна, сама красненькая, покрыта маленькими усиками — мхом, а внутри жидкая. Наверное, вымирающий эндемик Сахалина, её даже в энциклопедии не найти.
Маленькая маховка весело лопается на языке, я спрашиваю у Толяна:
— Коль ты хочешь стать капитаном, то почему всё время гуляешь по лесу, а не по морю?
— Да, да, пойдём на море! — вспоминает Толик и ведёт меня на запад.
Целых три километра шагаем по бурелому параллельно мгачинской дороге. Этому молодому леснику ничего не стоило спустить наши тела вниз и пойти, как белым людям, по дороге. Нет, наш капитан выискивает путь потруднее!
Добрались мы, наконец, до берега. Вон оно море — внизу под нами да под скалистой сопкой. Спускайся и беги по серому песку босиком!
— Инн, а давай по скалам лазить! — кричит Толик.
И я (куда уж денешься) со своим капитаном обследую прибрежные скалы. И хочу только одну фразу кинуть в его все время ускользающий зад:
— Может ты ошибся, может ты хочешь стать не капитаном, а каскадером, скалолазом, спасателем? Лешим, на худой конец!

Мгачинский леший

Толик — очень приставучий парень:
— Инчик, айда в лес, я тебе лешего покажу!
— Ну айда так айда.
После четырёх часов бесцельного скитания по опушкам, я хитро спряталась за ёлочкой:
— Толик, ну и где же твой леший?
— А вот он я! — мой дружочек соорудил корону и юбку из папоротника.
Я сощурилась ещё хитрее:
— А знаешь, когда-нибудь наступит на земле самый волшебный день, когда я вырасту, превращусь в большую, толстую тётю, стану писательницей и тогда... Тогда я напишу какой во мгачинском лесу леший — дурак!

Дед Каргапол

Во Мгачах обосновались татары и русские, корейцев и народов севера нет совсем. Я верчусь вокруг матери и спрашиваю:
— Мам, а почему бабушка Толика на нас не похожа?
Валентина Николаевна лепит пельмени:
— Какого Толика, доча?
— Ну, нашего Толика!
Скалка выпала из мамкиных рук:
— Ты хочешь сказать, твоего Толика? Вы что, уже поженились и нас в известность не поставили? Вань, глянь-ка на них, они уже тогось, а родители побоку!
— Мама, я не о том! Почему у Каргаполовых бабушка не такая, как моя?
— А что с ней не так? Вы точно не женаты?
— Ну, мама! У неё лицо круглое-круглое, и глаза как ниточки.
— Ой, ты господи! Да то ж когда война была, фашиствующие японцы взяли в плен корейцев, пригнали их на Сахалин и сделали своими рабами. Так вот, эта бабушка и есть кореянка, бывшая пленная.
— Да? То-то я смотрю, дед Каргаполов ходит и глазами зырк-зырк, как самый настоящий фашист! Мам, пойдем их бабушку из рабства выручать. Это ж надо! Сколько же лет он бедную женщину в плену держит? А вы ходите такие, делаете вид, что всё нормально. Вот кто вы все после этого?
— Инна, тут нет японцев, и дед Каргапол — русский!
— Да мне какая разница: в русском она плену или в японском!
— Донь, а ты куда помчалась?
— Сказать Толику, что никогда на нём не женюсь! Поганая его фамилия, ой, поганая!

Рисовальщики

Рисовала я долго, много и красиво. Как мне казалось! Кошки, люди, природа — всё это тщательно вырисовывалось. Изобразить что-то фантазийное у меня не получалось, не хватало