фильме-боевике, в самый последний момент. Эти двое: и по облику, и по вооружению могли быть лишь земляками их странного приятеля. А еще, это было очевидно, отчего-то не хотели убивать охранявшего их чекиста. А вот он, чекист, ловко уложив одного из нападавших, явно не задумываясь, расправится и со вторым, в потом, в горячке боя, может быть и с ними. «Ну уж нет», — решил Сергей. Не зря говорят, враг моего врага, мой друг. Неизвестно, какая еще ждет их судьба в случае победы тех, кто прилетел вытаскивать из задницы, в которую он попал, Кудашева, а вот отношение к ним чекистов, иллюзий на благополучный исход не оставляло. Скованные наручниками руки, тому были свидетельством.
Милиционер упал на спину, перекатился и ударил чекиста ногой под колено, тот рухнул на спину под дикий крик Ленки: «Сереееежааааа!!!» Автомат полетел в сторону, а Горохов что было силы саданул каблуком кирзового сапога упавшего охранника по груди. Фашист, оторопевший по началу от столь нежданной помощи, быстро пришел в себя и набросился на упавшего, крепко прикладывая его кулаками по лицу и туловищу. Прошло пару минут и стонущему чекисту с окровавленным лицом, немецкий солдат уже ловко вязал за спиной руки.
— Мы друзья Кудашева, — сдавлено, задыхаясь, выговорил Сергей, привстав на локте, когда немец обернулся к нему. Тот мгновение помедлил, потом кивнул и пошарив по карманам связанного противника, нашел связку ключей и кинул в сторону женщин, а сам стремглав бросился к лежащему без движения товарищу.
Горохов, чертыхаясь, встал на колени, подполз к ничего не понимающей, впавшей в столбняк от пережитого жене и повернулся к ней спиной подставляя руки. Но молодая женщина не могла понять, что от нее требуется.
— Лена! Ключи! — резко выкрикнул Сергей, обернувшись на жену через плечо. Но она так и осталась сидеть безучастно, глядя в одну точку, дрожа всем телом и всхлипывая. Но, к счастью, тут пришла в себя дочь пасечника. Маша скованными руками схватила лежащие перед ее ногой ключи и стала лихорадочно перебирать связку, то и дело, роняя из дрожащих рук. Наконец, она нашла один маленький простенький ключик, с виду подходящий по размеру к щели в наручниках и, далеко не с первого раза попав в замочную скважину и покрутив ключ туда и обратно, смогла освободить руки Горохова. Тот тут же подскочил, выхватил связку ключей из ее рук, быстро присев рядом с Машей, расстегнул наручники. Снял их с запястья и вновь втолкнул ключи в ладонь девушки.
— Освободи отца с Ленкой — быстро выговорил он и поднялся, со сдавленным стоном разминая ноги.
Судя по всему, череп у немца оказался крепким. Лежащий солдат, над которым склонился его товарищ, начал подавать признаки жизни. Поддерживаемый за плечи, он сел, дикими глазами осмотрелся вокруг, если вообще что-то мог видеть из-за залившей лицо крови. Второй солдат стащил со здоровяка каску и ворчал по-немецки, разрывая упаковку с бинтами. Сергей подошел к ним, косясь на лежащего в стороне на животе, связанного чекиста и присел рядом на корточки. Приклад автомата их охранника, угодил немцу в бровь и сильно рассек ее, да так, что вывернутые клочья мяса, страшно, багрово бугрились, заливая лицо и одежду солдата кровью.
— О, блядь! — пробормотал милиционер и повернул голову к своим спутникам.
Маша, наконец, управилась с наручниками на руках его жены, а Лена, вернувшаяся, к счастью, в реальность, сидела потирая запястья.
— Маша, иди помоги! — крикнул Горохов, — пусть Лена отцу браслеты снимет, здесь твои навыки нужны. И тут же добавил, обращаясь уже к немцу:
— Она врач.
Солдат с бинтом в руках тоже глянул на недавних пленников, кивнул:
— Карашо.
Через несколько минут немец, с перемотанной бинтами головой поддерживаемый Василием с одной стороны и его дочерью с другой, со стоном поднялся. Судя по мутному взору, и тому, что он никак не мог сфокусировать взгляд, знакомство с прикладом АКМ, запомнится ему надолго. Он шагнул вперед, оступился и всей тушей завалился на Машу, Горохов кинулся было на помощь, но она, упираясь что было сил, удержала его вес и немец хрипло, чуть слышно пробормотал:
— Danke…
— Сильное сотрясение, — отрывисто сказала она Сергею, все еще придерживая вместе с отцом шатающегося солдата, — бровь зашивать нужно, а еще хорошо бы рентген сделать, мне кажется там лицевые кости повреждены, ну и глаз… хорошо если не сильно поврежден.
— Ну, пошли, очередь в рентген-кабинет занимать — попытался пошутить милиционер, на правой руке которого, всхлипывая от пережитого, повисла Ленка. И кивнул на дорогу в сторону заимки.
Второй немецкий солдат тем временем быстро осмотрел стоявшие на дороге автомашины. Убедившись, что там никого нет, вернулся к ним. Подошел к лежащему на животе чекисту, рывком, за связанные руки, поднял его на ноги. Советский солдат застонал и замотал головой, разбрызгивая кровь. Немец осмотрел недавнего противника и покачал головой
— Фройляйн, помогите… — обратился он к Маше, видя, что его товарищ вполне уверенно держится на ногах с помощью Андреича.
Маша, оставив своего пациента, бросилась к ним. Их прежний охранник, придерживаемый своим победителем, внешне имел столь же плачевный вид, что и поверженный им германец. Разбитый нос, источник обильного кровотечения, перепачкавшего лицо и форму, ссадины на скулах и лбу, стремительно заплывающие гематомами глаза. Но хотя внешне картина была жутковатой, состояние чекиста было сносным, хотя, несомненно, в диагнозе была сломанная со смещением переносица и сотрясение.
Солдат, почувствовав на лице Машины пальцы, неприязненно отдернул голову, а вместо благодарности прошептал с ненавистью:
— Сука!
Немец, не отпуская рук пленного, нагнулся, поднял лежащую рядом разгрузку с автоматными магазинами и резко кинул стоявшему в паре шагов от них Сергею. Тот ловко поймал, немного ошалел от неожиданности. Немец кивнул на, лежащий рядом АКМ и сказал:
— Бери, камрад! Нам любой помосч сейчас карашо… а пленный вскинул голову, на залитом кровью, лице зло блеснули глаза, и он презрительно бросил Горохову:
— Ну ты и пидарас!
Милиционер подошел и поднял автомат, повесил его на плечо, а потом еще раз нагнувшись, взял валявшийся среди смятой травы берет чекиста и напялил ему на голову, со словами:
— Поживем, увидим! Шагай вояка!
Тот в долгу не остался и зло прошипел:
— Поживешь…только не долго!
Только сейчас милиционер понял, что стрельба прекратилась. Тишина, наполненная обычными лесными звуками, казалась звенящей, и ее нарушали только чуть слышные неразборчивые крики со стороны пасеки. Они направились в сторону заимки. Первым шел с пленником немецкий солдат, потом Андреич с дочерью, помогая шагать раненому. Сергей шел последним. Лена некоторое время молча шла рядом с мужем, то и дело заглядывая ему в лицо, а потом не выдержала и спросила:
— Что ж теперь будет, Сережка?
Горохов, молча пожал плечами, попытался улыбнуться жене, но получившаяся гримаса, улыбку напоминала слабо. Из головы не выходили слова пленного чекиста:
— Поживешь, только не долго. А ведь и взаправду, только что старший лейтенант милиции Сергей Горохов, ни много, ни мало, а на «вышку» — исключительную меру наказания себе заработал.
****
Последний боевой выход полковника Мельгузова, начальника разведки Западного Управления погранвойск КГБ СССР, хорошо начался, плохо проходил и отвратительно закончился. Все усиливающаяся стрельба вдалеке, в которой неожиданно прорезался частой дробью голос нескольких пулеметов, вполне ожидаемо обернулась для его отряда паникой. Бойцы бестолково заметались, сбивая друг друга с ног, хватая оружие. Неистово бессвязно заголосил связанный радист, а сержант Сударев, оттолкнув одного из товарищей, попытался дать деру, но наткнулся на старлея, который, не секунды немедля, свалил его с ног прямым в челюсть. Мельгузов взревел матерно, пытаясь, навести порядок, но тщетно.
Дальше, как в замедленном кино, из-за кустов и деревьев, окружающих поляну, с разных сторон появились солдаты в незнакомой форме, но в очень знакомых касках. Один, второй, третий. Они что-то кричали, стреляя вверх. На немецком. На ломаном русском.
— Сдавайтесь! Hände hoch! Arme zu Boden!
Его пограничники, лучшие из лучших, оторопело глядели на пришельцев. Полковник даже не понял, кто, но кто-то первый бросил под ноги автомат. Потом второй, третий. Пограничники сдавались. Ладони Мельгузова, сжимавшие АКСУ, стали противно липкими от пота, он затравлено огляделся по сторонам, пятясь к поваленной березе.
Старший лейтенант Тарасевич, пришел в себя первым, единственной ошибкой было, то, что он после объявленного привала оставил свой автомат не пеньке, в двух шагах, а сам, отвинтив крышку жадно пил из фляги. Стрельба вдалеке, послужившая последней каплей для его солдат, заставила его на минуту забыть о оружии. Он пытался навести порядок среди этой паники, а когда появился враг, ставший, наконец реальным, офицер оказался безоружным, не считая ПМ в кобуре на боку. Тарасевич стремительно метнулся к оставленному автомату, но с двух сторон, по ногам, полоснули из своих похожих на автоматические винтовки незнакомой модели, солдаты в зловещих нацистских касках. Старший лейтенант с криком рухнул в одном шаге от своего автомата.
Врагов было четверо. Против пограничников, которых было много больше, сыграл фактор неожиданности и полная потеря отрядом дисциплины и боевого духа. Разведчиков разоружили, свалив их стволы с разгрузками, посреди поляны. Пока двое его бойцов, опасливо оглядываясь на направивших на них оружие незнакомцев, ломали деревца и мастерили из них, своих ремней и куска брезента носилки, Мельгузов с одним из немцев склонились над раненым. Немец с выглядывавшим из-под камуфляжной куртки-анорака воротником с черными петлицами и рунами СС был подобием ожившего кошмарного сна. Солдату было лет тридцать пять, лет на десять моложе полковника. Непередаваемым чутьем профессионального военного, Борис сразу признал в нем старшину или сержанта. Черт его знает, какие у них там на самом деле звания. К тому же он был единственным из четверых, сносно объясняющимся на русском.
Пограничника в душе терзал жгучий стыд. Десяток его лучших разведчиков, во главе с ним взяли, как каких-то новобранцев. То и дело полковник спрашивал себя, а если бы они приняли бой, что было? Фашистов, а в том, кто были нападавшие, у Мельгузова сомнений уже не осталось, было четверо, а разведчиков, вместе с ним и старлеем, двенадцать. И даже принимая во внимание, что из этих двенадцати, один обосравшийся, один впавший в депрессию и не желающий воспринимать реальность, а еще один, недавно расстрелял их радиостанцию и был связан своими же товарищами, формально, все шансы на успех были. То и дело Мельгузов ловил на себе взгляды солдат, рвавшие ему сердце. Они словно спрашивали его:
— Ну что, батя, эдак нас поимели…и прям без гандона! Он сам учил их, что безумное геройство не для профессионалов. Что толку погибнуть, не выполнив порученного дела? Нужно выжить, чтобы иметь возможность, будучи сбитым с ног, подняться, исправить ошибки и добиться успеха! А с покойников спрос маленький. Они валяются в кустах, воняют и жрут их черви…
А враг оказался хорош! Полковник еще
