Свет двух миров

подняться? Как заставить себя?..
Владимиру Николаевичу стало нестерпимо обидно. Он не считал себя виноватым в том, что уводит небольшую часть финансирования сотрудников и Кафедры в свой карман. Во-первых, как он считал, это было заслуженно. Всё-таки, у него была специфичная сфера работы. Во-вторых, по его мнению, это были не те суммы, на которые надо было обращать внимание. Сотрудники жаловались на маленькие зарплаты, но ведь оставались? К тому же, не настолько он и наглел…
Но сейчас эта обида превращалась в нём во что-то ледяное. Ему представилось вдруг, и представилось отчётливо, как его арестовывают. О тюрьме Владимир Николаевич знал только из книг и фильмов, и ужас, вместе со всем когда-либо о тюрьме и арестах услышанном, затопил всё его существо.
Не чувствуя собственного тела, Владимир Николаевич восстал из кресла и дрожащим голос, совершенно чужим, произнёс:
–Ко мне…когда придут, пусть пройдут туда, – и он нетвёрдой походкой отправился прочь.
Пришли. Пришли к нему через двадцать минут.  Человек самого обычного вида. В нём нельзя было заподозрить сотрудника министерства или вообще какой-нибудь значимой структуры. Совершенно обычное лицо, незаметное, сложно запомнить. Гайя показала на дверь каморки-кабинетика:
–Вас ждут.
Гость поблагодарил, и, не представившись, легко обогнул попавшиеся по пути столы. Троица переглянулась.
–Как думаете, кто это? – спросил Альцер, когда за гостем закрылась дверь.
–Чекист, – тихо отозвался Зельман. Гайя нервно засмеялась, но осеклась, встретив спокойный и рассудительный взгляд Зельмана.
–ЧК уже нет прорву лет, – Гайя попыталась объяснить свой смешок.
–Один чёрт, – не смутился Зельман, – ЧК, НКВД… какая разница? Суть одна. Похоже, мы попали.
–Не мы, – отметил Альцер, который предпочитал везде иметь порядок, – не мы, а наш начальник.
–Может, это не по этому поводу! – недовольно заметила Гайя.
–Такого раньше не было, – напомнил Зельман. К спору он не призывал. Да и о чём спорить, когда данных просто нет?
–Майя засранка…– сообщила очевидное Гайя, бросив быстрый взгляд на дверь.
–Ей плохо, – сообщил Зельман. – Очень плохо. Я её такой раньше никогда не видел.
–Конечно! Напиться так, чтоб не подняться на работу! – Альцер даже не пытался скрыть своего презрения.
–Ей по-другому плохо, – объяснил Зельман. – Сильно её из-за Павла подкосило. Опухшая, заплаканная, я, если честно, её бы не узнал. Трясётся вся. Я даже не думал, что она на такую скорбь способна.
–Может, она…– Гайя слушала вполуха. Майя её мало интересовала, сейчас важнее было поговорить с Софьей, но её номер почему-то не попадался в телефонной книжке.
–Может, – согласился Зельман, – а может и нет. Но если бы вы её видели, едва бы сказали что она засранка или пьянь. Это горе, ребята.
–Да где же…а, вот! – Гайя нашла номер Ружинской, ещё раз оглянулась на дверь, отошла к окну от своего стола. Постояла в молчании, выругалась. – Не берёт.
–Истеричка, – спокойно сказал Алцьер, – сорвалась, написала заявление…
–Помолчи! – огрызнулась Гайя, набрала ещё раз. В отличие от Альцера Гайя не считала Софью истеричкой. К тому же, она была скована некоторым знанием, которого не было у Альцера. И если бы была другая ситуация, более спокойная, Гайя могла бы заметить кое-что о собственных двойных стандартах. Получалось что Майя, не появившаяся на работе, напившаяся с горя от гибели Павла – засранка. А Софья Ружинская, сорвавшаяся с работы, не берущая сейчас трубку – не истеричка, нет, у неё просто дело, да ещё обстоятельства. О том, что и у Майи эти обстоятельства могли быть, Гайя даже не подумала.
–Ну? – Зельман был вроде бы спокоен, но всё-таки нетерпение промелькнуло.
Он ведь тоже знал!
–Не берёт, – голос у Гайи упал.
–Успокойся, – предостерёг Зельман, – может быть спит.
–Или тоже напилась, – замечания Альцера были особенно беспощадны.
–Или так, – Зельман не стал спорить, но зато призвал: – слушайте, давайте поработаем? Попытаемся хотя бы? Альцер, посмотри что там по лесным нашим явлениям, и попробуй связаться насчёт отчёта по Нине. Гайя, будь добра, посмотри новости, может ещё что плохого случилось.
–А ты? – работа была лекарством. Гайя взяла деловой тон.
–Я видео пересмотрю. О Нине. Может чего замечу.
Гайя кивнула. Некоторое время они были в тревожном молчании, но потом понемногу потекли какие-то рабочие процессы. И тут – звонок! на этот раз у Гайи, она, только отпившая кофе, чертыхнулась, пролила на себя, но трубку схватила и радостно возвестила:
–Боже, я уже к тебе ехать хотела!
Зельман вроде бы не оторвался даже от компьютера, но с явным облегчением вздохнул. Разговор был спешным, видимо, Софья торопилась. Гайя рассказала о Майе, о том, что та напилась, и ещё – о визите неожиданного гостя.  Зельман поглядывал на Гайю всё время, что она говорила с Софьей.  Вроде бы разговор был обычным, но по Гайе было понятно – она встревожена. Она упомянула Филиппа, видимо, тот был  с Софьей, спросила также, нужно ли что-нибудь и приехать ли ей. Закончилось тем, что Гайя в некотором смятении с чем-то согласилась и попросила, если что – звонить.
Она положила трубку, посмотрела на Зельмана. Похоже, было что обсудить. Но не при Альцере же!
–Ну что? Жива? – спросил Альцер равнодушно.
–Жива, заеду к ней вечером, – сказала Гайя, также глядя на Зельмана.
В это время кабинетик открылся. Из него бодрым шагом вышел всё тот же незаметный человек. За ним, пошатываясь, вышел и Владимир Николаевич. Гость остановился уже на пороге, сказал равнодушно:
–До встречи.
И выскользнул в коридор. Владимир Николаевич рухнул в кресло.
–Вам плохо? – забеспокоилась Гайя. Как начальника она его, конечно, не уважала, но не могла не пожалеть. Землистый цвет лица, дрожь рук…
–Ничего…– прошелестел он.
Альцер поднялся с места и принялся заваривать для него чай. Всунул кружку в дрожащие руки начальнику.
–Спасибо, – с трудом отозвался Владимир Николаевич и спрятался в чашке. Всё было плохо.
Гайя потеряла к нему интерес. Она переместилась за стол к Зельману, чтобы тоже проглядеть видео. Было интересно. Появлялась Нина, ходила вокруг кроватки. Затем поглядывала в камеру, стеснялась. Потом ложилась спать, начиналось свечение, и Нина просыпалась. Дальше она шла к выключателю, пятилась – была видна её тень. А затем…
Затем какая-то неведомая сила швыряла её. Нина недолго дёргалась на полу и затихала.
–Ну-ка…– Зельман промотал на начало записи, – теперь медленнее…
В медленной раскадровке смотреть это было невыносимо. Но даже это было лучше, чем суетиться подле начальника или просматривать надоевшие бредовые новости. В последнее время Гайя заметила, что стало очень много сообщений об НЛО, но это не их Кафедра.
–Погоди-ка…– прошелестела Гайя, ей показалось, что в медленной промотке тень обретает форму. Человеческую форму. – Можно как-то…
Зельман понял её. Он тоже заметил и щёлкнул мышкой. Теперь видео стало совсем медленным. Зельман расширил кадр именно этой сцены, в том месте, где должна была появиться тень.
Нина ложится спать. Темно, ничего… свечение. Усиливается, висит, выходит… фигура! Зельман ещё увеличил. И зря. Гайя охнула. Зельман понял почему и сам с трудом сдержался.
Но Гайя была так поражена, что забыла о том, о чём помнил Зельман: они были не одни. На её возглас и Владимир Николаевич, понемногу приходящий в себя, и Альцер повернули головы. За короткий миг, пока они услышали, и начали поворачиваться к ним, Зельман сообразил, что открывать им тайну нельзя. Для этого придётся слишком много рассказать.
А учитывая то, что на экране в светящейся фигуре безошибочно угадывалась Софья Ружинская, рассказать надо было не просто много, а дочерта. В том числе, и про Агнешку. А Ружинская за это «мерси» не скажет.
И Гайя была близка к тому, чтобы выдать всё. И Зельман сообразил мгновенно. Они ещё поворачивали головы, напуганные возгласом Гайи, а Зельман уже пихнул её, не особенно примериваясь куда и как. Он подумал запоздало, что сейчас она возмутится, но Гайя, сдержавшись в этот раз, и, видимо, запоздало вспомнив, что они не одни, сориентировалась.
–Что? – Альцер подскочил к ним. Зельман одновременно с этим подскоком свернул видео, вернувшись на нормальную его версию.
–Я… – Гайя сообразила всё, – я щёку прикусила. Кажется, до крови.
Разгадка была близка к Альцеру. Но он относился к Гайе с некоторым пренебрежением, и от того не стал вдаваться в неясные подозрения.
–Твою ж мать! – прокомментировал Владимир Николаевич, снова оседая в кресле, из которого даже начал подниматься, когда Гайя подала голос. – Дура ты! Напугала!
Напугала? Да она сама сидела сейчас как мёртвая. Сама напугана.
–Из…извините, – пробормотала Гайя, опуская глаза. Альцер всё ещё смотрел на неё с осуждением. Но вот он отошел, и стало можно дышать. Гайя страшно взглянула на Зельмана, тот держался, но было видно, что и он близок к обмороку.
–Владимир Николаевич! – Гайя сорвалась из-за стола, – знаете…что-то мне, что-то я…
На ум ничего не шло. Какая-то каша образовывалась, а подходящие мысли нет.
–Что? Опять щека? – Владимир Николаевич даже не пытался скрыть насмешки. Ему только что неслабо прилетело от этого неказистого непримечательного гостя, и гость явно дал понять, что прилетит ещё, а это значило, что ему было необходимо на ком-то отыграться. Хотя бы чуть-чуть.
–Я…– Гайю мелко потряхивало. – Знаете, если честно, мне звонила Софья.
Она решила перемешать правду с ложью.
–Какая такая Софья? – Владимир Николаевич, конечно, понимал, какая Софья ей звонила.
–Ружинская, – коротко отозвалась Гайя. В сознании прояснилось. – Она… она плачет. Жалеет, что так поступила. Знаете, вы же не злой человек. Вы же понимаете, у нас утрата. У неё вообще шок. И она… она не подумала. Сорвалась. Теперь жалеет. Сильно жалеет.
Это было бредом. Но может быть, это было правильным подходом. Удачным! Потому что человек, только что униженный и разбитый, нуждается не только в отыгрыше на слабых, но и в чувстве собственной значимости. Гайя угадала это на каком-то интуитивном уровне. Она не взывала к его совести или к чувству вины. Она взывала к его милосердию, мол, дура Софья Ружинская, погорячилась, не справилась, неужели вы не дадите ей шанса?
–Разрешите мне к ней съездить, – попросила Гайя.
–Ну хорошо, – Владимир Николаевич махнул рукой, – скажи ей, что заявление её я так и не подписал. Я знал, что она вернётся.
Гайя метнулась собираться. Зельман знал, что должен поехать с нею. Он ведь тоже видел. Но как ему-то отправиться?
–Кхм…– Зельман подступил к начальнику, и шёпотом, чтобы Гайя слышала не до конца, поинтересовался: – вы уверены…ну насчёт неё? Вам не кажется, что они темнят?
Зельман был умён. Он с детства научился выкручиваться. Обладая внешностью хилого интеллигента, неспособного за себя постоять, Зельман рано понял – если ты не силён физически, ты должен искать другие методы защиты и выживания.
Владимиру Николаевичу казалось. Ой как казалось. И сейчас ему было, конечно, не до Гайи с Софьей и Филиппом, но азарт ещё не умер.
–И что? – шёпотом спросил Владимир Николаевич.
–Надо бы…выяснить, – Зельман подмигнул.
–Вот что, – громко сказал их несчастный начальник, – Зельман, поезжай с Гайей к Ружинской.