Загадка Симфосия. День третий

Как там Андрей Ростиславич, жив ли? Сколько раз я ругал себя за мнительность, зачастую отравлявшую мое существование. И вот опять свербит под ложечкой, в голову лезут дурные мысли.
      Мне будто в яви представилось, как сумрачные гридни несут тяжелые носилки. Подойдя ближе, различаю недвижимое тело. Мертвец! Сердце обрывается... то боярин Андрей Ростиславич... Господи, горе-то какое! Благородное лицо боярина приняло синюшный оттенок, крупный нос заострился, уста, посинев, запали в рот. Сползшая с подстилки рука мерно раскачивается в такт шагам носильщиков. Я хочу приложиться губами к той длани, но не могу сдвинуть ног, они приросли к земле. Боярина проносят мимо. А я не могу ему помочь, даже мертвому, хотя бы возвернуть руку на место.
      Ничего не могу поделать с тем, что мое воображение подло оживляет страшные образы, вызывает ненужные переживания и боль. Есть лишь одна панацея — молитва. И я падаю на колени.
     
      Примечание:
     
      1. Требище (устр.) — капище, молельня.
     
     
      Глава 6
      В которой травщик Савелий расписывает приворотные травы, а Василий надеется прищучить лекаря
     
     
      Тщетно ожидать боярина в ближайшие часы. Решил я на свой страх и риск сойтись с травщиком, теша себя надеждой, что удастся выведать хоть малую толику ответов на смущавшие меня вопросы.
      Монастырская лечебница размещалась рядом с требищем идолов в неказистом, но весьма поместительном сооружении, отдаленно напоминавшем боярские палаты (как я позже узнал, здесь раньше жил игумен). Мне пришлось обойти хоромину вокруг, отыскивая вход, — он оказался во дворе со стороны аптекарского огорода.
      На прилегающем к строению участке земли, огражденном разномастными постройками, отроки раскидывали по снежному насту дымящийся навоз, свозимый ими на санках из хлевов и конюшен. Поглазев на дружную работу послушников, я перекрестился и вошел в больничку.
      В низенькой, недавно побеленной подклети, служившей приемным покоем, Савелий пользовал немощных иноков. Дав врачевателю время разделаться с болящими, я сел на чисто выскобленную лавку и с интересом осмотрелся. Бог миловал, избавив мою плоть от недугов, мне почти не случалось прибегать к лекарям.
      Меж тем травщик давал наставления приземистому черноризцу с перевязанной щекой, раздувшейся от флюса:
      — Лучший способ излечить зуб — кротовый.
      «Занимательно?..» — подумал я и прислушался.
      Савелий меж тем продолжал:
      — Надобно изловить земляного крота. Не применяя вспомогательных орудий, раздавить его собственным перстом. При том следует приговаривать вслух: «Кроток ты, кроток, я кровушку твою испускаю и ею хворый зуб исцеляю...». А затем держать палец на больном зубе. А рот прополаскивать утром и вечером кислым уксусом.
      Раздосадованный инок отупело прошамкал:
      — Где я зимой-то крота поймаю?
      — Я тебя на будущее учу, — пояснил травщик. — А пока полощи пасть шалфеем... — достал с полки пучок пожухлых листочков. — Отвари и наяривай всякий час. Как опухоль спадет, я зуб выдеру. Иди с Богом...
      Кланяясь, чернец попятился задом.
      Второй монах, более благообразный, жаловался на хрипоту. Застудил горло на сквозняке.
      — А тебе, Афоня, накось шелковой травки, сделай настой и прополаскивай глотку. Да еще попроси в амбаре пшеничных отрубей и укропа горсть, отвари, пей три раза на дню. Жаба(1) и пройдет. Да молись, брате, почаще... Ну, ступай, Христос с тобой.
      Третьему черноризцу он тоже велел чем-то прополаскивать воспалившийся глаз. Я уяснил одно, самое лучшее средство для зенок — детская моча.
      Таким образом распорядившись с хворыми иноками, Савелий радушно пригласил меня во внутренние комнаты. Мы прошли в просторную горницу, наполненную ароматными запахами. Я будто попал на лесную поляну или луговой покос.
      Стены сплошь в полках, уставленных коробами, туесками, горшками с обвязанным верхом. То там, то здесь виснут связки травяного сбора, топорщатся грозди высушенных грибов и ягод. Очарованный зрелищем, я невольно приоткрыл одну из плетенок. Взял из кучки черную ягодку, похожую на заветренную вишню, вознамерился полакомиться ей. Савелий одернул меня, ударив по руке:
      — Брось, брат! То белладонна, мы ее зовем «сонная дурь», способна наводить веселый и приятный бред. Причем все предметы кажутся зело увеличенными: лужи — озерами, соломина — бревном. Увеличь дозу производит спячку и слабость членов. При больших порциях смертельна! Как и дурман — годится для приготовления ядов.
      Я оробело поплевал на пальцы, вытерев их об рясу, подумал: «Ишь ты сразу про яды!»
      Но травщик уже увлекся и взялся самозабвенно рассказывать о редкостях своего гербария:
      — Посмотри, вот трава «Блекота», — указал на тонкие серые стебельки. — Она обладает поразительно магической силой. Тот у кого она в руке, не страшится никакой опасности. Будучи брошены в реку, эти былинки привлекают рыб и делают их ручными.
      А вот травка «Чистополь». Коли ее украдкой носить при себе, то всегда будешь жить со всеми в мире и согласии. На судилище оправдает любого человека!..
      Ну а вот смотри, — «Ятрышник». Если его, нарезав на мелкие кусочки, примешать к овсу, а затем скормить коню, то скакун делается быстрым и неутомимым.
      Здесь нехорошая колючка по прозвищу «Железняк», — лекарь показал на остистую жесткую метелку. — Стоит бросить прутик промеж говорящих, производит ссору и неминуемую рознь даже среди лучших друзей.
      Вот диковинное растение — «Чернобыльник». Нужно в начале осени зашить его плоды в шкурку зайца и надеть, как подвязку. Человек становится необычайно ловким, в беге обгоняет даже всадника.
      «Песий язык» (я разглядел стебельки с язычками рыжих листиков), — Савелий просветил, — носи меж пальцев ног, спасет от наскока собак, а повесь псу на шею, заставит того вертеться до смерти. Полезен и против мышей.
      Ну а это «Спорынья» — ржаные маточные рожки, кстати, очень сильный яд. Он вызывает болезнь рафанию, или злую корчу. Она приводит к онемению частей тела и смерти.
      Одна из самых редчайших трав — «Не чуй ветер». Растет зимой по берегам рек и озер. Кто знает ее секрет, тот способен остановить бурю на воде, избавить судно от потопления и может ловить рыбу без невода. Зрячие люди никогда не могут отыскать траву. Ее находят лишь слепые, ступая босыми ногами по бережку. Стоит им нащупать зелень, их незрячие очи начинает колоть иглами. Если они сумеют схватить травку не рукой, а ртом, то они обладают ее силой.
      Обрати внимание, «Девясил» — любовное зелье. Если сорвать накануне Иванова дня до восхода солнца, высушить, истолочь и смешать с росным ладаном, затем, поместив в ладанку, носить девять дней, а потом зашить в платье любимой, то станешь любим вопреки препонам.
      Очень интересны «Любовные яблоки», — он открыл туесок с маленькими сморщенными плодами. — Через них обязательно получишь внимание и симпатию желанной особы.
      Я по-глупости спросил, — а как сего можно достичь?
      — Нет ничего проще! Нужно разрезать плод пополам, вложить в прорезь записочку с именем лады и поместить яблочко на солнцепеке. Яблоко зачнет иссыхать — возлюбленная станет страдать и сохнуть по тебе.
      Вот «Волшебный горох»! Когда завяжется стрючок, нужно сорвать в полночь, закатать в воск и положить в рот. Тогда можно узнавать, что у каждого человека на уме.
      Ты когда-нибудь видел цветок папоротника? — Савелий указал на окаменевший бутон серебристого цвета. — Ты не думай, он давно поблек, а раньше сверкал, как огонь. Цветок сей используется для отыскания сокровищ. Пред ним беспрепятственно открываются клады. С его помощью можно делаться невидимкой. Иметь власть над бесами! Добыть цветок папоротника непросто. Нашедший и сорвавший его должен, не оглядываясь, бежать домой, ибо за ним с шумом и воплями станут гнаться черти. Стоит приостановиться, человек погибнет, задушенный нечистью. В лучшем случае останется безумным. Да и сорвать горящий пламенем цветок просто так невозможно. Отыскав его, нужно понизу куста папоротника постелить белый холст. Очертить по себе обгорелой лучиной круг, сказать: «Талант божий, суд твой...» затем прочитать «Да воскреснет Бог...» и уж потом — бери чудо-цвет. Мне его преподнес один старичок-лесовик. Отдал с уговором, что я его больше никому не передам.
      Жаль, а я уж намылился применить цветец(2) для нашего дела. Вздохнув, не подал виду, что смущен. Савелий, не заметив моей нужды, продолжил безумолчно:
      Есть еще чародейские травы: Плакун трава, Разрыв трава, Галган, Одолень, Тирличь, Прикрышь, Колюка трава, Адамова голова, Петров крест и множество других, названий которых я и не ведаю. Все эти травы наделены силами великими. Управиться с ними не каждый волен, не каждому то и потребно. Знали большой толк в них волхвы, старые языческие кудесники, да мало их на Руси осталось, повымерли. Может, оно и к лучшему?.. Рано или поздно забудутся в народе чудодейственные травы. Всякое чародейство противно Божьему промыслу. Всяк должен жить сам по себе. Мы, травщики, ведаем лишь лекарственные растения, полезные людям при недугах. Тайные, сугубые знания только во вред. Добра от них не жди, один соблазн и греховная скверна, — помолчав, оценив сделанное впечатление, Савелий сменил предмет разговора. — Хочешь, покажу целебные мази? Они приготовлены из глин и грязей, из жира и сожженных костей всяких тварей.
      Я благоразумно отказался. Однако рассказ Савелия о свойствах трав, в особенности чародейских, ввел мой разум в смятенное состояние. Я осведомился у Савелия:
      — Помилосердствуй, брат, как же так? Выходит, травы могут дать великую силу? Почему ты не употребишь ее себе во благо, почему прозябаешь? Ведь она в твоих руках?
      На что Савелий, скромно потупившись, ответил:
      — Так пишут в старых книгах. Но у меня в мыслях не было употребить сокровенную силу в корыстных целях. Кроме того, потребны заклинания, я не собираюсь их выискивать — не к чему мне это. Для меня главное — целебные способности трав, а не их магические возможности. Я боюсь заниматься волхвованием, то великий грех.
      Я подумал: «Ворожить боится, а волхвов подкармливает. Так и поверю, что он не ставил опытов со своим сеном. Ну а коль не врет — получается, что лекарь либо святой, либо набитый дурак. На дурака вроде не похож, значит, рассказывает сказки, хотя дело знает отменно».
      Одно я уяснил — травщик волен применять свои познания, как ему заблагорассудится, и во благо, и во вред. Во втором случае он становится чрезмерно опасным, ибо, используя травяные сборы, может с каждым сотворить невесть что. Но если лекарь злодей, следует обезвредить его. И тут на меня напал ужас, стоило суеверно подумать: «А вдруг травщик откушал волшебного гороха и читает в моих мыслях, как в книге?" — пришлось скрыть испуг за маской равнодушия, чтобы травщик не счел, что я боюсь его.
      Савелий, почуяв мое недоверие, лицемерно залебезил, предложил отведать какую-то настойку, не сильно хмельную, но бодрящую и полезную. Памятуя об отравителе, сославшись на пост, я решительно воспротивился его угощению. По правде