Жертва

это, — мрачно добавила Мария.
Антоний попробовал приободриться.
— Берите пример с Пахомия. Глядите, как он спокоен.

Это было правдой. Умиравший от страха вблизи смерти реальной и страшной вдруг ощутил облегчение. Он и внешне преобразился. Его прояснившееся лицо источало полное довольство. Он будто уже был у ворот Рая.
— Я успокоился только недавно. Видит Бог, как я боялся этого чужака. Но вы сами, ваша решимость исцелили меня от страха. Теперь на душе у меня свободно и легко.
— Так и должно расставаться с жизнью. — одобрил его Антоний.
— А как расставаться с душой?

Антоний не знал, как можно оправдать такое.  Чем дальше они уходили от деревни, тем более он начинал сомневаться. Не в том, разумеется, что согласился стать жертвой. Но в том, что и других увлёк за собой.
Как и всегда, поддержку ему оказал верный Амвросий. 
— Наши души погибнут не напрасно. А, следовательно, и не погибнут. К тому же мы вместе и можем поддержать друг друга.
— Верно, — оживился Евсевий, — Пока ты не один, самая тяжкая участь не так тяжела, как одному.
— Да, пока мы все вместе, — Таисия украдкой глянула на Евсевия, — и мне легко.

Амвросий, забыв обо всём, заговорил громко, как диакон на проповеди.
— Уверен Господь не оставит нас даже в аду, в самой тёмной пучине, в самом жарком пламени. Покуда будут существовать наши души, в них будет теплиться вера. И через это мы сохраним возможность к спасению. Если мы всё-таки лишимся душ, вера останется с нами. Наша сила в вере. Пока она пребывает в нас, незамутнённая и крепкая, нам нечего боятся. Даже ад верующему не страшен. Бог бесконечно милостив. Если мы заслуживаем спасения, Он вытащит нас и из ада. Но если это не случится, наша любовь к Нему не должна ослабнуть.

Демон резко обернулся.
— Может, уже хватит трепаться попусту о вашем Боге? Мутит, когда вы столько его поминаете.
— Куда ты ведёшь нас? — спросил Антоний.
— Как можно дальше от вашей деревни. А ты думал в ад, да? Отсюда прямиком в преисподнюю, где бушуют языки пламени и черти поджаривают грешников на огромных сковородах. Разочарую или обрадую, ад вовсе не таков. Правда, вам всё равно не доведётся узнать, какой он. Вы же туда не попадёте. И мне вы уже больше не нужны. Можете не переживать за ваши драгоценные жизни и бесценные души. Мне не надо от вас ни того, ни другого. Один из кожи вон лезет, чтобы всех спасти, и второй от него отстаёт. Где это видано? Решительная чуткость и чуткая решительность. Трусишка, глядя на них, даже стал отважнее  всех. Хороши и мамаша с сынком. Лучше оба сдохнут, чем разлучатся. А эти голубки так и влюбиться смогли, хотя знали что скоро помирать. Такие чистые души — недурная добыча для Того... — он поморщился, будто проглотил нечто отвратительное на вкус, — ... кому вы поклоняетесь. Но что мне с вами делать? Не догматы же обсуждать. Вы свободны. Святоши мне не нужны. На что они мне?
— Зачем же...
— Зачем всё это было нужно? Это был обман, уловка. Шутка, которая мне удалась. — он усмехнулся, не меняя выражения лица. — Страх ослепил вас всех и сделал игрушкой в моих руках. Ваш подвиг для других стал преступлением. Это была проверка всем. Своей готовностью к жертве вы спасли  себя. Но прочие, допустив вашу жертву, проверку не прошли. Чтобы спасти себя, они согласились на чужую погибель. В своих заповедях вы не учли этот незаметный, но не менее тяжкий, чем прочие, грех. Грех равнодушия. Видеть, знать, что рядом кто-то мучается и гибнет, но из малодушия и себялюбия отвернуться и забыть. Отдать другого на смерть — хуже чем самому убить. Подумать только, сколько истово верующих благочестивцев я толкнул на это.
— Что же теперь будет?
— Каждый получит по заслугам. И по своей вере. Те, кто отдал вас, как казалось, на расправу получат своё. А вы...  вы можете идти. Только не советую возвращаться обратно. Там сейчас огонь и кровь. Хотя я увёл вас достаточно далеко, чтобы вы не успели сделать этой глупости.
— Ты обманул нас. — упрекнул беса Антоний. Он чувствовал, будто его предали, будто всех их предали.
— Я сдержал своё слово. До известных пределов. Они сами погубили себя. Уже было всё равно, как и отчего они умрут. Но вы ещё можете основать новую общину. И когда-нибудь по прошествии времени, через годы или, может быть, века я непременно вернусь опять. Прощайте.

Искуситель исчез, а христиане ещё какое-то время топтались на месте, приходя в себя. Радости от спасения никто не ощутил, но и горе от потери их пока не настигло. Не могли осознать произошедшее. Не совещаясь и не сговариваясь, повернули обратно. Что ещё им было делать? Мёртвых надо было похоронить. А потом искать другое место для основания новой деревни. Как и сказал им бес. Всё было, как он и сказал.