четкие приказы относительно сохранения тайны нашего тут пребывания, а в случае контакта с местными властями, убраться как можно быстрее и избегать конфликтов и жертв, — пояснил Кудашеву Рейс, — ясно, что в противном случае, они станут проявлять повышенный интерес к обстоятельствам дела и, ухватившись за кончик этой веревочки, кто знает, куда они смогут добраться. Что и сколько им вообще известно?
Юрий сосредоточенно молчал, собираясь с мыслями, у него были кое-какие предположения на уровне смутных предчувствий, но открывать себя с этой стороны стоявшим перед ним офицерам, он был точно сейчас не готов. Но отвечать на вопрос командира пришлось.
— Герр оберфюрер, у меня только догадки, не так много удалось узнать за эти несколько дней, принимая во внимание все обстоятельства, но я уверен, что местное НКВД, слишком много знает и боюсь вовсе не я тому причина!
Офицеры встревоженно переглянулись, в их деле, по всем мыслимым инструкциям, самым страшным, было притащить домой на хвосте, незваных гостей. А внешне, по уровню развития технологий этого мира, такой вариант совсем не исключался.
— И что ты об этом думаешь? — на лице Рейса морщинами на лбу и сузившимися глазами отразилась вся его озабоченность.
— Трудно сказать, герр оберфюрер, вы были свидетелями моей первой и единственной встречи с большевиками, тут это, кстати сказать, уже не НКВД, а КГБ — Комитет Государственной Безопасности, но сути это не меняет. Они совершенно спокойно отнеслись к тому, что я не имею к их миру отношения. Вы только посмотрите, — Кудашев обернулся и широким жестом обвел двор заимки, — солдаты красных совершенно спокойно реагируют на наших бойцов в форме СС, а ведь у них Вторая мировая война закончилась более тридцать лет назад победой советских жидов, западных плутократов и уничтожением единого немецкого государства. Германия оккупирована и разделена на два марионеточных государства. В их мире национал-социализм осужден международным военным трибуналом и запрещен. Они должны бы реагировать на германского солдата в такой форме, как… как эскимос на бегемота. Я общался с дюжиной простых местных людей, и совершенно точно могу судить, никто тут и не подозревает о теории множественности миров. А хозяин этой заимки, его дочь и местный полицейский с женой, которых я представил вам, по воле случая узнавших мою историю, были поражены до крайности, до тяжелого шока. Так что, если и есть в этом мире знание о нас, то это из ряда «знаний не для всех», а отряд, с которым мы столкнулись, имеет в этом рукаве реальности статус схожий с нашим «Аненербе». Обратите внимание, если поменять форму на наших и большевиках, вы вряд ли сможете их отличить. Я не видел среди красных ни одного откровенного жида или азиата, все балто-нордиды с небольшой примесью финской крови. Возраст так же характерен для профессионалов, от тридцати до сорока лет.
Оба германских офицеров, пораженные словами Кудашева, всем своим видом теперь выражали самое явное беспокойство.
— Спасибо, камрад, — гауптштурмфюрер Киндлер, пожал руку Юрию и обратился к Рейсу, — оберфюрер Рейс, хотя руководство операции возложено на вас, я настаиваю на отходе к хронолету и немедленной эвакуации. Нет гарантий, что пока мы тут почиваем на лаврах, крупные силы местных не стягиваются вокруг нас в готовую удушить петлю. Это, кстати, полностью бы объяснило столь легкую победу над красными, они, возможно, просто имеют приказ тянуть время.
— Господа! Господа! — к ним, из-за угла сарая почти бежал профессор Вигман, он остановился, оперся рукой об опорный столб крыльца и дрожащей рукой стал расстегивать ворот куртки, хрипло стараясь отдышаться, — нам обязательно, просто без всяких возражений, необходимо остаться тут еще на пару дней, а лучше на три или четыре!
Рейс и гауптштурмфюрер наградили взволнованного ученого очень красноречивыми взглядами, в которых раздражение смешивалось с заинтересованностью, но первое, несомненно, преобладало.
— Вы даже не представляете! Это невероятно! Маяк, который навел нас в этот рукав, сработав, нарушил пространственно-временные связи! Мои приборы просто сходят с ума! Немыслимо! Это практически управляемый гравитационный коллапс, который более подходит процессам небесных сфер… вы не понимаете… горизонт событий таков, что… О, боги! Это же имперская премия по квантовой физике! Академик Карл Шварцшильд, судя по всему, был прав! На лицо сферически-симметричная черная дыра без вращения и без электрического заряда, но в невообразимо, немыслимо миниатюрном виде…
— Карл! Я вынужден тебя разочаровать! — прервал разошедшегося профессора оберфюрер Рейс, — мы не то что на три-четыре дня тут не останемся, мы постараемся убраться из этого рукава в течении ближайших пары часов! И я сделаю все, чтобы не задерживаться ни на одну лишнюю секунду!
— Если вы, профессор, конечно, не предпочитаете писать диссертации и мечтать о имперской премии по физике в местном чекистском подвале, с иглами под ногтями или раздавленными большевистским сапогом тестикулами — вторил ему гауптштурмфюрер.
Карл Вигман, находясь пылу научного энтузиазма, хотел было деятельно возразить оберфюреру, но потом до него дошел смысл сказанного Киндлером, он побледнел и тихо, почти шепотом спросил:
— Что, Карл, все так плохо?
Профессор, оглянулся по сторонам, скользнул взором по пленникам и полным отчаяния голосом произнес:
— Но я-то думал, что все идет как нужно, Кудашева мы нашли, с местными вроде разобрались, а тут такое открытие…!
Оберфюрер Рейс был неумолим:
— Выяснилось, что НКВД тут подозрительно много знает и чем дальше, тем больше я подозреваю ловушку!
— Итак, давайте попытаемся договориться с большевиками и разойтись мирно, — решительно произнес он, — Кудашев, приведите в дом их старшего офицера, попробуем воззвать к их разуму, не хотелось бы напоследок залить тут все кровью.
Маше поручение отца накормить пленников и их охрану дало возможность хоть немного отвлечься от дикого смысла происходящего. Подруга так же вышла из прострации, хотя Ленке, привыкшей чувствовать себя при муже как за каменной стеной, было все легче. Женщины, собрав какие были тазы и миски, спустились, сопровождаемые взглядами всех находившихся во дворе людей в погреб, расположенный в дальнем углу двора, между конюшней и курятником. Выгребли почитай все лопатинские запасы. Два приличных ломтя сала, завернутые в холстину, в два тазика навалили из кадушек еще прошлогодних соленых огурцов и зелено-бурых, ядреных помидор, в большую миску наложили соленых, хрустящих рыжиков и груздей. И когда отец только успевал их собирать.
Затащили все в дом на кухню, мимо молчаливых немцев и враз глухо загудевших, русских солдат. Отец как раз закончил резать высившийся горкой на столе хлеб и при помощи дочери с подругой принялись складывать его на старый алюминиевый поднос. Тут загрохотав чем-то в сенях, мимо них в комнату, где находились немецкие офицеры с пожилым советским военным и тем, при одной мысли о котором Маше становилось плохо, влетел запыхавшийся немец и что-то с порога заорал. Поднялась дикая суета, русских опять увели в сарай, а несколько немецких солдат — из кухонного окна хорошо было видно — бегом кинулись к задней калитки, выходящей в сторону пасеки и болота.
— От ведь, беда какая! Чой-та снова случилось! — проворчал Андреич хмуро глядя в окно.
Вышел из комнаты Кудашев, насупившийся, с лицом смурным и усталым. Увидев женщин, попытался им улыбнуться, но вышло не очень.
— Ты это… — обратился к нему пасечник и тут же замялся, соображая, как теперь называть своего нежданного гостя, как-то изменилось все быстро, — Юрка, скажи там своим, мы вот на скорую руку решили покормить всех во дворе и немцев твоих и наших. Лопатин красноречиво указал на заваленный едой кухонный стол и стоявшие на табуретах тазики и миски с солениями.
Юрий как-то странно посмотрел на столпившихся на кухне людей, кивнул и скрылся обратно в комнате. Не прошло и минуты, как он вернулся обратно и сказал:
— Хорошо придумал, Василий Андреевич, несите харчи во двор. Да только ложек с вилками на всех все одно у вас не хватит!
— Ничо! С дюжину найдется, а там уж как пойдет! — засуетился пасечник.
Вслед за Кудашевым вышел один из немецких офицеров, тот, что моложе, с резкими чертами лица и очерченным подбородком.
— Не изволите ли откушать, чем Бог послал, товарищ офицер, а ежели что, и выпить…, — живо обратился к офицеру Лопатин и тут же осекся, поняв, как дико звучит «товарищ офицер» в отношении к этому военному с двумя рунами на черной петлице и мертвой головой на фуражке. Да что поделать, привычка, а вот чужое, вернее крепко подзабытое, «господин» даже и в голову не пришло.
Неожиданно для пасечника, да, наверное, и для Юрия, офицер, мгновение помедлив, улыбнулся, протянул руку в горке продуктов и ловко выхватил небольшой крепенький соленый огурец. Откусил, хрустнув, чуть поморщился, выговорив кратко: «Gut!» а чуть помедлив: «Карашо!» и продолжая жевать, вышел в сени. Кудашев с Лопатиным вышли за ним.
Суета и беготня немцев, получивших сообщение от отряда, оставшегося у хронолета, не осталась незамеченной пленниками, те явно оживились, живо переговаривались в полголоса, бросая довольно красноречивые взгляды на немецких солдат. Гауптштурмфюрер Киндлер, жестом подозвав кого-то из унтер-офицеров, отвел в сторону и что-то тихо ему говорил, указывая то на пулеметчиков в телеге, то на забор, то на груду трофейного оружия у стены лопатинского дома.
Андреич выкатил из-за сарая пару старых бочек. Поставил их у самой границы между пленными и цепью их охраны. Солдаты СС встрепенулись было, но после того как Киндлер махнул им рукой, не препятствовали хозяину сооружать импровизированный стол. С помощью Кудашева Василий положил сверху бочек несколько досок, отошел на пару шагов, склонив голову в одну, потом в другую сторону. Оценил получившийся импровизированный стол, вздохнул и побежал обратно в дом. Не прошло и пары минут, как он вернулся с дочерью и Леной, и они стали расставлять на стол поднос с резаным хлебом и миски с закуской. Сначала Лопатин думал выставить и последнюю пару литровых бутылей медовухи, но поостерегся — мало ли, во хмелю люди разные становятся.
Юрий со стороны наблюдал за происходящим, сейчас он чувствовал себя тут лишним, вдруг захотелось зарыться в свежее сено на сеновале и провалиться в сон, часа на три, а еще лучше оказаться там вместе с Машей. Он вздохнул, покрутил головой, встревоженно прислушиваясь к негромким указаниям, которые давал своим людям гауптштурмфюрер. Офицер и солдаты не были ему знакомы. На базе был свой батальон охраны, который, гипотетически должен был быть задействован в подобных случаях, но этих он раньше не видел. Рейс, вскользь упомянул, что отряд в его распоряжение выделили из специальной части при ставке Гиммлера, стало быть, люди серьезные. Лицо Киндлера казалось немного знакомым, но не так, словно встречались раньше, а будто видел где-то в газетах, с экрана телевизора или в кинотеатре, в хронике, предварявшей любой фильм.
Тем временем Лопатины с Леной закончили выставлять снедь и Андреич замялся, не зная,
