времени разделяла с ними их порочную страсть, но со временем, у супругов произошел разлад. Розенфельд-Рязанов весь ушел в работу, ради которой даже поборол свою кокаиновую зависимость, а Соломея, наоборот, скатывалась в пучину наркомании все глубже. Сопровождалось это нарастающей звериной жестокостью до такой степени, что муж был вынужден упрятать ее в закрытую психиатрическую лечебницу, более половины пациентов которой составили такие же «сгоревшие на работе» революционеры. В 1920 году, сердце Соломеи Розенфельд, которой было всего 30 лет, не выдержало и она умерла от инфаркта. Товарищ Кобра не преминула присутствовать при ее последних минутах, молча, не скрывая удовлетворения наблюдая за агонией своей госпожи.
Меир, ставший в ВЧК, а потом и в ОГПУ большим начальником, научил бывшую Катеньку Берг, многому. Душевную пустоту, выжегшую прежнюю личность, постепенно заполнил революционный фанатизм и идеи мировой революции. Красивая и смертоносная, как настоящая ядовитая змея, товарищ Кобра не боялась смерти, но та словно бежала от нее. Используя свой природный аристократизм и внешность, она легко входила в доверие к «контре», и как только очередной «бывший» раскрывал перед ней душу, для него это становилось смертным приговором. К началу тридцатых, за сотрудницей НКВД Берг числилось несколько выявленных крупных контрреволюционных организаций, именно настоящих, а не выдуманных оперативными работниками. А потом, двадцати восьми летнюю красавицу перевели на агентурную работу за границу. Активность советской разведки в предвоенном мире в тридцатых годах, увеличилась многократно, одной из разведчиц, стала товарищ Кобра. Ее хозяин в 1934 году занимал руководящую должность в иностранно отделе НКВД, ставшим пятый отдел ГУГБ НКВД СССР. Успехи у Екатерины Берг были блестящи, чему помогала внешность и отличное знание иностранных языков, одного только она не делала. Постельная разведка никогда не была ее профилем, с некоторых пор, она испытывала нестерпимую ненависть ко всему, связанному с сексом.
В июле 1936 года фашисты подняли мятеж в Испании, а 14 октября первый пароход из СССР с военной помощью прибыл в эту страну. Но уже с мая того года группа сотрудников иностранного отдела советской разведки получила в Испании пополнение. Среди противников левого республиканского правительства Мануэля Асаньи, из числа аристократии и военных замечена была ослепительно красивая и холодная как лед, Росита Карреро, родом из Парагвая, приехавшая в Испанию, на родину предков после смерти дальнего родственника, оставившего ей наследство в Севилье. До самого конца войны, в тылу, самым неожиданным образом умирали церковники, военные, предприниматели из числа сторонников диктатора Франко. Ходили слухи о неуловимом республиканском агенте-мстителе El cobra, за любую информацию о котором франкисты обещали большие деньги в золоте.
В СССР тем временем события шли своим, кровавым, чередом. Оказался предателем и врагом народа генеральный комиссар государственной безопасности Генрих Ягода. А потом в апреле тридцать девятого и сменивший его на посту Николай Ежов, бывший любовником Хозяина Катеньки Берг. Утащил за собой нарком Ежов и Розенфельда- Рязанова, покаявшись в их «контрреволюционной гомосексуальной связи». Ежова расстреляли в 1940 году, а Меира Розенфельда, который кроме педерастии, успел покаяться в работе на полдюжины разведок, осенью 1939. Агента Кобру после победы Франко, через Португалию и Францию вывезли в СССР, где арестовали за контрреволюционную деятельность, чуть ли, не ставя ей в вину гибель испанской республики. От верной пули спасла Екатерину Берг, по старой памяти, Александра Михайловка Коллонтай, подруга и такая же любительница сексуального садизма, как и покойная Соломея Розенфельд. Но то уже иная история.
Сегодня Екатерина Германовна Берг, в которой никому и в голову не пришло бы узнать некогда знаменитую Кобру, многие годы спустя услышала фашистский гимн в центре России. Невероятно!
Но… Бывших чекистов не бывает, не правда ли?
Глава 12. То, что и должно было случиться
По полутемным пустым коридорам общежития Кудашев с Машей быстро дошли до комнаты, в которой начиналось их застолье. Даже если бы и не знали дороги, смех, шум, громкие молодые голоса указывали верное направление. Когда студенты увидели на пороге Юрия с подругой, крики и радостные восклицания только усилились. Откуда-то по рукам в их сторону пошла гитара, при виде которой обершарфюрер почувствовал головокружение. Решительно продолжать гулянку, да еще и играть, сил не оставалось. Напряжение всех последних дней, бессонные ночи, вымотали его невероятно и сейчас больше всего на свете он хотел спать.
— Нет, нет, нет, ребята! — Кудашев крепко сжал плечо девушки, прося поддержки, — Мы с Машей с раннего утра на ногах, уж извините, на сегодня концерт окончен!
— Всем пока! Вам точно покоя нет, дождетесь, придет сейчас — жандарм вас по койкам разгонять! Все! До завтра! — девушка, которой сегодняшний день тоже дался нелегко, была полностью с ним согласна.
Закрыв дверь комнаты с шумной компанией, они рука об руку пошли на второй этаж.
— Маш, а про какого ты им жандарма говорила? — заинтересовался Юрий.
Подруга негромко засмеялась:
— Да это мы так Екатерину Германовну за глаза зовем. Вот точно, если минут через десять ребята не разойдутся, она к ним заявится и разгонит. Бабка — кремень! Вот кого нужно было комендантом тут назначать и вахтером сажать, а не этого старого алкоголика, Никитича!
Дальше шли молча, шум поздних студенческих посиделок оставался все дальше. Они повернули по коридору, и у первой же двери Маша остановилась. Она достала из кармана платья ключ и при тусклом освещении коридора несколько раз промахнулась мимо замочной скважины. Кудашев почувствовал, что ее рука с ключом дрожит. Он прикрыл на мгновение глаза и отпустил чувства, его мгновенно захлестнули ее чувства и эмоции, яркая смесь страстного желания, страха и смущения. Она ждет, что я сейчас уложу ее в постель! Проклятье! Я и сам этого хочу! Но… тысяча но…
Наконец дверной замок, с которым она так долго копалась, провернулся, и дверь распахнулась в темноту. Щелкнул выключатель, и неяркий свет залил комнату.
Обстановка была явно получше, чем в студенческих комнатах, и вполне могла соответствовать дешевенькому отелю в какой-то дыре, в Румынии или Чехии.
— Это комната аспирантов, нам ключ оставляют, когда разъезжаются… — сказала Маша, видя, как ее спутник крутит головой, осматриваясь. Кудашев про себя усмехнулся, представив для чего скорее всего используют эту уединенную комнату в дальнем конце коридора, студенты-старшекурсники. Что-то в его лице выдало мысли, и девушка, не сводившая с него глаз, смутилась. Угадал!
Комната по советским меркам была роскошной. Светлой, с двумя большими окнами. Стены оклеены свежими салатовыми обоями. Три кровати стояли через тумбочки в ряд. В отличии от студенческих комнат, кровати были не металлические, с сеткой, а деревянными, аккуратно застеленными, с ровно стоящими подушками. Еще двустворчатый шкаф с зеркалом во всю дверь, письменный стол со стулом в углу, комод.
— Ну вот… располагайся, — Маша, замялась, теряясь в мыслях, и стараясь не смотреть на Юрия, — на любую кровать ложись, устал ведь… Завтра утром вставать рано.
Кудашев просто рухнул с поворотом, на ближайшую кровать, так, что пружины в матрасе жалобно заскрипели и потянулся, не спуская глаз с девушки. Она облизнула губы, судорожно поправила волосы и воротник платья.
Он знал, что если он только моргнет или изменит интонацию голоса, она уже не уйдет, оказавшись радом с ним, сжимая в горячих объятиях. И это все намного, намного усложнит.
— Спасибо, Машенька! Я так устал, просто ноги не держат и глаза закрываются! — Юрий постарался, чтобы голос его звучал, как можно более нейтрально.
Девушка, чуть помедлила, продолжая теребить воротник и побагровев лицом, резко повернулась и выскользнула за дверь, громко ею хлопнув.
Дурак! Ой, дурак! Обершарфюрер закрыл лицо руками! Зачем было обнадеживать ее, целовать, шепча какую-то ласковую чушь! Чтобы в такой момент отшить? Ты же сам ее хочешь! Нужно устраивать жизнь тут! Неужели ты, наивный, надеешься вернуться домой? Туда, куда нет дорог!
Кудашев сел на кровати, ссутулившись, облокотившись на колени локтями, положил подбородок, на сжатые кулаки. Допустим, он станет жить с ней, ведь просто сексом дело не ограничится, их непреодолимо влечет друг к другу. Рано или поздно, его, человека чужого всему миру, вычислят и возьмут. И дело не в том, как скоро это произойдет и то, что скорее всего живым он им не дастся. Что ее ждет? Что ждет всех его друзей тут? Юрий очень хорошо, по-своему миру, знал, что такое ОГПУ, даже если оно тут называется по-другому, знал, что такое ЧСИР — член семьи изменника Родины. И пусть эта страна совсем не его Родина, но близость с ним — каиново пятно для всех с кем он сейчас дружен. И для нее. Особенно для нее!
Все верно… но отчего же так паскудно и гадко на сердце!?
Маша шла по коридору. В голове было пусто и гулко как в большом пустом подвале. Вот так значит. Спасибо, значит… Просто спасибо… Гуляй, мол, утром увидимся! А ведь еще несколько часов назад он сжимал ее в объятиях и жарко шептал на ухо всякую белиберду, от которой подгибались ноги, бросало в жар, а внизу живота сладко щемило… Дура! Чертова дура! С него-то, с контуженного, что взять? А ты губищу раскатала до земли, мечта, всей твоей жизни. Раненый герой… Но все равно, несмотря на шквал злости и обиды, ее тянуло вернуться и бросится Кудашеву на шею. Она не могла винить его, вся злость, переполнявшая девушку, была на саму себя. Не то сказала, не то сделала, не так посмотрела, что то сама не поняла, но вот… идет к себе в комнату, а думы, мысли все с ним. Сама не заметила, как оказалась перед дверью их комнаты. Покрашенной белой краской с аккуратно выведенной красным цифрой пять. Чуть постояла у двери, затем резко толкнула ее и вошла в комнату.
В комнате общаги стояло четыре простенькие металлические кровати с сетками, но почти все студенты на лето разъехались на каникулы. Кроме Лопатиной там осталась только задорная хохлушка Оксанка. Она как раз в это время в ночнушке сидела на табурете. Делала важное дело: расчесывала длинные густые темные волосы. При этом смотрелась в стоявшее на столе большое зеркало, которое они с Машей купили вскладчину, предмет зависти жительниц других комнат. Что-то напевала. Она обернулась на звук открывшейся двери, перестала петь, уперлась недоумевающим взглядом в подругу.
— Ты что? Я тебя только к утру ждала? Думала, он уже твои ноги, себе на плечи закинул! — сама не зная, словами этими она окончательно добила Машу.
Та рухнула на свою кровать, с ревом уткнувшись в подушку.
— Тю… Ну и дурак! Ты ж дивчина, каких поискать, первая красавица у нас… Что случилось? А? Машка? — допытывалась подруга, присев рядом и теребя ее за плечо.
— Да ничего! — давясь рыданиями, всхлипывая и размазывая слезы приподняла голову она, — Спасибо мол, устал, мол… до завтра… ааааа… снова взвыла Лопатина, будто прорвав плотину чувств, которую пыталась сдержать, идя по коридору.
— Так
