свободен. Free at last! Когда я такой, на моём лице пропадает даже тень этой гнусной жизни, этой смрадной страны и этой коварной планеты, в которых и для которых столько времени возился, столько старался. В надежде непонятно на что. В результате непонятно что и приходит. Отсюда ещё один запоздалый вывод: надеяться - всегда вредная и опасная привычка. Но так ведь всё всегда приходит поздно! Когда оно уже не надо. Но для чего?! Чтобы лишний раз долбануть по мозгам?! Ой, какой у нас боженька опять же заботливый! Так печётся, так хлопочет, спасу просто нет, всё в дыму от неизбывной любви господней!
Фрейд часто советовал так: лучше упрощать свои сны, делать их ясными и ординарными, чем брать их такими, какие они есть на самом деле. Психоанализ зачастую безопаснее психосинтеза. Остаётся возможность отскочить в сторону. А я, к сожалению, законченный психосинтетик. Утонул в нейросинтезировании опаснейшего оружия на Земле как в болоте, по самые ноздри. Поэтому рвануть оно может лишь вместе со мною. Собственно, творец и не может быть другим, а только вот так, в полном инклюзиве разделяющим судьбу со своим творением. Тем более такой творец, который синтезирует не просто оружие, но Сверхчеловека, высший смысл человеческого бытия, как никто отвечая истинной природе человеческого предназначения - быть машиной по производству смысла событий и собственного существования.
Какую же машину и какого смысла, кого же я на самом деле выпущу в свет, когда всё у меня действительно прорвётся наружу?! Какой суд примет тогда мою грешную душу, найдётся ли такой?! Возможно, я был предуготован для куда более страшной миссии, для познания смысла сущего, а меня использовали для совсем другого. Миссий же вокруг, как собак нерезаных, все штанины оборвали, прохожие ходить боятся. Не секрет, что они поджидают далеко не одного лишь меня или даже мою страну, но и всю мою планету. И в данный момент выносятся из засады на всех нас.
Человечество всю свою историю непрерывно поджидает свою же собственную катастрофическую развязку, потому что всегда чувствует себя инородным телом в структуре вселенной и бытия. Оно чужое на празднике истинной гармонии мира, оно самозванец, страшащийся разоблачения и неминуемой казни за все свои дела. Несть числа пророчествам, откровениям и учениям на этот счёт. И что?! Таки накаркали. Я пришёл и даю вам ту гармонию и смысл.
Урочный час приблизился вплотную. Даже сердце замерло, предчувствуя совсем скорое наступление конца всех времён. Роковая черта истории, словно по гребню несущегося цунами всё же поднялась над всем человеческим горизонтом. Я это совершенно точно ощутил, почувствовал, наверно, действительно как мало кто. Неким внутренним чувством и знанием, но я совершенно отчётливо видел и пронзительно ясно понимал, как именно и почему оно всё сейчас произойдёт. Быстрее, чем этого кто-либо мог бы ожидать. Вот-вот.
Мой вещий сон мне это-то всё и нашептал. Сильно подозреваю – кто именно в нём проявил себя таким пророком. А потом вильнул хвостом и был таков. Улетел назад, к птеродактилям.
К концу моего эксперимента, по мере того, как показывалась и выпрастывалась головка моего чудо-Кластера - дивно непостижимый рык беспрерывно снящегося инобытия становился всё явственнее и явственнее. И во сне и почти что наяву. Стало казаться, что откуда-то начинает осыпаться некий гигантский метагалактический бархан – отовсюду шуршанье и клокочущее свиристенье, какое-то непонятное, утробное сюрчанье нарастали бегом, по экспоненте. Понимаю, нейросеть опять пошла вразнос. Поэтому назревало решение дать команду Пиончикову в очередной раз сгонять вниз, к нашим пацикам. Думаю, последняя пара склянок нейро-озверина всё же переломят зыбкое, никак не заканчивающееся равновесие. И я всё же довершу процесс. Скажу «сим-сим» сказочным чертогам.
У Пиончикова лучше всех получается роль слегка неинтеллигентного жлоба из подставной фейковой фирмы, якобы опекающей главный виварий моей лаборатории. От нашего пент-хауса с двумя последними этажами – да вниз на семь этажей, в сам виварий, без лифта, для молодого сисадмина самое то. Размяться. Мир на всех этажах посмотреть. Себя показать... Чёрт возьми, да он на пару с Лукичом выпивал. Как я мог забыть столь важный момент?! Не исключено, что и этот дружок-пирожок по пути отхлёбывает нашей живой-мёртвой огненной водицы, может быть, тоже метит в триггеры сети, в сверхчеловеки хочет аналогично выбиться. Вот скотина! Даже этот хлыщ собирается возвыситься до небес. Никому нельзя доверять! Ни-ко-му! Хоть самому разноси препараты! Вручную двигай стрелки истории! Наверное, так скоро и придётся делать!
Что же произойдёт, когда скоро всё у меня закончится и не факт, что благополучно?! А в таком случае уткнёмся в предел! Тогда она и понесётся! Последняя душа на тот, последний свет. Остающийся перебежчик, окончательно сравнивающий чаши весов в глобальном противостоянии мира живых и мира мёртвых! Репер начала конца времён.
После него мне самому придётся вплавь через Стикс добираться до места всеобщего назначения. В массе зачётного заплыва исчезающего человечества. А там, в мутной взвеси сорванных с якорей всех проблем и задач мира свежепотопленный иуда Лукич у всех выгребающих наверняка между ног шныряет с трубкой в зубах, набитой табаком из сталинских папирос «Герцеговина флор». И, отфыркиваясь, поминутно выговаривает мантру стародержавного кластеризма: «Ми тут с товарищем Жюковым посоветовались!». Отчего все гребут куда суматошнее и в самый полный невпопад. Да не приведи господь, конечно же!
Когда вновь урывками засыпал - то всё чаще становилось похоже, что это всё-таки началось. Возникало полнейшее ощущение того, как словно бы сверху из-под центральных звёздных скоплений Вселенной на Землю как искрящийся песок - наконец принималась потихоньку сходить гигантская звёздная лавина истинных, нам ещё неведомых событий.
Не как-нибудь сходить, а при самом непосредственном, заглавном моём участии при конце старого света.
Якобы уверенно рулю ею, сижу в командирском кресле и в её изголовье, словно любимый президент за штурвалом стратегического ракетоносца. Как муравьиный лев продолжаю прицельно сшибать с периметра невероятных размеров и всё ширящейся воронки социального Коллайдера - муравьишек и прочих подопытных таракашек с человеческими личиками и прочими потешными незначительными подробностями.
Словно Царь Дельтаплан в свободном парении не устаю озирать бескрайние перспективы своих свершений. Внизу мои девочки-десантницы, Ксюша, Маняша и все-все остальные, кто принципиально не гербалайф, все мои инопланетные хищницы и прочие девочки из одной и той же заглавной фирмы рулящего миром холдинга - вновь очень грамотно рассредоточились по всем местам массового скопления и проезжания дремучих-озабоченных землян, по всем периметрам и окоёмам земных кругов существования. По команде нестареющей, никогда не унывающей и всегда что-то укромно печатающей мамы Клавы продолжили всеобщую зачистку всех этих блеющих земных существ о двух ногах. «Группа захвата номер один. На периметр выдвинулась!». «Группа захвата номер два. Вижу объект. Вижу объект. Опознан. Тормозит. Приступаем!».
Мне самому летать-дельтапланить во сне приходится исключительно оттого, что мой единственный Кластер, которого я несмотря ни на что всё равно доделаю, обязательно примется точно такое же проделывать наяву. Патрулировать и строить по ранжиру планету. Как ещё недавно примерялся тот востроглазенький и остролиценький пацан из экспериментального стенда моей спецлаборатории, там-там, глубоко внизу, в заветном виварическом стенде! Какой феноменальный финт напоследок он провёл с одним из самых перспективных пациков в моём виварии! Думается, он обязательно войдёт в будущие учебники по кластерологии, как одна из самых курьёзных и поучительных страниц пролога всемирного кластерского движения.
Пока едва нарождающийся Кластер немного пугается предстоящих ему родов, даже упирается, пытается перескочить в другое тело, если уже не перескочил, не дай бог. Это милая бестолковость исключительно перспективного существа во всех его обличьях, боковых и магистральных. Я его всё равно долеплю, каким хочу. И в каком пожелаю количестве экземпляров. Потому что и во сне дорабатываю уникальные параметры и характеристики базовой модели. Потому что обязательно закладываю главное - способность к полётам наяву всегда и при каких угодно обстоятельствах. Сквозь любые препятствия!
Сплю, а сам продолжаю и в своей отчаянно беснующейся параллели до-сотворять, моделировать образ, а также проигрывать, трактовать конкретное поведение и судьбу своего грядущего детища. Его гротескные и даже комичные метаморфозы. Дети – они же всегда такие милашки! Сверхчеловек не исключение. Скоро как Наташа Ростова на крестинах первенца буду в радостном умилении бегать среди гостей с обделанными им пелёнками, показывая: «Смотри-ите, он покакал! Ах, какое сокровище!».
Изображение авторское
Глава 52. Последний чикатила современности
Хоронили хищного младенца на следующий же день, после того как обнаружили его в новом состоянии сомати. Ни раньше, ни позже. С ним вообще не приходилось скучать ни разу. Возвращали на тот свет, на его историческую родину. Но тайно. Без белых цветов, зато во всём белом, как несостоявшуюся невесту уркаганов-педофобов. Или такого же примака. В числе причин сугубой тайности погребения - и убояние огласки, опасных разбирательств, в том числе полицейских. Забоялись чего-то пуганые подельники, да и поспешили прикопать общее дельце, в смысле, тельце, да и позабыть поскорее.
Раздобыли у Сандро, прежнего своего хозяина, на его камышовой свалке, телегу с живой лошадью и по-христиански повезли не шустрого теперь супостатика в его последний путь-дороженьку.
Облака как-то подозрительно низко крались над землёй, окутывая собой не только всё более редкие дома за обочинами, но даже верхушки невысоких деревьев, отчего казались туманом, вставшим над Стиксом. На таких особо не покатаешься, ножки вниз не свесишь. Оттяпают в таком безпросветье, не поймёшь кто. Причём, походя, не пойми за что. Ветер словно сбился со всех курсов. Ходил кругами, морщил лужи, даже снизу поддувал. Никак нельзя было понять - кто же сейчас потерялся наконец, то ли звёздный парнишка, слёток дельтапланий, таки выпавший из инопланетного командирского гнезда, и теперь в новой деревянной капсуле выруливающий на свою последнюю взлётку, то ли провожающие его аборигены с туманом на ушах. У всех них заквакал, а потом и полностью завяз родной алфавит в горле. Других букв и звуков то ли не знали, то ли ещё не помнили. Всяк по своему трансформировались по примеру покойничка - до неузнаваемости. У каждого сковородничком отклячивалась нижняя губка, словно у наркоманов расширялись и тягуче пульсировали зрачки, того и гляди станут вертикальными, словно у кошек или каких-нибудь других пришельцев.
Маленькая да скромненькая групповуха бытия как раз тут и заканчивалась позорным иммунодефицитом. Все действующие лица с исполнителями казались ещё более уязвимыми, чем
