вступятся. Самый захудалый вампир будет всегда ближе самого лучшего человека.
Потому что Тёмный Закон един.
– Об одном жалею, – проворчал Гриморрэ, – надо было Варгоши убить!
Надо было. Влад был согласен. Слишком много власти взяло на себя это ничтожество и как воспользовалось? Превратило свою жажду крови и охоту в что-то вроде оправдания! Нашло, нашло, негодное, ответ: я, мол, служу кресту!
Чудовище, всего лишь чудовище.
Но они ушли. Остались лишь люди. Люди, которые не пожелали оценить обстановку и пошли всё же против чужой вампирской силы.
– Короче, ты ему не веришь? – подытоживал Влад. – Думаешь, что он…что?
Гриморрэ было сложно ответить на этот вопрос. Это был не принц Сиире, который хотел дорваться до власти, это было очевидно – Томас был из фанатиков, которые будут отрицать любое усиление своего нечеловеческого существа.
И этот отказ от власти, от силы, что билась чёрным сердцем, на клочке проклятой земли – уже был плюсом. Гриморрэ опасался, что сам разговор на этот счёт будет сложнее.
– Он сжёг твоё поселение, – напомнил герцог, – не считаясь с людьми.
– И ответит за это, – пообещал Влад, – мы уже договорились на этот счёт. Но сейчас он может быть нашим союзником. Сиире – хоть сильный, хоть слабый, ему опасен.
– Не в Сиире дело, – поморщился Гриморрэ, – а дело в том, что он просто не считается ни с чем. С людьми не посчитался – это его метод. Не посчитается и с вампирами – уничтожить их как можно больше – вот его задача. Он видит в нас, а значит и в себе – тень осквернителя, тень мира. И нет ничего опаснее, чем тот, кто ненавидит себя и сам себя считает предателем мира, бога, креста…
В словах Гриморрэ было здравое зерно. Но он устал, устал от тайны, от цепей её на своих плечах и не мог переложить на Гриморрэ этой участи. И нужно было решаться.
– Моё посмертие – серость тревоги, – сказал Цепеш, – я не могу жить и защищать людей.
– Ты не должен их защищать.
– Должен, ведь я их сильнее.
В этом весь Цепеш! За что же у него такая привязанность к людям? и за что у них такая привязанность к нему? Герцог отвык от людей, отвык и разучился их понимать. Может быть, по этой причине и Цепеш временами казался ему непонятным?
– Надо закончить это, – продолжил Влад свою тяжёлую поступь размышлений. – Я долгие годы был хранителем этой тайны. Я знал, что рано или поздно найдётся тот, кто её разгадает. И вот, Сиире разгадал. И даже если Томас убьёт Сиире, есть ещё Зенуним, Самигин, а кто будет после них?
– Можно и их…– глухо отозвался Гриморрэ и осёкся, не доведя мысль до конца. Знал он прекрасно, к чему ведёт Цепеш.
– Томасу не так уж и интересно посмертие, – размышлял Цепеш, – зато ему интересно уйти, совершив какое-то важное деяние. В этом печаль и ужас всех фанатиков.
– ты не из фанатиков! – на всякий случай напомнил герцог.
– Но это моя тайна. Я взял её на себя и должен… нет, не отговаривай меня, я должен.
Влад Цепеш замолк, размышляя. Решение подбиралось к нему, давно подбиралось, словно тёмная змея-вода.
– И не собирался! – рявкнул Гриморрэ, хотя и это было неправдой.
Он уже понял, что хочет сделать Цепеш. Оставить землю нельзя – найдут. Не Сиире, так кто-то, кто будет после. Отдать землю? Нельзя, будет братоубийственная война, а может и вовсе – ничего уже не будет. Надо этот клочок земли уничтожить. Но надо рассчитать с силой. Чернота не терпит добродетельного помысла. Чернота под ним съёживается и слабеет.
А у вампира есть только один способ совершить искренне добродетельный помысел – самоисход. Нужно отвергнуть посмертие и сила, разошедшаяся по тебе темнотой, вырвется, и тогда, тогда…
Одной не хватит. А вот двоих?
Цепеша очень хотелось отговорить, но Гриморрэ не посмел бы этого сделать. Во-первых, самоисход – это свободный выбор, истинно свободный, и никто не может на него повлиять, кроме решившегося вампира. Это редкость, но всё же, это то, что случается. Во-вторых, а какие варианты?
У Гриморрэ их не было. ему не хотелось терять друга, не хотелось и видеть его снова с этим бременем тайны, и не хотелось оставаться одному в вампирском мире, который явно потеряет лучшую свою часть после самоисхода Цепеша, но что он, тьма его возьми, мог?
Впрочем, была у Гриморрэ на этот случай и ещё одна мысль, которую он не спешил озвучивать, зная, что Цепеш идею не одобрит. Но пока – молчать, молчать!
– Даже так? – Влад усмехнулся. – Я думал, мы друзья.
– Мы и есть друзья, но ты уже состоявшийся вампир, что я учить-то тебя буду?
Помолчали. Влад знал, что в этом молчании, как и прежде – в ехидном ответе, растворено нечто большее, чем простое «мне жаль».
Но не выразишь всего даже в посмертии. Лучше промолчать и не пытаться – будет нелепо и неловко.
– Я напишу ему, – решил Влад, когда Гриморрэ снова увлёкся пустеющим стаканом с кровью. – Он должен знать мой план.
– Одобрит? – с нарочитым равнодушием спросил Гриморрэ.
Хотя и сам знал ответ. Томас – фанатик. Фанатики не ценят жизнь. Так с чего ценить им посмертие?
– Вот и узнаем, – Цепеш же суеверно не загадывал ответа. он знал вероятный ответ, но не спешил на него надеяться. Людская привычка? Перешедшая из мира людей в его посмертие или взятая им из людского, ещё при жизни?
Но он не загадывал. И старался обойтись намёком в неровном и нервном содержании письма.
Томас ничем им не был обязан. У него вообще была абсолютная свобода, омрачённая разве что ничтожеством Варгоши, но Влад видел кое-что: Томас ищет покаяния. А покаяние откуда? От дела.
Когда-то Сиире разглагольствовал:
– Трагедия Каина не в том, что он убил брата и совершил мятеж, а в том, что он не смог с этим жить и нуждался в наказании. Простил бы его Авель? Простил бы! Простил бы Господь? Вернее всего. А вот сам себя Каин не простил. Он не получил кары и сам себе её устроил. Сначала строил до безумия город, а потом, отвергнув всё, умер и пошёл не на суд высший, а в черноту.
И почему-то вспоминалось, крутилось в мыслях только это. и что-то родственное ощущал к Каину и Влад Цепеш, и понимал от того, что это же ощутит и Томас. Они оба несут на себе печать вины за то, что они вампиры, чудовища.
И их единственный шанс…
Нет, лучше не думать, не загадывать ответ, не загадывать!
***
– Ты серьёзно? Ты поверишь ему? – Гвиди откровенно недоумевал. – Ты сжёг его поселение, и думаешь, что вы станете союзниками?
– Рука болит? – вместо ответа Томас сам задал вопрос.
Гвиди взглянул на замотанную руку. Болело нещадно, но рука двигалась.
– Болит, – признался он, – если встретится мне когда Варгоши…
– Встретится, – усмехнулся Томас. – Он больше ничего не умеет, только охотится на тех, на кого ему укажут. И неважно кто.
Но за словами привычная тоска и ненависть: это Томас привёл Варгоши! Томас! Да заодно это следует понести наказание! Такое чудовище и в святое место!
– Мне ты скажешь, что в письме? – Гвиди перешёл на другую тему.
Письмо пришло утром. В отличие от прочих писем, на этом была тяжёлая красная печать. Томас сломал её сам, прочёл письмо, побледнел, и принялся расхаживать по комнатёнке взад-вперёд, погружённый в свои мысли.
Гвиди не мешал. Во-первых, он понимал, что отвлекать Томаса от столь важного письма, а оно явно важное, иначе почему он так побледнел? – не нужно. Во-вторых, рука болела и хотелось провалиться в полусонную дремоту.
Но не получалось. Гвиди раздумывал то об одном, то о другом. Образы, разные образы перемешивались в его голове, вызывали невесёлые мысли.
Что с постоялым двором? Они оставили кучу тел. А до того что стало с постояльцами и хозяином? А с кухарками? Наверное, и их Варгоши не обошёл своей заботой или они сгинули при падении стен и проломе потолка.
А если нет? Гвиди хотелось, чтобы было «нет», но он сомневался. Не походило это на правду того мира, в котором он существовал.
И другие мысли посещали его: что в письме? Не подведёт ли Влад и этот – герцог? Герцог явно не в восторге от их общества, как будто бы они очень уж рвались к нему!
– Что? – Томас остановил метание по комнате, взглянул на Гвиди так, будто бы видел его первый раз в жизни.
– Что в письме? – повторил вопрос Гвиди. Скрытность Томаса была ему понятной, но всё же обидной. Они уже были на одной стороне, кажется, Гвиди доказал, что ему можно доверять, но нет, глядите-ка, всё равно Томас отмалчивается.
– Это…это довольно сложно объяснить, – признал Томас, пробегая глазами письмо. – Особенно человеку.
Человек – это вторая ступень. Вампир первая. Всё ясно!
– Уж постарайся! – ответствовал Гвиди, от раздражения он даже ноющую боль в руке перестал чувствовать.
Томас поколебался. Отдавать письмо он не хотел, но в словах Гвиди была логика! Да и потом – имел же тот право знать? Уж если он впутал человека во всю эту историю, позволил идти за собой, то сейчас уже поздно закрывать двери.
– Цепеш говорит о том, что у него есть идея уничтожить тот источник…ту землю, – осторожно ответил Томас.
– Это хорошо, – одобрил Гвиди. – Усиления Сиире, о котором упомянул этот вампир, нам не нужно. И потом, если мы убьём его одного, много ли мы получим? Разве не может прийти другой?
– И Цепеш о том же! – облегчение в голосе Томаса было почти осязаемым.
– Тогда всё не так плохо, – продолжал Гвиди, – если есть способ, нужно попытаться его применить. Мы уже проделали долгий путь, оказались дезертирами для креста, уж тут-то надо устоять и довести всё до конца! А значит – и попробовать всё исправить.
– И я так думаю! – Томасу стало ещё легче. У него был ужас, он представил, что Гвиди обвинит его в трусости и желании самоустраниться от проблемы, но нет, похоже, Гвиди разделил его мнение.
– Это хорошо, – повторил Гвиди и спохватился: - а что за способ-то?
Томас надеялся, что Гвиди не задаст этого вопроса, а он всё-таки спросил и вопрос лёг тяжёлой пустотой на его губы, смыкая и уговаривая промолчать…
***
– Ну письмо мы, конечно, вернём! – у Сиире было очень весёлое расположение духа, и это значило, что кому-то в скорое время будет совсем невесело.
– Оно было запечатано, – робко напомнила Зенуним. – Печатью Цепеша.
– Велика проблема! – Сиире даже не попытался огорчиться. У него давно уже была коллекция печатей на множество случаев жизни. Изготовить подделку было делом коротким и простым. И основная роль тут была у Зенуним – она перехватила письмо.
Перехватила и передала ему.
Оставалось вернуть получателю, хотя Зенуним и предложила:
– Быть может, нам стоит разбить их союз? Если Томас не получит этой записки, он не появится там.
– Зато мы появимся, – Сиире слишком долго шёл к цели и устал ждать. – Общее дело, общая жертва – всё это слишком тошно и слишком красиво, чтобы быть правдой. Завтра мы поставим точку в этом вопросе. Завтра мы завладеем источником силы и почистим ряды наших врагов, вернее, они сделают это сами…
Зенуним молчала, не зная, как реагировать на слова принца.
– Подай записку кресту, – продолжил принц, – расскажи им, что завтра их мятежный Томас будет в известном нам месте, пусть придут и арестуют его. Или низвергнут – мне едино!
– А Цепеш? – Зенуним всё же рискнула спросить. – Вы думаете, он действительно способен на то, о чём пишет?
– Он способен на большее, – Сиире был всё также весел, – завтра ему предстоит определиться – Каин он или Авель? Убьёт он врагов своих или будет убитым.
