обратно в седло:
– Подмётки дымятся! Сквозь сапоги жжёт!
На песке, наверное, около шестидесяти градусов по Цельсию. Повезло, что песчаных бурь нет, хотя кто их знает, ведь никак не угадаешь – сейчас нет, а через час уже есть. И будешь тогда лошадей спасать, буркой укрывать, да сам с головой в этот раскалённый песок зарываться. Упаси Господь!
Первый день самый трудный. И ещё повезло, что конец весны, что песок здесь крупный, с камушками, копыта казачьих лошадей проваливаются не так глубоко. Если бабки при такой жаре строевой конь собьёт – беда, это ж тебе не верблюд.
В тени джарданга, вытянутого полумесяцем, всем хватило места. Мигом закипел чай в котелках и походных вёдрах. Лошадей водой напоили. Через два часа, когда жара стала спадать, сотня двинулась дальше.
На юге нет сумерек. У путника остаётся максимум полчаса, чтобы определиться с ночлегом, дальше – темень, хоть глаза выколи. Казаки как раз успели подойти к кишлаку. Головной взвод сразу окружил притихшее стойбище, а Василий Гамалий с переводчиком отправился к старшине.
Поздоровался. Тот сквозь зубы ответил на приветствие.
– Как здоровье, уважаемый? – издалека, как принято здесь, начал сотник. И не дождавшись ответа, положил перед хозяином конверт, накрыв его золотой монетой. – Здесь личная просьба генерала Баратова дать нам воды и фуража для лошадей.
Потом достал из кармана толстую пачку денег:
– Мы щедро заплатим!
Дело сразу заладилось. Через час, когда темень накрыла пустыню своим одеялом, дастархан ломился от яств. А щедрый гость всё рассказывал, рассказывал повеселевшему старшине.
– Скоро богатым будешь, уважаемый! Мы – лишь авангард, за нами идёт огромная русская армия. Примешь её – озолотишься. Только пока – тссс! – никому, это военная тайна…
Утром старшина вдруг заупирался, словно почуял что-то. Но Гамалий побожился:
– Доведёшь до лурской кочёвки, хану местному нас представишь – и домой вернёшься к своим жёнам.
Опять двигались строго на юго-запад, до очередного джарданга, где можно передохнуть. И вышли к стойбищу кочевников-луров перед самым закатом. Оставив сотню за барханами, Гамалий поехал к хану втроём, захватив приумолкнувшего старшину.
– Не стреляют, и то хорошо, – ухмыльнулся тихо сотник.
– Ваше благородие, раз они с места не снялись, стало быть, ждут, и, похоже, миром обойдётся, – так же тихо доложил переводчик. – У лури язык особый, я не всё понимаю, но уверен, что слух о нас уже бежит по пустыне.
Это оказалось правдой. Хан отказался кормить казаков и их лошадей.
– Хоть убивайте! – гордо так выдал.
– Хорошо, хорошо, – согласно закивал головой подъесаул. – Только сначала всё племя ваше соберём, другого хана выберем, он и продовольствие нам продаст, и поведёт дальше. А вы, уважаемый, место для своей могилы покажете или вам всё равно где?
Заскрипел зубами лурский хан, словно песка наглотался. Завистливо щурился, когда Гамалий одаривал деньгами старшину, домой его отпуская. Лишь после этого приказал дать воды и фуража. И весь день молчал, пока вёл караван до следующей кочёвки. Молчали и казаки, его охранявшие.
Деньги – это страшная сила. С ними ты – кум королю, а без них – сам не хан и хану не кунак. Об этом знал генерал Баратов, и потому приказал отпустить сотнику Василию Гамалию для подкупа лурских ханов и покупки у них продовольствия 50 тысяч золотых рублей, несколько мешочков с золотыми персидскими туманами, а также 10 тысяч фунтов стерлингов, что британское правительство выделило на рейд спасения своих войск.
Золотыми монетами и ублажал очередного хана Василий Гамалий. Да по-дружески намекал, что лучше из кочёвки никому не выезжать, мол, все тропы уже охраняются казачьими патрулями. Потом шло угощение, а утром подъесаул предлагал «гостеприимному» хозяину проводить сотню кубанских казаков до следующего стойбища – в добровольно-принудительном порядке, по-мирному, как кунак кунаку.
Кажется, было четвёртое или пятое утро. Казак головного разъезда вдруг показался на дальнем бархане. Сняв шапку, он что-то кричал. Но и все уже услышали странное тарахтение. И тут же с нарастающим воем вывалился на караван четырёхкрылый аэроплан с крестами на крыльях. Он летел так низко, что видно было ухмыляющееся лицо лётчика. Одну руку он свесил за борт своей кабины и помахивал гранатой.
– Рассыпаться! – командирский бас Гамалия перекрыл все вражьи вои-звуки. – Слазь! Лошадей держать в поводу!
Самолёт развернулся и пошёл в атаку с хвоста колонны. В этот момент кто-то из казаков подскочил к очередному хану-проводнику, быстро сдёрнул его наземь, накрыл собой и ещё успел крикнуть:
– Песком засыпьте нас!
Граната взорвалась рядом, но осколки никого не задели. Раздосадованный лётчик пошёл на второй круг.
– Пулемётчики, огонь! – привстал на стременах сотник.
Затрещали короткие очереди. И с земли было видно, как щепки полетели от фанерных крыльев аэроплана. Немец круто вырулил вверх и скрылся за холмами Долины смерти.
– Что, командира не стал закрывать своим телом, а местного хана пожалел? – спросил Гамалий, когда к нему подвели того казака.
– Так он же не просто проводник, ваше благородие! – стоя смирно, казак умудрялся ещё незаметно отряхивать с себя песок. – Если б он погиб, все племена поднялись бы, пустыня нашим кладбищем стала б, и мы приказа не выполнили бы…
– Правильно понимаешь! – усмехнулся Гамалий и повторил, вспомнив слова генерала Баратова. – Всё ты правильно понимаешь. Хвалю!..
Вдругорядь подошли казаки к стойбищу, а там – никого. Все, кто мог уйти, снялись, оставив немощных стариков да больных.
– Фельдшеру пройти по палаткам! – приказал сотник. – Накормить-напоить людей, оказать посильную помощь!
Расспросив оставшихся, узнали, что хан приказал бросить всё, а фураж отравить. И правда – несколько казачьих лошадей пало замертво.
По следам быстро догнали подлого хана с его челядью и верблюдами. Василий Гамалий, как всегда, впереди. Мрачно скомандовал он через плечо:
– Передать по цепи: молча мимо – марш!
«Не плевать!» – такого приказа не было? Нет ведь? И казаки активно делали вид, что им песок попал в рот. Один за другим, вся сотня. Только потом повернули разом на юго-запад.
Пустыня в тот день дышала жаром раскалённой сковородки. Пополудни устроили бивак под очередным джардангом, точнее – целой грядой каменистых утёсов. И когда сверху угрожающе скатывались камни, казаки у своих костров догадливо качали бородами: враг идёт по пятам, завтра будет только хуже.
Со следующего дня пришлось вступать в боевые схватки. Оно и понятно: немецкий аэроразведчик и османские агенты уже доложили о движении русских. Сейчас турки наверняка собирают силы, чтобы встретить корпус Баратова. Головной дозор их не особенно интересует. Не станут янычары тратить время на сотню казаков – значит, есть реальная возможность прорваться сквозь их оборону, соединиться с англичанами и выполнить приказ. Приманка, похоже, сработала.
Утром дозорные подняли тревогу:
– Турки идут!
А сотник как раз своих офицеров собрал.
– Здорово ночевали! – Гамалий пригладил свои усы и быстро принял решение.
– Донцам – уйти за холмы вправо, терцам – скрытно обогнуть утёс слева и ждать сигнала. Как только пальба начнётся, атаковать с флангов. Мы с остальными взводами уходим вдоль гряды. Турки явно будут нас преследовать, встретим, зажмём их в полукольцо, пусть уходят обратно той же дорогой. Нам не нужны ни победа, ни пленные. Главное – напугать. Как только они побегут, разворачиваемся и уходим, взяв севернее…
Турки сначала шли широкой цепью. Ближе к утёсу шеренги уплотнялись, перестраивались, а в тень заворачивали уже колонной. Увидев хвост русской сотни, загорланили, рванули вперёд. Добыча казалась османам лёгкой, за вьючными лошадьми они не видели готовых к бою казаков.
Но тут сверкнули на солнце шашки, и с трёх сторон понеслись на янычар горячие кубанские джигиты. Казалось, что вся Долина смерти вздрогнула, задрожала от мощного клича:
– Ги-иииии! Руби-и их! С нами Бог! Мы – русские!
Турецкие лошади, похоже, напугались больше своих хозяев. Не слушая повода, взлягивая от ужаса, они крутились, поворачивали назад. Всё смешалось в тёмную, дико орущую кучу, которая всё быстрее и быстрее, как вода в воронке, потекла за утёс, не оставив в его тени ни пленных, ни порубанных, пострелянных людей. Не было их.
Последняя пулемётная очередь в воздух, и, убедившись, что врага и след простыл, сотня Гамалия ушла с места несостоявшегося побоища, взяв севернее.
Ночевали в горах. Неожиданно нашли заросли тамариска. Поначалу лошади отказывались его есть, а как распробовали – это ж прямо манна небесная, на медовые лепёшки похоже! Короче, славно отдохнули.
Днём видели аэроплан, огня не открывали. После того как одна лошадь с поклажей сорвалась в пропасть, решили выше не забираться. Но внизу ещё одна пала от теплового удара. Нужно было искать место для ночлега.
Дошли до небольшого брошенного стойбища. Без жителей и без воды в колодце. Дозорные поймали какого-то погонщика, привели к командиру. Человек клялся, что не местный, искал своего верблюда, в какой стороне вода, не знает. Гамалий приказал связать его, а утром повесить. Утром же погонщик согласился вести их по нужному маршруту.
Шли долго. Сотник всё чаще сверялся по компасу, потом подозвал проводника и переводчика.
– Переведи, что ему ничего не будет, если честно скажет, почему он ведёт таким кружным путём. Не скажет – тут же будет расстрелян…
Проводник улыбался, когда слушал начало, но улыбка исчезла, когда концовку понял. И раздумывал совсем недолго. Честно рассказал, что ему приказано так вести, чтобы русские здесь больше не появлялись.
Гамалий протянул ему золотую монету.
– Получишь ещё такую же, если поведёшь самой короткой дорогой, а если же старым маршрутом пойдём – получишь пулю в конце.
К вечеру вышли к оазису. Никто не знает, что сказал проводник местному хану, но тот дал и воды, и фуража, и ночлег для казаков устроил. Всего за мешочек золотых. Утром лживого погонщика отпустили, хан взялся сам вести дальше – в расчёте на второй мешочек.
Обошлось дешевле. Вождь очередного племени луров согласился пропустить отряд через свои земли. В знак признательности казаки устроили показную джигитовку для вождя и его больного сына. От восхищения кочевники стреляли вверх из своих винтовок, а вождь умолял подарить понравившуюся ему танцующую лошадь.
Ту, что понравилась, спрятали, а подарили другую – такой же масти, но вьючную. Вождь подмены не заметил. Утром ушли, а ближе к полудню дозорные заметили погоню. Пришлось отгонять их пулемётным огнём. Похоже, быстро оторвались.
Пропустить через свои земли согласился и следующий вождь.
– Только пройти позволяю! И то потому, что вы дозор. Армию вашу турки не пустят – ни англичан, ни русских. Только пройти разрешаю – фуража не дам и торговаться не стану!
На что Гамалий отвечал спокойно:
– Я человек подневольный и должен выполнить волю начальника, пославшего меня дойти до англичан. Если вы, уважаемый, прикажете не продавать мне фуража, то я оставлю лошадей здесь, а сам с казаками пойду пешком. Мы – русские! Всё равно приказ выполним, но потом – вернёмся за
