Свет двух миров

серое грязноватое облачко. Исчезло всё! Кухня осталась в раздоре и общем тихом ужасе.
-Я думаю, нам надо разойтись, – твёрдо, но тихо сказала Софья. – Мы теперь все это слышали, а значит – вместе работаем. Филипп, научись себя вести. А на сегодня…на сегодня всё. Пожалуйста.
Филипп попытался возмутиться и заметить, что Уходящий не дремлет, и что уже и без того потрачено слишком много времени. Зельман, кстати, был с ним солидарен в этом вопросе, но Софья даже их слушать не стала.
–Мы можем посмотреть по записям, покопаться в архивах, – подбодрила их Гайя. – Манипуляций со временем по пальцам перечесть!
Это была всё-таки ниточка. За неё Филипп (преодолевший отвращение и раздражение к новым участникам их дела), Гайя (замотанная, но обрадованная начавшимся движением своей жизни), и Зельман (любопытный и готовый к новым открытиям) и потянули. Так и разошлись, условившись на работе вести себя так, как прежде.
Как прежде, однако, не получилось. С самого утра на Кафедре царила атмосфера крайней нервозности. Владимир Николаевич выхаживал из угла в угол, раз за разом натыкаясь против воли на опустевший стол Павла. Зельман сидел сосредоточенно и спокойно. Он научился не отсвечивать и не попадаться под гнев начальства. Да и не до того ему было – полночи они пролазили с Гайей и Филиппом в библиотеке…
Филиппу-то хорошо, отсыпаемся! А Гайя сидит хмурая, квёлая. Альцер бледен. Влетела, припозднившись, Софья, извинилась. Владимир Николаевич только махнул рукой и повторил Гайе:
–Звони ещё!
Софья бочком протиснулась к ребятам, спросила о том, что случилось. Альцер едва шевельнул губами:
–Майя не берёт трубку и не пришла.
–Не отвечает, – доложила Гайя, Владимир Николаевич выругался и заметался ещё безумнее, а Софья обменялась взглядом с Зельманом, тот прошептал:
–Потом.
Софья кивнула. В метании и в безуспешных попытках Гайи дозвониться до Майи прошло ещё долгих полчаса.
–Может, что случилось? – робко предположила Софья и это стало ошибкой. Владимир Николаевич резко остановился совсем рядом, словно на стену налетел, и взглянул на неё безумными яростными глазами:
–Случилось? Конечно, случилось! Всё ваши тайны! Всё ваши загадки! Всё из-за тебя и Филиппа!
–Владимир Николаевич, – попытался урезонить начальника Зельман, – Майя нам всем такая же подруга, как и Павел, и мы очень…
–Что? – перебил начальник, не замечая даже попытки Зельмана защитить Софью, – думаешь, самая умная нашлась? Куда-то полезли…что-то искали, а теперь? Мало тебе Павла? Майю ещё хочешь утопить? Я же не дурак. Я вижу – скрываешь. Знаю, что с предателем водишься. Всё знаю! А о последствиях и думать не приучена!
–Владимир Николаевич! – это не выдержала Гайя, – вчера был трудный день, мы потеряли товарища. Майя могла просто напиться. И…
–Хватит, – тихо прошелестела Ружинская. Она поднялась с места. В былое время, нашипи на неё так начальник или кто-либо ещё, она бы, пожалуй, расплакалась. Но мимо её души прошло много событий. Затрагивающих событий.
Эту ночь она провела в бессоннице. Агнешка так и не показалась, не обозначилась. А Софья всё думала. Думала об Уходящих, о правоте Филиппа, желавшего задать Агнешке ещё вопросы, и об обиде полтергейста, которая раскрыла, может быть, и без того слишком многое. Но больше всего Софья думала о Павле и о Нине – об умерших людях. Может быть, умерших из-за того, что Уходящий шёл по их следу? А может быть – от совпадения?
Софья думала и о том, что Агнешка сказала ей не лезть во всё это. Но здесь Софья была не согласна. Как можно не лезть? Людей убивает какая-то сила. И эта сила, выходит, убила когда-то Агнешку. А сколько ещё? И что же? Неужто нельзя даже попытаться остановить её? Неужели нельзя? Что значит собственная жизнь, если для её сохранения надо скрыться, спрятаться, отставить всякие попытки к борьбе?
Всё это занимало Софью всю ночь. А тут какой-то человечек, уважение к которому у Ружинской как ветром сдуло, выговаривал ей какие-то ничтожные обвинения?
Тихий её голос произвёл впечатление. Софья под общей этой тишиной взяла со стола Альцера лист белой бумаги и смело (и как легко послушалась её рука!) вывела слово «Заявление».
–Ты…что? – совсем другим голосом спросил Владимир Николаевич. Софья, покорная тихая Софья взбунтовалась?!
Софья даже не взглянула на него и вывела дальше, адресовав заявление Владимиру Николаевичу от своего скромного имени.
–Ты это, брось! – предостерёг Владимир Николаевич, справившись с первым шоком.
Рука Софьи. Однако, уже выводила слова об увольнении по собственному желанию с сегодняшнего дня.
–Не подпишу! – предостерёг Владимир Николаевич, но Софья только улыбнулась:
–Тогда я пойду в трудовую инспекцию.
–Софья, – Владимир Николаевич попытался быть сердечным и миролюбивым, – ну что же ты? Ну подумаешь, разошёлся немного. Что же сразу заявление-то?
–Не сразу.
Софья положила лист на стол Альцера, повернулась и принялась собирать свои нехитрые вещи, обжившие её рабочий стол. В основном – множество всякой канцелярии, которая ей не нужна.
–Ты что, уходишь? – не поверил Альцер. В его голове не укладывалось такое нарушение, на которое шла уже сама Софья, не дождавшаяся резолюции от своего начальника, но уже бодро собиравшая вещи. – Тебя же по статье можно уволить!
–Да мне плевать! – ответствовала Софья и, не позволяя себя остановить, вышла в неожиданной лёгкости, никак не вязавшейся с двумя пакетами, набитыми её туфлями, полотенцем, расчёской, кружкой, вилкой и тарелкой и прочей всякой неизбежной офисной дрянью...
–Звони! – рявкнул Владимир Николаевич на обалдевушю от такого бунта Ружинской Гайю.
Гайя дёрнулась, снова принялась набирать номер Майи. Снова тишина…
Меж тем Софья Ружинская вышла безработной. Да, она понимала, что поступила неправильно, и понимала, что эффект произвела максимально негативный, и это, на минуточку, должно было повлиять на её будущее. Понимала она и то, что придётся прийти снова – за расчётом, трудовой и для росписи во всевозможных ведомостях. Но это не сейчас. Это когда-нибудь. А сейчас ей было легко и спокойно. Словно с плеч упал тяжелый груз. Словно освободилось что-то в её груди, позволяя вздохнуть полнее.
Нет, обманка, конечно, как и всё, но почему бы и не порадоваться хоть немного, пока не наступит новая встреча их нелепой компании для нового обсуждения?
Софье захотелось порадовать себя чем-нибудь сладким. Пирожным или маленьким тортиком. Обычно она это себе не позволяла – это всё были расходы. Но сейчас, по факту оставшись без работы, она изменила всякой рациональности и перешла дорогу через оживлённую скользкую дорогу к магазинчику.
Зря она это сделала. Если б знать заранее, где упадёшь, а где встретишь призрака! Софья не знала где упадёт, но встретила призрака.
Сначала, впрочем, она не поняла что это. кто это. вроде бы знакомая тень, а потом уже разум схватил нереальность этой тени.
–Павел…– выдохнула Софья, не веря себе. Её толкнули слева и справа, люди спешили, а она встала на тротуаре с объёмными пакетами, замерла мраморной статуей. Но Софье не было дела до людей.
Павел! Мёртвый Павел издевательски кривил ей губы, смутно вырисовываясь в тени толпы.
–Вам плохо? – участливо спросил её кто-то, придерживая. И Софья спохватилась, засуетилась, зашептала что-то невразумительное, с трудом отводя взгляд от мёртвого пожелтевшего лица.
–Вам помочь? – повторил участливый голос. Но Софья только замотала головой и против воли взглянула на то место, где только что видела восковое лицо Павла. Там никого не было. Вернее – там были люди. Живые люди.
«Боже. Я схожу с ума…» – в отчаянии поняла Софья, но часть её сознания в ещё большей панике возразила: «Это не сумасшествие. Это хуже, Софья».
15.
–Значит, тени? – уточнил Филипп, оглядывая мутное зеркало. Дело делом, а забывать про заработок нельзя, тем более, если обратились через знакомых, посулили за молчание прибавку. Да и дело забавное! Тени, видите ли, у него в зеркале! Тьфу…
Но профессионал в Филиппе не позволял даже толике презрения проскользнуть в голос или взгляд – тот, кто платит, тот и прав. Если чудится человеку, что в его зеркале в ванной комнате тени появляются, пожалуйста – проверим!
–Тени, – подтвердил клиент. Вся внешность его, весь вид лица и костюма говорили яснее ясного о том, что этот человек занимает высокий пост, из числа тех, к кому без записи не попадёшь, и кто умеет решать проблемы, просто потянувшись к телефону.
Человек это и сам понимал. Не вязалось происходящее с его высоким постом, с ответственными должностями, с бумагами, которые лежали на его столе и каждая со священной пометкой «для служебного пользования».
Но вот, свершилось! Ещё позавчера он вернулся домой – усталый и погружённый в мысли о будущем совещании, и привиделись ему тени в зеркале, висевшим с незапамятных времён в его собственной ванной. В первый раз оно, конечно, понятно – переутомление, освещение, усталость – и итог – показалось!
Но наутро, с трезвой головой? А тень нагло висела в зеркале, не позволяя в полной мере себя рассмотреть.
Клиент был человеком разумным. Он не стал поднимать панику, он позвонил одному своему хорошему другу, и тот передал ему контакты Филиппа, уверяя, что Филипп не станет затевать освещения в СМИ, не так скроен.
–Ты только не говори что от меня, – попросил друг и отключился.
Стыдно! Ну ничего, человеку не привыкать было к стыду. Он сам, не поручая такого важного секретарше, набрал нужный номер и отрывисто попросил Филиппа приехать на свой адрес, сообщив, что дело предстоит важное и не может быть сообщено по телефону. Ему казалось, что он ловко напугал этого профессионала, мол, будет знать, с кем имеет дело!
Но откуда бы ему знать, что Филипп был знаком со многими значимыми лицами, и отвык уже удивляться? Когда дело касалось его услуг, все эти значимые лица делались до смешного похож друг на друга. Они одинаково хотели нагнать страха на него, но от того, что нуждались в его услугах, и от того, что сами были напуганы куда больше, выходило крайне потешно.
Филипп внимательно оглядывал зеркало. Странно даже, что у столь значимого лица, которое часто появлялось в телевизоре на федеральных каналах, такое обычное жилище. Хорошее, добротное, но всё-таки обычное. Нет ничего вычурного или нарочито изящного, нет ничего кричащего – так, просто дом, просто жильё. И даже зеркало, вызвавшее, собственно сюда Филиппа, самое обычное – такое висело в отчем доме самого Филиппа, пока он, конечно, был в него вхож…
–В других зеркалах наблюдалось что-то подобное? – Филипп взял деловой тон. Клиенту это понравилось. Он любил конструктивность.
–Нет, никогда.
–А в этом только недавно?
–Позавчера, – подтвердил клиент.
Филипп оглядел ванную комнату. Показатель здоровья жилища здесь был средний. На потолке чернела едва различимая, только зарождённая трещина. У канализационной трубы подтёк. Добротное жилище, но какое же обычное!
–Пятна и трещина давно? – спросил Филипп. Теперь он был главным, а клиент, привыкший к тому, что в большинстве случаев главным был он, покорился без всякого мятежа.
–Пятно…ну лет пять, наверное. Сантехник говорит, что лучше не трогать, раз не разрастается. А трещина…не знаю.
Клиент