Потому что от этой реперной точки, или благодаря ей, истинной победительнице остаётся только шаг до настоящего взлёта под небеса.
Ушёл в прошлое мир, в котором неотвратимо действовал великий закон этологии, сформулированный Конрадом Лоренцем: «Из позы подчинения выйти в боевую стойку невозможно!». И потому тот мир ещё был хоть как-то предсказуем и понятен.
Изображение авторское
Глава 46. Прыжок молока в бессмертие
Бомжики, таракашки блаженные в период наивысшего своего блаженства почти не разговаривали друг с другом. Какой смысл?! Всё равно облом какой-нибудь выйдет. Это не означало, что славные существа о двух ногах молчали просто так или ничего такого коммуникативного для себя не предполагали. Нет. Они что-то всё же для отвода собственных глаз предпринимали, правда, до конца ещё не выяснили – для отвода от чего. Но всё равно, например, играли в шахматы и карты. Как и все бомжи, примитивным доминошным козлом брезговали, в отличие от служивых псов и прочих оборотней в погонах. Беззлобно подтрунивали друг над другом, в основном посредством междометий. Этого оказывалось вполне достаточно. Основной контакт давно перешёл на невербальный уровень, самый безотказный. Бомжатник в этом смысле не самое худшее место на земле и в мире, как на него ни посмотри. Взаимозаменяемо всё. Если что, с полувзгляда, молча, рубят в торец.
Впервые в этой жизни накушавшийся земного торта «Сказка» карла косил за бомжиками мягким зраком подкупленного санитара. В безразмерном желудке у него восторженно пищало, кололось, дёргало и переваривалось нечто сугубо материальное. Эти очень смешные, иногда смутно угрожающие принципиально новые земные ощущения на время отвлекали пришельца от анализа заданных перспектив наружного, то есть, всё более плотно окружающего мира.
Звёздный мальчуган прекратил сильно и навязчиво то ли плакать, не то на самом деле рычать. Он привычно высушил секреты слёзных желез и опять раздвинул синеватые губы в своей уже вполне профессиональной, жабье-дельфиньей улыбке. Будто людоедик сладенько замироточил перед яблочным или медовым Спасом. Ах, лапушка, он больше не будет хулиганить, человечками швыряться, какая прелесть! Однако никто, даже доцент Фредди, этого нисколько не отметил, никак не удивился и даже не посмотрел на него. Доценту почему-то чувствовалось особенно хорошо, как никогда. Даже готов был троекратно поцеловать этого мальчика в пупок. Или девочку, теперь неважно. Одно такое состояние по идее должно было сильно насторожить его самого. Поскольку, что ни говори, это был всё же роковой симптом. Но Фредди самоубийственно не замечал такого своего желания. И совершенно напрасно. Дошло до того, что он даже свет позволил выключить. Не убоялся самой темноты и всего того, что неизбежно за этим последует. Затменье сердца какое-то нашло!
Разумеется, оно и грянуло, не замедлило. В момент, когда бомжики всем составом доигрались до полного ступора, когда синеглазый цейтнот повязал всех до единого. Когда кони пожрали всех ферзей, а короли потонули в сплошных и неизъяснимых матах, когда черви дохряпали всех тузов подряд, а валеты дам. Поэтому и вправду это наверно оказались те самые, настоящие черви, то есть, по бомжиной примете, не те, которых едят, а те, которые сами едят.
Это состоялось, когда возгласы, шуршанье, звяканье более не зависали нехорошим мусором на ушах, а туземное пространство с приблудным временем опять встрепенулись, выскочили из будок и завиляли продажными хвостами, почуяв приближенье настоящего хозяина.
Когда вновь раздался и понёсся над увалами кроватей и тумбочек полуподвала пронзительный неземной посвист, потустороннее сюрчание и воркотание.
Когда все эти вгоняющие в морозную дрожь инфразвуки снова вонзились в бесчувственные уши и в души отовсюду, даже из самих стен.
Когда звуки добивающего рефрена фактически выворачивали, перелицовывали, переделывали и то, что, казалось бы, ещё оставалось неуязвимым.
Когда доценту опять стал сниться один и тот же, страшный, почти как жизнь, сон про похождения правительственного дельтаплана в стране беспросветных, клинических идиотов. Скоро, совсем скоро он вновь отбросит все свои салатики и тортики. Опять прилетит лакомиться своим самым излюбленным деликатесом – чёрным, пречёрным хлебушком, видимо шибко для него полезным. И унесёт бедного Фредди в страну, где нет ни боли, ни печали и где он всё-таки обретёт всё-всё, чего по прежней жизни был лишён, чего так желал, о чём тосковал и мечтал.
Затем и свет погас. Словно перед кино. Никто из пациков, донельзя замороченных экспериментом над ними, так и не смог этого ни понять, ни заценить как следует. Тогда-то всё и произошло, стряслось, случилось. Когда впереди уже разверзалось и клубилось. Когда амбец-молодец, полный и окончательный, обжалованию никак не подлежащий, взял да и заявился досюда во весь рост. Не подкрался, не с боем прорвался, а спокойно, без помех, не таясь, пришёл и взял каждого за яблочко. И тихо хрупнул. Как последним зубиком у дедушки. «А вот и я!» - только и сказал, присаживаясь.
От внимания прогрессивного метагалактического сообщества это никак не смогло ускользнуть. Необычайное, всё никак не разряжающееся напряжение уникальной (по звёздным меркам) мути привлекло беспрецедентное внимание не только со стороны всех корреспондирующих частей пятой Большой Метагалактики, но и от других глобальных и локальных звёздных материков Большой Вселенной. Верхний угол кадра пропустил входной символ новой междугалактической связи. Подключились почти все системы, какие только могли брать сигнал Большого Магелланова Облака, а конкретно Межгалактического Центра от его магистрального сектора АМ-32467 на частоте БМ-6789 регистра 11/2ХХ субдоминантной пятнадцатой межзвёздной связи.
Каждый новый абонент, в том числе и из факультатива юных Кластеров, тут же брал абонемент до окончания вещания программы. Повсюду большие и маленькие натуралисты заключали пари, делались уникальные ставки. Половина Вселенной ставила на козырного доцента, как самого перспективного янычара, который непременно прорвётся первым. Вторая половина колебалась между сыщиком, Жориком и комэском. Один же краше другого, как выбрать, кто пройдёт в финал?!
Подранный нос много раз сбиваемого лётчика крупным планом заполонил Вселенную, став визитной карточкой программы. Осуществлявшие научную поддержку проекта ведущие и доводящие специалисты отдела протозоологии лаборатории всеобщей паразитологии семнадцатого кластера Академии секторального анализа межзвёздной протоплазмы Межгалактического Центра по изучению первобытных форм жизни – все-все-все спокойно делили между собой невиданные гонорары и бонусы. Кластеризация последней из планет набирала невероятные обороты. Универсальный контактор беспрестанно гнал по низу кадра мелкую плетёнку комментария происшедших и происходящих событий, а также курсы ставок на действующих лиц и исполнителей.
Даже формулы практически не появлялись. Без того всё стало очевидно. Аншлаг полный. Неясным просматривался лишь исход. О рейтинге даже неловко было говорить при столь всеобщей заинтересованности. Документальная хроника из жизни живой природы на далёкой планете Земля целиком и полностью захватила умы и сердца практически всего межзвёздного сообщества. Почти три четверти, а затем и Вся Большая Вселенная, захваченная действительно замечательной мутью, поистине замлела в экстазе, притаив дыхание возле своих поддымливающих от перенапряжения коммуникаторов. Повсюду кончался даже поп-корн. Вернейший признак скорых и повсюду радикальных событий.
Развязки жаждал сам Мировой Разум, давно угорающий с этой чиканутой Земли.
За дверью кто-то стоял. А может, парил в стремительно восходящем потоке. Быстрый, как укол, как просвет. Неотвратимый, словно коллапс, он же тупая остановка сердца. На счёт «раз-два!» по идее всё и должно было кончиться. Под его напором навзрыв лопалась тонкая плёнка бытия. (Похоже, что сон такой шёл. Фильмец, в некотором смысле. Впрочем, у Фредди сомнения на этот счёт местами по-прежнему оставались. Только вот места те из виду как-то попропали.)
Гадать, кто он и что он вовсе не приходилось. Сквозь узенькую щелочку всё видно - стоял себе там молчаливый и настойчивый, почти бесплотный тигр-людоед, Шер-Хан. Тигр-триггер. С глазами комэсковой жены, леди Кры. Он же Владимир Ильич Гитлер, фюрер подземного мира, янычар Ахмед после первого раза, термоядерный скунс Васька, большой метагалактический птеродактиль после раза последнего. Осторожно так и тихо всё давил и давил чем-то на дверь. С такой всё увеличивающейся силой он это делал, что трещали и не выдерживали запоры. Выползали дождевыми червями гвозди и шурупы. И падали вниз в расширяющиеся щели.
Ширился проём. Проявлялся в нём знакомый и ослепительный оскал. Может быть, так лыбятся дельфины, когда спасают маленьких детей, насильно вывозя их к твёрдому берегу на своих атласных спинах. Но не исключена была и ласковая улыбка вурдалака, вылизывающего своего детёныша на трупе очередной жертвы.
По-любому это означало, что на этот раз увернуться от навязчивого спасателя стало бы совершенно невозможно. Верный знак и того, что пятая колонна инфернальных благодетелей опять подняла мятеж на борту давно заюзанной планеты, начав с трюма. На этот раз абсолютно нешуточное восстание. Теперь она просто и легко, без штурма, доберёт то, чего раньше не успела забрать. Обречена победить, а родина всё-таки погибнуть. Может быть даже и насовсем, слава богу.
Сон стремительно приобретал всё более отчётливые черты совершенно пропащей яви, пока окончательно не оборотился ею. Как всегда, безошибочно, в самое худшее и страшное время. Пробуждение четвёртую ночь подряд неизменно настигало Фредди в предельно глухой, в самый трупный час ежесуточного беспамятства. Он допроснулся и понял: так оно и есть. Всё правда. Практически всё. Это ему только снилось, что оно снится. А на самом деле всё так и есть. Приплыл как есть.
Вон совсем не мёртвая панночка с искажённым лицом леди Ксю со свистом и утробным сюрчаньем вновь пролетела в пацанском, патрульном обходе своём, поводя мутно-серебряными бельмами, прямиком сквозь былую, давно смятую линию человечьей обороны, Пронеслась и даже не заметила некогда непреодолимого препятствия.
Вон бровастый секач Вий, загробного мира ВИП, похрюкивая деловито и по-губернаторски, протопал на работу как на праздник и прямиком через бывшую демаркационную линию между тем и этим миром. Но та и на этот раз нисколько не вздрогнула.
Вон Гошкина бабка, прикрываясь красной корочкой, с зазывной песней про вихри враждебные почапала на работу как на субботник.
А вон и мелкая прочая пехота-шушера во всю мочь засквозила себе изо всех щелей. Засквозила, словно океанская глубина через бесчисленные пробоины в корпусе. Но никто - никто не дорывался до искомого метафизического лакомства, до здешнего бытия. Оно теперь просто валялось у всех под ногами, как заплесневевшая падаль. Никто не подбирал. Никто. Потому что всяк знал, что придёт Тот, кому это положено. Он и подберёт. Самый-самый
