Сахалинские каторжанки 1970-90

разгладил усы, звякнул медалью, расправил военную форму и подмигнул внучке.
— Бабушка, а это кто? — побежала я показывать хозяйке служивого.
— Дай! — Дуська недовольно вырвала солдата из детских рук, бережно протерла стекло подолом юбки и поковыляла ставить вояку на место. — Муж это мой, Матвей. Убили его в сорок пятом.
— Муж?
Вот никто бы из детского населения поселка никогда бы и не подумал, что у ведьмы был муж. Этот факт так удивил, растрогал и опечалил меня, в моей душе тут же произошла маленькая революция. Я пожалела старушку и уже нехотя положила «Азбуку» на стол:
— А вы его любили?
Бабка зло сверкнула глазами:
— Ещё один вопрос, и я вышвырну тебя отсюда!
Ведьма плеснула в чайник водицы, поставила его на печурку, сдвинув котелок с вареной картошкой на самый край. И подкинув уголь в огонь, уселась за стол.
— Давай сюда свою науку.
Я оживилась, лихо взгромоздилась рядом, открыла учебник и ткнула в первую же страницу пальцем:
Арбуз круглый и смешной,
тяжелый, сладкий, мы пешком
пойдём за ним на базар.
«Нет, на автобусе давай!»

Баба Дуся посмотрела на меня, как на придурочную, и загадочно процедила:
— Ещё давай!
Учителка кивнула и перелистнула страницу:
Бузина горькая ягода, но красивая,
невкусная, от того и плаксивая,
до земли свисают гроздья:
вы не ешьте меня, бросьте!

И тут бабка пришла в неописуемый восторг, захлопала в ладоши, засмеялась двумя последними кривыми зубами и закудахтала:
— Ещё, ещё!
Я строго на неё зыркнула, ведь у меня были и другие планы — заняться правописанием пройденных букв, но быстро сообразила, что вряд ли у знахарки найдутся ручка и бумага. И, не отважившись спросить её об этом, решила: «Ладно, потом свои тетрадки принесу». И открыла третью страничку:
— А это буква «В»...
Всего лишь через час-полтора в книжке закончились все стишки, и я перевела взгляд на свою ученицу, та довольная хлебала чай из медной кружки и закусывала сухарями. Точно такая же кружка стояла и предо мной, а рядом сахарница. Напившись чаю, я нашла глазами цветные карточки, лежащие рядом с игральными картами и спросила:
— А это что за картинки?
Бабка взяла их в руки, перетасовала и ответила:
— Карты Таро, по ним гадают да судьбину предсказывают.
У меня загорелись глаза:
— Научи!
Ведьма задумалась:
— Да я б тебя научила, но такая наука опасная, за неё мзду платить надо.
— Какую мзду?
— Ну, оброк.
Ребенок опять не понял. Старуха разозлилась:
— Коль подаришь мне свой волшебный самовар, так научу тебя ворожить!
— Какой такой самовар?
— А тот, который Карачун тебе в лесу подарил.
Я уже и забыла, откуда в нашей семье появился всеми любимый пухлый самовар, забыла про свой давнишний поход в зимний лес, про злого-доброго деда Карачуна. Я тряхнула головой и медленно вылезла из-за стола:
— Пойду, пора мне.
И, пятясь, двинулась в прихожую. Еле-еле отворив тяжелую дверь, нырнула в сени, а из них во двор и вниз по горке до родной избы!

Урок правописания

Я никому из домашних не сказала, где была. А и кому такое расскажешь? Родители отругают, Толян тоже, а дед с бабкой умрут от зависти, ведь любимая внучка не им стишки читала, а злющей ненавистной ведьмачке.
— «Азбука!» — вспомнила девочка. — Я ж её у Дуси оставила!
Букварь — книга ценная, ею разбрасываться нельзя. Молодая горе-учительница всю неделю страдала: и так прикидывала, и эдак. Даже обдумывала план незаконного проникновения в чужое жилище. Но в следующее воскресенье я очень легко и уверенно схватила с полки чистую тетрадку, ручку. И побежала в горку, прямо к дому бабы Дуси. А в голове только одна мысль: «Лишь бы никто меня не увидел!»
Прибежала. Подышала минут пять на выкрашенный зеленой краской забор, тихонько скрипнула калиткой и сделала шаг на тропу очень жадной до чужого добра ведьмы. А та как будто меня ждала. Старуха сидела на крыльце своего теремка. Бабка хмыкнула, чуть присвистнула, оторвала свои дряхлые телеса от ступенек, призывно кивнула, развернулась к входной двери и поковыляла внутрь. Я, как завороженная, следом.
А в хате баба Дуся посадила гостьюшку за идеально чистый стол (предметы ворожбы, видимо, куда-то попрятались от юной ленинки). Ведьма отхаркнула кровью в ведро с углем и прорычала:
— Давай, учи! — она бросила невесть откуда взявшийся букварь на стол и присела на стонущую от долгой жизни табуретку.
Я аккуратно открыла тетрадку и пододвинула её к старушке:
— Баба Дуся, давайте я проверю, умеете ли вы писать. Распишитесь!
Ведьма опешила.
— Ну, поставьте свою подпись на бумаге, то есть фамилию вашу напишите.
Дряхлеющая с каждой новой секундой ученица, вспотев и хорошенько отхаркавшись, неуверенно взяла в корявые пальцы ручку, повертела её в руках и чуть не поставила на бумаге свою кривую закорючку, но вовремя спохватилась и накарябала жирный крест.
Я посмотрела на этот крест и вздохнула, так как уже знала, что до революции крестом расписывались абсолютно неграмотные люди (в школе учительница рассказывала).
— Так, так, — пробурчала я, вырвала ручку из рук тёмной необразованной женщины, и каллиграфическим почерком вывела...
— Это буква «А».
Дуся удивлённо хмыкнула, один глаз её безумно и азартно заблестел, а второй, покрытый бельмом, почему-то не проявил никаких эмоций. Теперь она выхватила перо из рук светлой образованной девочки, и тремя палками дала понять, что...
— Это буква «А».
Я удовлетворенно кивнула: мол, лиха беда начала. И урок начался!
Долго ли, коротко ли я учила знахарку — и сама не поняла. Но знаю точно: урок шёл до той поры, пока Дуся не поставила на стол пшённую кашу со шкварками и домашний хлеб.

Кто колол дрова для Дуси

Наевшись, пыхтя и отдуваясь, обе выползли во двор. Присели на скамеечку и стали рассматривать вдаль бегущие облака. Одно облако было похоже на боженьку, а другое на чёрта.
— Бр-р-р! — тряхнула внученька головой и перевела взгляд на аккуратно сложенную поленницу дров, накрытую от дождей куском рубероида.
Потом я поискала глазами сарай с углём. Нашла. Всё было в порядке: уголь внутри, и его много, потому как из маленькой дверки он изредка высыпался наружу и лежал у порога чёрным неприветливым ковриком. Всё как у всех!
— Дуся, — я перевела взгляд на одиноко-живущую хозяйку. — А кто тебе привозит уголь, лес? Кто чурки пилит, дрова колет и уголь в сарай лопатой перекидывает?
Дуся смутилась:
— Как кто? А все. Даже батя твой давеча колол.
— Как так? — не понял ребёнок. — Мы с мамкой ничего об этом не знаем.
«Никак ведьма приворотом берёт себе рабсилу!» — у ужасом подумала я.
Но карга быстро одернула мои недобрые мысли:
— Ишь ты, приворотом! А за три рубля не хочешь?
В голове у школьницы пронеслась целая буря эмоций, и осенила догадка:
— Так вот откуда наши мужики деньги на выпивку берут!
Старуха хмыкнула и отмахнулась:
— Моё дело заплатить.
Я встала с лавки и обиженно отряхнула платье:
— Ну, знаете, бабушка, я, пожалуй, пойду! — и бодрым шагом зашагала к калитке.
— Постой! — замахала мне вслед пожилая женщина. — А я, как бы я зиму лютую без дров пережила, ты обо мне подумала?
Но я о ней не подумала. Не подумала я и о снова забытой у ведьмы «Азбуке», ручке и тетрадке. Распсиховавшись, я маршировала до своей хаты, считая всех одиноких баб и бабушек в селе, в городе, стране, тщетно пытаясь вычислить процент спившихся из-за них мужчин.
А в небе хитро щурилось облачко-чёрт, и почему-то недовольно потряхивало седой бородкой облако-бог:
— Эне-бене, барабу, лезет рыжий черт в трубу, а повсюду рай, рай! Сиди дома, не гуляй, не то демон у ворот на суд божий позовёт.

Магия и сказочный самовар

Наступило лето. Школьники всецело растворились в жаркой поре каникул. Толян с головой окунулся в авиамоделирование: что-то с мальчишками они там клеили, вроде, самолетики и запускали их на футбольном поле, тем самым немало раздражая другую социальную прослойку детей — футболистов. Девчонки же собирались кучками на школьном дворе, а там чертили мелом на деревянных дорожках разнообразные фигуры и прыгали, скакали по ним до изнеможения.
А я занималась тем же, чем и все девочки, но по понедельникам (в неприемный день) повадилась ходить к бабе Дусе. Я научила ведьму читать и писать, а та в награду за нелёгкий труд, обучила внучку гадать на картах Таро и разбираться в лечебных травах.
Нет, конечно, не всё так было просто. Бабка долго вымаливала волшебный самовар в обмен за тайные знания. Нет, она просто издевалась надо мной, ведь историю про мой самовар знал весь поселок. Спасибо родственничкам за это!
Но однажды я пришла к яге с самоварными красками и красочно разукрасила её чайник. И карга растаяла. Она тягала меня по лесу и учила не только рвать травы, но и слушать о чём поёт лес, разговоры животных, шёпот злых и добрых духов, и даже читать мысли людей.
Угадывать мысли оказалось не так уж сложно. Надо было просто приучить своё тело чувствовать тонкоматериальный мир. И детям научиться этому было гораздо проще, чем взрослым. У меня получилось! Теперь я точно знала, что Анатолий меня... Не любит! Он просто со мной дружит. Ну тогда и я тоже просто с ним дружу — решила я. А Дуся радовалась! Зачем ей «он и она»? Ей нужна была преемница, молодая одинокая ведьма.
Но Инна и Толик всё равно гуляли вместе. И никто в поселке даже и не догадывался, чем ещё занимается юная невеста. Эти тайные походы к ведмачке во что-то должно было вылиться. И вылилось сие неожиданно — я научилась слушать свой самовар. Это было так удивительно: медный друг стоял у деда с бабкой, а деточка читала его мысли. Самовар рассказывал хозяйке разные сказки. И где бы я ни была, я слышала эти истории. Они мучили меня днём и ночью, пока не догадалась пожаловаться Дуське. Та как услышала стенания подруги, так страшно разозлилась:
— Тебя, зараза такая, пошто грамоте государство обучило?
— Как пошто?
— А по то! Бери перо, бумагу и записывай свои сказки!
Ну что ж, внучка и села записывать былички злого самоварного духа Карачуна. И меня отпустило. Зато я перестала гулять с женихом. А он бил и бил меня горошинами мыслей прямо в темя:
— Инна! Инна! Инна! Выходи!
А Валентина Николаевна через забор пыталась дотянуться до ухажёра мокрой тряпкой:
— Вали отсель! Занята она, сочинение пишет.
Надо сказать, мама была против ранних половых влечений и поэтому дико радовалась тому, что дочка занялась наконец каким-то другим делом. Толик же печальный уходил к пацанам — жечь костры на берегу моря и купаться.

Сказки

Я всё лето сочиняла стихи и прозу. Вот одна из моих сказочек:

Жил-был медведь,
не умел медведь реветь,
ну, совсем не умел,
может, ягод волчьих съел,
иль сожрал в селе народ,
в общем, мишка не ревёт.
Что же делать, как же быть?
Надо к знахарю сходить.
Пришёл к лекарю медведь:
«Не могу больше реветь!»

Долго думал старый вед:
«Научу тебя реветь!
Заберись-ка на сосну
и спугни злую осу».
Вот полез медведь на ёлку,
напугал веселую пчелку,
а за нею рой, рой:
«Рот пошире открой!»

Открыл косолапый рот,
ждёт, ничего не поймёт.
А пчёлы ему в глотку!
Жалят хлеще водки.
И заревел медведко!
Свалился с толстой ветки.
Ух! Зато здоров
без всяких докторов.

Мои сказки пользовались очень большим уважением у Антонины Марковны. Их даже начали печатать в районной газете «Красное знамя» под псевдонимом