посторонних глаз, даже от родных людей,- статья №3 Алкогольного Кодекса РФ.
- Спорим, что устроюсь!- Я протянул Ленчику руку.
- Базара юк. Только на что?
- На ксенту-абсенту твою. Проиграешь – принесешь такую же после работы. Я тебе адресок черкну, тут недалеко. Вместе раздавим.
- Заметано!- Мы ударили по рукам, и я устроился на работу.
Администратором у них значилась высокая девка по имени Вера, она меня и тестировала в тот день. Собеседование я помню не очень хорошо, какой-то смазанный цирк с конями. Кажется, Верка предложила мне продать ей телек, и я начал задвигать что-то о пользе экранного излучения и о мировом заговоре масонов, утверждающих обратное. Что-то такое, не разумею шибко. Верка поржала в голос, но на работу меня взяла.
Потом она дважды ночевала у меня дома и призналась, что моим козырем оказалось наличие голубых глаз. Вот так, а вы говорите – продавать уметь! Но до секса с Веркой у нас не дошло, потому что оба раза мы напивались так, что превращались в хрючево и вповалку отрубались друг на друге. Утром – вялый петтинг в попытке оправдаться, затем - бегом на работу. Мне нравилось работать там, и я слонялся среди прилавков полгода, балагуря с покупашками и цепляя девчонок. Тот период стал расцветом моей сексуальности, в постели я перепробовал все на свете, но потом я познакомился с Леной, распрощался с магазином и перестал прыгать по койкам.
Только пить не перестал.
Когда я вернулся домой после собеседования с Веркой, то прикинул, что такими темпами не доживу до вечера, и плакала моя абсента – Ленчик выжрет в одну харю. Поэтому я решил задрыхнуть и немного очухаться. Разбудил меня назойливый долбеж по мозгам. Внезапная темнота за окном пугала провалом времени - я осознал, что задрых конкретно. За дверью обнаружился насупленный Ленчик, изнывающий без дозаправки.
- Спишь, что ли?- Он продемонстрировал бутылку зеленой.- Десять минут долблюсь.
Мы прикончили с ним на пару полбутылки абсента, и нам стихийно похорошело. А вскоре мы осознали, что почему-то продолжаем тупить вдвоем перед мерцающим телеком без звука, тогда как мы а) молоды, б) симпатичны донельзя, один в очечках под Охлобыстина, другой голубоглазка и в) у нас еще полбутылки абсента. И мы с ним двинули на улицу, окунулись в вечерний город, наполненный огнями и фейерверком голосов, нырнули в морозный воздух, как в спасительную перину. Мы балаболили о всякой дряни, Ленчик рассказывал о клиентосиках, дома у которых ему довелось побывать, и о том, как его однажды соблазняла милфа, а потом заявился ее муж, а Ленчик не успел натянуть рубашку. Он прикинулся установщиком домашних кинотеатров, кем по сути и выступал в самом начале истории, и его спасла только жара на улице, а еще на нем оставалась майка.
Направление мыслей Ленчик выбрал верное, и нам не составило труда подцепить двух девок, Машу и Катю, заманив их красноречием и абсентом. Абсент мы добили на улице, гыгыкая и матерясь, производя неизгладимое впечатление на снующий народ. Потом нагрузились пивом и пошли ко мне. Дальше – опять цирк с пони и эквилибристами. Играли на раздевание, и Ленчик ржал над каждым дебильным приколом, ака техносиловский конь, при этом он гордо сверкал своей форменной рубашкой, в которой продавал мне днем ноут. Помню мелькающие перед глазами голые сиськи девчонок, а также волосатые дрищеватые ляжки Ленчика. Потом сосались, каждый со своей девкой, потом опять пили. До секса так и не дошло, выпивон победил.
Я потом звонил Машке, но у нас не склеилось. А у Ленчика с Катькой – таки да, склеилось. Через полгода Катька стала его женой, Катериной Догадовой, и мне выпал единственный в жизни шанс побывать свидетелем на свадьбе, которую я превратил в незабываемую помойку, учинив драку.
Вот так за один день я устроился на работу, познакомился с мировым чуваком и поспособствовал его семейной жизни. В те времена мне казалось, что по пьяни со мной происходят самые звездные события.
7.
После школы я поступил в местечковый индустриальный колледж, носящий знаковое сокращение СИК, на программиста, чтобы протереть там парочку штанов и приобрести ненужный уже к тому времени диплом. Это было маминым условием: очеловечить меня номинальной специальностью, способной прокормить, если вдруг грянет очередной подвыверт со стороны экономических гениев в Кремле. Мама у меня, когда сама хотела меня на что-то запрограммировать, не вела себя как рядовая 32-разрядная мама. Она становилась, едрить-кудрить, настоящей квантовой мамой, уж можете поверить! Начинала далекое и туманное нытье про какого-нибудь Феофана, сына подруги, который вот вовремя не выучился, загремел в армию и полег костьми. Или Ермолая, сына соседки по парте, которого отчислили из универа за раздолбайство и который в результате спился, такой вот некошерный колбаса. В общем, целый ёперный театр в натуре, с цветомузыкой, сверкающими полусферами, дымовыми эффектами и блескучими звездами. В результате мне плавно и ассоциативно внедрялась какая-либо идея, которую я под конец уже начинал считать своей. С образованием свершилось аналогично.
На вступительных экзаменах сдавали номинальные русский и математику. Насчет русского я очковал не сильно, потому как любил в детстве мусолить книжки про всяких «стальных крыс» и «майков хаммеров», так что с орфографией дружил. А вот цифры вызывали у меня повышенное давление одним своим написанием, поэтому я, ничтоже сумняшеся, нагрянул к Васе Золотареву, который среди сплошных двоек в дневнике удивительно выделялся четверкой по математике. Чтобы тот обучил меня уму-разуму за оставшиеся до экзаменов пару месяцев. Ну и пивка навернуть, не без этого.
- Так давай я за тебя пойду и сдам, чего ты елозишь! - громыхнул очередной эксклюзивной идеей Васек Золотарев, едва услышав суть дела.
- Ебу дался?!- Я даже поперхнулся пивом.- Как это ты пойдешь за меня?!
- Да не ссы, я уже так делал. Тебе чего дали для экзаменов, пропуск?
- Никакого пропуска…- расстроился я.- Сказали прийти в какой-то там кабинет и все.
- Ваще ништяк! Ну и как они поймут, что я пришел вместо тебя? Подпишусь твоим именем, и – в дамках.
Я с сомнением обозрел его курносый, злой нос, злые колючие глазки и злые веснушки. И вообще весь он какой-то сучковатый и злой, не то что я, благообразный увалень. Сходства ни на грамм.
- Да не, какая-то хрень,- заныл я.- Мне мать голову отвинтит, если поймают.
Однако спустя литр пива сомнений у меня поубавилось, а к концу вечера я нализался настолько, что был готов и к более крупным аферам. Как впоследствии выяснилось, ни фига Васек «не делал уже так». Но вдруг смертельно загорелся идеей попробовать сделать. И попробовал, хотите верьте, хотите нет! Причем в точности по своему же сценарию. Приперся в день экзамена в нужный кабинет с заискивающим видом очкарика-абитуриента, забурился в общей толпе, уселся на самую последнюю парту и сдал за меня экзамен. И не как-нибудь там, а на «отлично»! По такому случаю я проставился от души, и мы накосорезились с ним вдрызг.
- Айда тоже в колледж со мной учиться!- Теперь уже я загорелся идеей.
- В жопу твое программирование!- покровительственно отозвался Васек, который по пьяни был совершенно нестабильным. Мог начать играть в детские игрушки, как тогда на территории детсада, а мог полезть в драку. – Я на сварщика выучусь. Вот там деньги! А все эти твои программы – туфта вонючая.
До гибели Васьки Золотарева оставался всего год, так что корочку сварщика он так и не успел приобрести, хотя зрил не по годам в корень. Его избили у него же дома, во время попойки, пока предки были на работе. Избили на балконе, где и бросили умирать, и к вечеру Васька преставился. А в тот день, после экзамена, мы бухали с ним в последний раз.
Далее по уставу следовали девки, и мы начали вызванивать знакомых по домашнему телефону. Знакомые девчонки не кинулись порадовать двух нализавшихся, озабоченных малолеток. В результате после долгих усилий Ваську удалось вызвонить какую-то его знакомую марамойку, которую он быстренько напоил и завалил на спину. Причем без презика, и спустил в нее, но хотя бы ему хватило мозгов предупредить меня об этом. Васек посоветовал отвести марамойку в душ и вернуть той боевую готовность, но мне вдруг расхотелось развратничать. Ваську-то не привыкать. Они с пацанами частенько уламывали легкодоступных девиц на групповушку и не сильно заботились о гигиене. Мне же подобное казалось отвратительным.
Вот таким обходным маневром я стал студентом колледжа и четыре следующих года делал вид, что изучаю языки программирования. На самом деле я околачивал груши, сдавая экзамены и переходя с курса на курс благодаря природному обаянию и бухлу. Рюмка коньяка перед экзаменами стала религиозным обрядом, но лучше две. Связующей особенностью преподов было лояльное отношение к балаболам и акселератам, по второму пункту, как я уже упоминал, я всегда опережал сверстников. Что же касается риторических изысканий, то ко второму курсу я уже плотняком сидел на бухле, а спиртное во мне всегда открывало створки к океану красноречия. Так что, скрестив пальцы за спиной, я вполне успешно продвигался к заветному диплому.
В колледже я скорешился с Никитосом Билявским, отмороженным на всю голову бывшим пехотинцем городской банды «Касты». Касты, которые после высокотемпературной обработки в горниле ментовских печей, внезапно стали Кастратами, одно время наводили ужас на весь город своими особо изощренными бесчинствами. Никитос попал в студенты исключительно благодаря потугам своей мамы, заведовавшей в колледже библиотекой. И если я учился и готовился к занятиям, как Ганеша с утра подскажет, то есть иногда что-то даже читал, то Никитос на учебу забивал крепежное изделие. Ходил на занятия, пока ходится,- ну а чего бы не ходить, банду все равно разогнали, а в другую больше неохота,- и доходил он аж до самого третьего курса. После чего пошел по статье и чуть не перечеркнул всю жизнь мне за компанию.
Мы с ним спелись изначально по поводу 1-го сентября, когда Никитос стал зазывать пацанов, чтобы отпраздновать первый день учебы, и все смотрели на него, как Косой на Доцента, а я единственный с ходу подписался. На этом и зиждилась наша с ним дружба – на бухле, временами на «травке» и на бабах. В отличие от наших сокурсников, блиставших на доске почета сексуальными приключениями со студентками параллельных потоков, и даже с преподшами, наши с Никтосом похождения никогда не заползали на территорию альма-матер. У Никитоса был доступ в женскую общагу 133-го кулинарного училища, что на Чекмарева, и мы с ним в основном промышляли там.
Пьянство мое в то время протекало наиболее бесконтрольно и грязно. До случая с Димой Ваняткиным оставались годы, и память пока радовала меня мельчайшими деталями и последовательностью. Даже если очень хотелось забыть. Я помню, как мы с Никитосом проникли ночью на территорию стройки и полезли на кран, чтобы поссать сверху. Зимой! Почему нас не запалили сторожа, ума не приложу. Второй вопрос – как нам удалось не заполучить премию Дарвина при этом? Помню, как играли в общаге на желание, и я проиграл пройтись по городу в трусах. В час пик пришлось порадовать
