из их командиров. Хватило времени совершить фланговый обход и зайти к красным в тыл. Нужно было еще осмотреться, что тут происходит. И командир отряда спецназа, гауптштурмфюрер СС Киндлер с тревогой следил в бинокль за беседой двух военных, Кудашева и местного коммуниста. Приказ, полученный им, был совершенно ясным. Не допустимо, чтобы немецкий пилот попал в руки местных властей и тайной полиции. Если бы обершарфюрер сейчас сдался, он бы подписал себе смертный приговор. Огонь двух пулеметов не дал бы им дойти до опушки леса, скосив обоих. Потом, впрочем, пришлось бы драться уже за его труп, который все равно нужно было вернуть в Рейх. Но парень оказался молодцом. Не понятно, что там произошло в конце их разговора, отчего они резко отпрянули друг от друга, да так, что советский офицер и вовсе упал, но сдаваться обершарфюрер Кудашев, явно не собирался.
— Докладывай! Только кратко! — выпрямился оберфюрер, перед Кудашевым.
Дисциплина сразу дала о себе знать, Юрий встрепенулся, попытался щелкнуть каблуками, чуть согнул в локтях руки, прижав их по швам и вскинул подбородок.
— Господин оберфюрер! После входа в рукав реальности по полученным координатам нами была утрачена нить и хрономатрица сбилась с резонанса! Причины установить не представилось возможным! Затем, нами с Гауптштурмфюрером СС Ролле, было принято решение, найти хоть какой-то рукав, с устойчивой лей-линией, совершить посадку и попробовать взять хрономатрицу под контроль. После выхода в обычное физическое пространство мы оказались в эпицентре сильной грозы. Возможно, хронолет приняв сильный грозовой разряд, полностью потерял управление, Schumman-Levitator вышел из строя, командиру удалось перейти на планирование, но под нами оказался лес. Посадка была очень жесткой!
— Что случилось с Ролле?
— Гауптштурмфюрер не пережил посадки. При ударе не выдержали страховочные ремни. Его буквально смяло о пульт управления. Он умер у меня на руках. Корабль получил повреждения, исключающие возможность ремонта на месте. Маяк не сработал. Дисколет был уничтожен мною в соответствии с инструкциями! А потом… — Кудашев сделал паузу, слишком много нужно было рассказать.
— Достаточно! — остановил его командир, — поверь, парень, тебе предстоит все случившееся рассказывать столько раз, что выучишь все наизусть! А пока, вольно!
Кудашев переступил с ноги на ногу, и только теперь оглянулся по сторонам. Через распахнутые ворота заимки, под конвоем немецких солдат, во двор заходили пленные большевики с поднятыми и сложенными на затылках руками. Их рассаживали вдоль забора, отдавая команды на приличном русском языке. Почти все немцы к этому времени сносно изъяснялись на русском — языке одного из основных союзников Рейха, в мире Юрия. Солдат красных было довольно много, точно не меньше чем немцев, Кудашев с интересом вгляделся в их лица. Нормальные русские лица. Радостью не светятся, что и понятно, но выглядят на удивление спокойно, даже слишком спокойно. Усаживаясь вдоль забора и ближе к центру двора, излучали странное: даже их позы говорили о достоинстве и отсутствии страха. Ему приходилось видеть в Африке взятых в плен янки, местные большевики явно держались с куда большим достоинством. Незнакомая камуфляжная форма с рваным крупным рисунком, с преобладанием зеленого цвета, хорошо подходящая для летнего леса. Почти у всех на голове черные береты, а знаки отличия на погонах затемнены и не бросаются в глаза. У некоторых на груди оставались опоясывающие подсумки с автоматными магазинами, которые они по команде немецкого унтер офицера снимали и клали на землю. В центре двора выросла уже приличная куча амуниции, а подальше, у мены лопатинского дома, под окнами, немцы складывали оружие пленных. Автоматы, похожие на те, что Юрий видел на блокпосту по дороге в Смоленск, и еще что-то. Пленные негромко переговаривались между собой, чему их конвоиры не препятствовали. По всему выходило, что в планы его освободителей развязывать в этом мире еще одну войну не входило.
Что Кудашеву еще бросилось в глаза, среди пленных чекистов, не было ни одного моложе тридцати. Все крепкие, взрослые мужики, от тридцати до сорока, самый профессиональный для солдата возраст. Когда уже глупый юношеский задор, оборачивающийся в бою лишней кровью прошел, а усталость, свойственная начинающемуся старению еще не наступила. И в глазах нет безумного большевистского фанатизма, только немного подорванная неожиданным пленением уверенность в себе. Более всего они, пожалуй, напоминали средневековых ландскнехтов — псов войны. Сегодня удача не на их стороне, ну что же, придет и их время. Причем все лица типично славянские, нет азиатов и кавказцев. Такие же нормальные парни, как и Сергей Горохов…
Вспомнив о местном милиционере, Кудашев сразу дернулся, закрутил головой. Черт! Как же он мог позабыть! Маша! Сергей с женой, Василий Андреевич!
— Господин оберфюрер! А разве местных тут не было? — кинулся он к отошедшему к командиру солдат СС, оберфюреру Рейсу, — двое мужчин и две женщины, только благодаря им я еще жив!
— Эти что ли? — кивнул его начальник куда-то за спину Кудашева.
Юрий порывисто обернулся. На полдороге от опушки леса шли в сопровождении немецкого солдата Лопатин с Машей и Гороховы. Мужчины изумленно осматривались по сторонам, а Маша, увидев Кудашева, всплеснула руками и стремглав бросилась к нем. Он — на навстречу. У ворот девушка, заливаясь слезами радости, рухнула в его объятия.
— Ну что ты, милая, — шептал ей Кудашев, гладя по голове и целуя заплаканные щеки, — я же говорил, что все будет нормально!
Глава 51. Безумие
За последние несколько дней Машина жизнь перевернулась с ног на голову. То и дело судьба сталкивала ее с этой мыслью. Самой не верилось, что еще менее двух недель назад, она студентка-отличница, практически с дипломом в кармане, ломала голову, идти ли в аспирантуру, куда настойчиво звал декан или идти работать. И, как вариант, в Черневскую амбулаторию. Были, какие никакие отношения с парнем, друзья, подруги. Обычная, словом, жизнь. И не было в этой жизни пришельцев из других, чужих и странных миров, не было призраков, пляшущих на столе котов, крови и страха…. А теперь все это было. И многое непонятное, жуткое и странное, вполне уравновешивалось им, Юркой, после знакомства с которым о других мужиках и думать не хотелось. Но чем дальше, тем понятнее ей становилось, что ничего доброго из этих отношений не выйдет. Не судьба.
Но вся глубина пропасти, в которую рухнула ее молодая жизнь, раскрылась только сейчас, в окружении этих хмурых солдат, когда на запястьях холодно сжимая их тугим кольцом, сомкнулись наручники. Какими странными были эти солдаты, столь не похожие на часто встречаемых ею в Смоленске, военных. С небывалой ясностью поняла Маша, что не будет уже ничего. Не будет диплома, работы или дальнейшей учебы, не будет никакой жизни, столь опрометчиво планируемой еще недавно. Что ждет их с отцом? Что будем с Сергеем и Ленкой? Лагеря за Полярным кругом, о которым шептали в полголоса на кухнях советские люди страшное слово ГУЛАГ? Больше всего пугал ее мужчина в мятом, красивом сером костюме — генерал Кожевников, главный у схвативших их солдат. Взгляд, которым он окидывал их, сродни был взгляду хищной птицы. Как ястреб, парившей высоко в небе, заметившей добычу и несущейся стрелой вниз выставив загнутые острые когти, взирал он на Машу. А еще, очень напомнили его глаза тех Смоленских бандитов, поймавших их на тропинке в промзоне. Страх бил, словно кулаком куда-то в солнечное сплетение, в низ живота. От него перехватывало дыхание, хотелось упасть закрыть глаза и забыться. А потом проснуться и с улыбкой вспомнить всю приснившуюся тягостную бредь. В который раз за последние дни подруги заплакали, уткнувшись друг друга.
Пленники сидели кучкой на обочине дороги, прижавшись спинами к большим задним колесам трехосного грузовика военных, под охраной одного из солдат. Мужчины со скованными за спиной руками подавлено молчали, не полнимая глаз, а Ленка с Машей хлюпали носами, по всхлипывая, то вновь заходясь в рыданиях. Их охранник, крепкий белобрысый мужчина лет тридцати в черном берете, нервно ходил из стороны в сторону, положив руки на висевший на груди автомат. Он покусывал губы и постоянно исподлобья поглядывая в сторону, куда ушли все его товарищи. Видимо, роль охранника совсем не устраивала военного, и более всего, хотелось ему сейчас оказаться рядом со своими.
Когда вдруг загрохотала со стороны заимки стрельба, солдат, выругался, сплюнул себе под ноги и, сдвинув рукой берет на затылок, неприязненно глянул на пленников. Вместе со звуком выстрелов на женщин нахлынул леденящий кровь ужас, они в голос взвыли. На глазах Андреича блеснули слезы, а Сергей опустил голову еще ниже. Неожиданно все изменилось. Из-за борта грузовика, сзади, на дорогу перед их охранником, который, не отрываясь смотрел в сторону заимки, откуда раздавалась стрельба, выскочили еще двое солдат. Тоже в пятнистых куртках, но другого оттенка и в серо-зеленых штанах. Они были не в беретах, а в знакомых по множеству фильмов про войну, касках, забранных в такие же камуфляжные чехлы.
— Hände hoch! Gib auf! — взревел один из них, здоровяк с мощной челюстью, на полголовы выше Сереги Горохова и такой же рыжий. В его могучих руках автоматическая винтовка, казалась просто игрушкой.
— Опусти оружие товаристч, и будешь жить! — второй, по плечо здоровяку, выдал эту фразу на довольно внятном русском.
Чекист оказался ушлым малым. Он резко обернулся, словно ждал чего-то подобного, стремительным движением, пригнув голову, сорвал с шеи свой АКМ, в полу развороте плавно перетекая, подался в сторону пришельцев и с размаху впечатал приклад автомата в лицо здоровяка под самый обрез каски. Его противник тут же, раскинув руки, рухнул на спину и остался недвижим. Обратный движением боец Дубровина, тем же самым прикладом постарался зацепить и второго немца, тот успел уйти с линии атаки, но приклад АКМ угодил по ствольной коробке его винтовки. Сильный удар выбил оружие из рук оставшегося на ногах немца, тот не растерялся и тут же набросился на чекиста, стараясь перехватить его руку, пытавшуюся передернуть затвор Калашникова. Что-то бессвязно крича, они закрутились, держась и дергая оба за автомат чекиста. Чекист пытался вырвать его и направить на немца, а тот делал все, чтобы не дать противнику завладеть оружием.
Все случилось столь стремительно и быстро, что пленники опешили. Женщины, находившие в предобморочном состоянии, прекратили истерику и умолкнув, смотрели на рукопашную схватку их охранника с непонятными врагами. Ерзали, с нараставшим ужасом стараясь отодвинуться дальше от топтавшихся в метре от них бойцов. Только что, у них на глазах, в паре метров, убили человека и сразу все личные переживания отошли на второй план. Никогда в жизни молодым женщинам не было так страшно. Лопатин что-то хрипел, выпучив глаза, то ли стараясь закричать, то ли вздохнуть. Не растерялся только старший лейтенант Горохов, которому помог опыт службы в армейском спецназе. Он сразу понял, что, как это не было невероятно, Кудашев дождался помощи, пришедшей как в банальном
