паиньками. А как раз наоборот, каждый из присутствующих здесь людей, собрался в себе продемонстрировать антисоглашательскую позицию. С чем и в готовности в своих, ставшими грубее и отталкивающе некрасивее лицами, члены совета спасения собрались все вместе навалиться с претензиями и угрозами дисциплинарного характера на Броуди, кто являлся проводником мыслей неизвестных шантажистов, да вот только они не успели всё это сделать, так как Броуди, явно действуя не на той стороне истории и имея не только одну проводную связь со злоумышленниками из телефона, а он всей душей и сердцем с ними, купирует всё это возмущение членов совета типа сказанным ему заявлением всё тех же телефонных злоумышленников.
– В противном случае, – говорит Броуди, до чего же противно это выговаривая, и при этом даже не намекая, а на прямую своим носом указывая в чью противную сторону эти слова относятся, – они, – Броули кивает на телефонный аппарат, куда он уже положил трубку, – дадут ход введённым кодам запуска оружия Армагеддона, чьи сигналы ими пока что блокируются. Вы всё верно поняли? – а это уже совершенно непонятно, от чьего лица было обращено и кому это было сейчас сказано Броуди. Но это было не так уж сейчас важно, когда всех обуял страх и странное наваждение от ощущения своего нахождения у той самой жизненной черты, к которой они с таким упорством подводили мир так играючи, а сейчас вдруг так оказалось, что их самих к ней подвели, и никто не знал совершенно, что дальше делать и на какие компромиссы с самими собой идти, чтобы не переступить эту черту отделяющую мир событий от мира без событий.
Так что то, что все люди в этом кабинете замерли в одном невменяемом положении, с неспособностью физически и морально пошевелиться, что компенсировалось их внутренним бурлением и хаосом мыслей, было логично. Но при этом все тут всё-таки соображают с чьей стороны им всем искать помощи – президента, и всё, не смотря на то, какая всех тут людей охватила паника безнадёги, и готовность потерять своё лицо под воздействием малодушия, способного в самые критические минуты жизни и не на такие пакостные и безнравственные проступки по отношению к ближнему своему.
А ближний твой тот, кто ближе сейчас находится и это почему-то всегда представительница женского пола, который ещё не утратил в себе способность воссоздавать мир в душе и теле. И он (а так-то она) начинает в себе чувствовать тревогу и страх от желания поддаться на бескомпромиссные уговоры того же генерала Маккартура, принявшегося предлагать несусветные вещи, типа что нам теперь терять в последние пять минут жизни, и уж давайте избавимся от своих комплексов и предадимся своей естественной природе. Но пока до этих пикантных предложений не дошло, все смотрят пока что в сторону мистера президента, а не в сторону генерала Маккартура, от которого ничего благородного ждать не стоит, а пасть низко, низко всегда успеется.
Ну и мистер президент, подспудно ожидая от этого жалкого люда вот такого его подлого поведения, – как что, то эта публика тычет в мою сторону пальцем, мол, ты президент, то с тебя и первый спрос, падлы, – демонстрирует, что и он не лыком шит.
– Что всё это значит? – с крепким возмущением и таким же негодованием вопрошает мистер президент в сторону гера Румпельш…да какая разница, когда нам всем осталось жить буквально чуть-чуть.
А гер Румпельш…да хрен с вами, и сам догадывался, из кого тут начнут в первую очередь делать козла отпущения, и он уже придумал универсальный ответ на все времена. – Возможно это хакеры.
И вот что поделать с этим гером Румпель…сволочью, поднаторевшей в своей изворотливости. И попробуй тут его опровергни, когда озвученная им причина всех бед современности, хакеры, так и не уместившееся в голове высших чиновников понятие. Что это за такая чудо-юда? Природного ли она происхождения, как химера, или же это некий оцифрованный киборг, вот ума никто здесь в эту сторону не приложит. Так что гер Румпель… мудила, может быть спокоен, никто его опровергать здесь не будет. Кроме только самого президента, никогда неподдающегося шантажу цифровых технологий, до которых ему до одного места, и они ему таким же образом отвечают.
– Разве такое возможно? – вопрошает несколько неуверенно мистер президент, при этом косясь в сторону генерала Лабуса, отвечающего за безопасность и противодействие всем вражеским разведкам. А генерал Лабус в данный момент совершенно не понимает, с какой это стати мистер президент и его решил сделать крайним, когда за технологическую связь с внешним миром отвечает этот гад Румпель… А в его задачи входит лишь контроль проходящего по этой связи трафика. И то только не по президентской связи, на чём, как отлично помнит генерал Лабус, настаивал сам мистер президент, упиравший на то, что раз ему избиратель доверяет, то тогда ты, Лабус, кто такой, чтобы не доверять своему президенту. Так что давай поживей отсоединяй все свои прослушивающие устройства, а иначе тебе с завтрашнего дня ничего другого не останется, как подслушивать, что делается в соседней камере. И вот только под угрозой для своей профессиональной деятельности и настоянию президента его президентская связь была освобождена от всякого прослушивающего контроля со стороны разведки службы безопасности (если мне не доверяют и меня подслушивают, то тот, кто меня будет слушать, получается сам господь бог, раз ему доверяют слушать такого рода сведения, – а это ещё один веский аргумент со стороны президента), как вот оно и случилось то, что ожидаемо должно быть случится. Президентскую связь, брошенную на произвол своей судьбы, взяли в свои руки шантажисты, и давай теперь их всех кошмарить.
Но не это самое сложное и неприятное в сторону президента про себя решил подумать Лабус, а этот Лабус из уже из непонятно каких причин и побуждений, решил зайти так далеко, что уж куда некуда заходить. Он увидел во всём этом злой умысел самого президента. – А чё, всё сходится. Президент настаивает на том, чтобы его связь была отключена от систем контроля, и буквально на следующий день эта связь перехватывается и берётся под контроль вражескими разведками. Простая дедукция и логика. – Ещё бл*ь и обосновывает Лабус свои кощунственные подозрения в сторону предательства национальных интересов президента. Когда мистер президент есть само лицо национальных интересов страны, и он вне подозрений и неприкосновенен. И генерала Лабуса стоит отправить на костёр инквизиции, как еретика, подвергнувшего сомнению чистоту помыслов президента, самого безгрешного и сознательного представителя человечества.
– Вполне. – Отвечает гер Румпель…Хотя Лабус хотел ответить также.
Мистер президент смотрит с сомнением в сторону всех этих лиц, отвечающих за информационную политику его аппарата и связь, затем переводит взгляд на телефонный аппарат, и хорош уже бездействовать, берёт трубку и прикладывает её к уху. И только на одно мгновение. За которое его лицо искажает гримаса неприятия сейчас происходящего до такой степени, что президент, не выбирая слова, нервно не сдерживается. – Охренеть, нас на хер отключили! – вот такое прорывается в президенте и это только мягко здесь озвучено, тогда как мистер президент был кратно матершинней и жёстче. После чего он с невыносимым для местного бытия взглядом предубеждения в сторону заговора против себя со стороны всех этих заговорщиков начинает стрелять вокруг себя, а всем вокруг приходиться в себе еле сдерживаться и крепиться от такого обливания себя помоями подозрений в своей неверности и чуть ли не предательстве национальных интересов хотя бы президента (а попробуй поворотить свою рожу, то в миг будешь раскрыт, как предатель).
Но президенту не удалось на свой понт сразу выявить крота в своей президентской администрации, и ему приходится по-новому вопрошать. – Объясните мне, что тут такое происходит?
И к общему удивлению, ответ на этот вопрос президента имеется и его знает вице-президентша Алисия Тома. – Я знаю, что происходит. – Поднявшись со своего сидячего места, говорит Алисия и почему-то смотрит в сторону генерала Броуди. Кому что-то сразу стало нехорошо и за себя тревожно под этим злющим взглядом на себя Алисии. Которая, как чувствовал про себя Броуди, итак не была к нему нейтральной, то есть пристрастной в плане некоторого недовольства его вообще появлением здесь, а сейчас это всё в ней помножилось кратно, и как он потерявшими свою устойчивость пятками ног понимает, то ему бы сейчас бежать отсюда, да вот только они все здесь заперты на три дня для кого-то, а для кого-то и навечно.
Но как это всегда бывает, то реальность затмила собой все самые невероятные от неё ожидания.
– Генерал, вы партийный? – задаётся таким, до чего невероятным для логической цепочки происходящего сейчас в этом кабинете вопросом Алисия. И тут не один генерал Броуди в ауте от такого вопроса, а он для всех в кабинете людей не имеет разумного объяснения для своего появления. И ответ Броуди на него логичен.
– Я не понимаю, как это всё относится к происходящему. – Вопросом на вопрос отвечает Броуди. На что Алисия даже не усмехается, таким образом указывая на слабовольную и уклончивую позицию Броуди, а она, как бульдозер прёт на Броуди, требуя от него прямого ответа. – Отвечайте, да или нет! – на повышенных тонах заявляет Алисия так, что Броуди чуть ли не загнан в угол своего непонимания того, что с ним сейчас происходит и он даже не думает всё это опротестовать заявлением: Как вы смеете так со мной разговаривать?!
– Да. – Отвечает Броуди.
– К какой партии вы принадлежите? – следует новый вопрос от Алисии. И если Броуди думал, что на этом всё закончится, то он не соответствует занимаемой собой должности, или совершенно не знает Алисию Тома, кто если возьмётся за тебя, то ты не будешь отпущен, пока она из тебя не выжмет все соки. И это относится не только к его личным отношениям и взглядам в сторону мужланов.
– Вы знаете. – А вот так отвечать Алисии было очень зря и глупо.
– Я хочу, чтобы вы сами в этом признались. – А вот зачем было так сказано Алисией, то в этом никто разбираться не собирается.
– Оптиматов, традиционалистов. – Только с речевым трудом, а так-то чувствуется, что без душевного труда озвучивает Броуди эту свою партийную принадлежность, или свои политические взгляды на государственное мироустройство, которые идут в противоречие сегодняшней повестке дня и реформаторской политике президентского аппарата, смотрящего на построение мира в душе человека с кардинально других позиций. А именно с позиции обновления всего прежне действующего как цельный организм, но в последнее время не дающего ожидаемых результатов. Что и потребовало для всех этих инструментов систематизации жизни своего апгрейда. Который и осуществляется аппаратом президента с помощью другого инструмента выверки системообразующих факторов – повестки дня.
А вот генерал Броуди, и все те люди, кто придерживается его взглядов и за ним стоят, выбрали для себя не путь прогресса, а они ничего не хотят менять и как это говорится, желают почивать на лаврах. Что недопустимо и ведёт к одной только деградации
