информацию.
Прошлое возвращается. Возвращается в кулон.
Глава 4.
Вика проснулась на руках тёти Ули, в её же квартире. Голова раскалывалась, а завтра ведь ещё в школу.
Лёгкое благовоние дымилось на столе.
Рядом с ним стояла не горящая свеча. На деревянном и до боли знакомом стуле лежал рюкзак тёти Ули. Около него лежал мешок лимонных леденцов.
Тётя Уля была сладкоежкой. А ещё была крёстной Вики. Она была интересным и приятным человеком. Казалось, она знает всё на свете и на это всё имеет своё мнение.
- Воды? - женщина заботливо протянула кружку с кипячёной водой.
- Спасибо, — девочка жадно выпила воду.
Тётя Уля посмотрела с беспокойством, оставляя Вику полежать. Однако, у девочки были свои планы:
- Который час?
Крёстная посмотрела на часы:
- Около семи вечера. Но ты не волнуйся, в школу завтра можешь не идти.
Вика устало выдохнула, потому что знала, что убедить тётю Улю не получится. Крёстная лишь села рядом и положила её голову на свои колени.
Так она и уснула.
Весь следующий день девочка провела никак.
Она просто лежала на кровати крёстной.
Ничего не ела.
Ничего не пила.
Лишь заметила, что кончики волос стали белеть.
Выцветать.
Разумеется, днем ей стало полегче. Боль утихла, прежняя заинтересованность в мире вернулась к ней.
Однако, пятница.
Влад с нетерпением ждал окончания последнего урока.
А после побежал.
Побежал к своей любимой.
Он знал, что ей нехорошо.
Он знал, что ей могло стать лучше.
Но за один лишь учебный день он так соскучился по ней.
Что бежал, бежал.
И прибежал.
Ворвался в квартиру, схватил за руки, спросил:
- Как ты?
И получил взволнованный флегматичный ответ:
- Уже лучше. А ты как?
Влад медленно улыбнулся, неспешно сёл на кровать, произнёс:
- Тоже ничего. Просто... Погулять с тобой хотел.
Девушка укоризненно посмотрела на него, но он, предвидя всё вопросы, спешил дать на них ответ:
- Знаю, ты не любишь гулять. Но я подумал, что лёгкая прогулка будет полезнее и чем-то веселее, чем сидеть тут.
Вика поморщилась, поднимая глаза на юношу.
- И возможно даже чем-то веселее, чем очередной скандал с Амелией, — добавил тот самодовольно.
Парень улыбнулся, а после покраснел, смутился, вспыхнул.
Отвернулся, выпустил руки девушки.
Вике было забавно всё это.
Совсем всё.
И смущенный брат, и предстоящая прогулка, которая будет веселее скандала с Амелией; и непосредственно перебранка с младшей по самой непонятной причине.
Амелия всегда находила причины.
Последней на её памяти стали её длинные каштановые косы, которые младшая благополучно отстригла сестре.
Захотелось покрасить в фиолетовый новую короткую стрижку.
Чтобы не унывать.
- Идём, — девочка устало улыбнулась и поднялась с места.
Объяснять тёте Уле ничего не пришлось.
Она давно уже поняла.
Влад ей объяснил, влетая в квартиру.
Свежий воздух, листья, цветы.
Небольшая влага.
Разговор ни о чем.
Вопросы: "Что было сегодня на истории?"
Далее ответы.
Длинные.
И снова ни о чем.
И снова: "А как там моя подруга?"
И снова: "А ты как себя чувствуешь?"
И снова непреодолимое желание взять за руку эту девушку.
И снова место, где висит кулон, упорно жжёт.
Сильно жжёт.
Странный человек из-за куста сирени почему-то обращает на них внимание.
Подходит.
Вертит кулон.
Смотрит в глаза Вике.
Улыбается.
Ухмыляется.
- Не узнаешь отца?
Вопросительные взгляды.
Недопонимание.
- Ну же, я перед тобой.
Как он узнал о её существовании, внешнем виде, местоположение и имени не беспокоило Вику.
Как и побелевшие в момент волосы.
Беспокоило лишь то, что делать дальше.
Что будет дальше.
И что с этим дальше делать.
Глава 5.
Неугомонное сознание не интересовалось вопросами.
Никакие больше вопросы не интересовали его.
Оно знало, что человек способен на всё, что захочет.
А чего он хочет?
Единственный вопрос, который заинтересовал сознание.
Да и он был отброшен.
Чувства нахлынули на холодный рассудок.
Жгучая ненависть образовалась.
Обосновалась.
Не в сознании.
В душе.
Никаких, никаких слов.
Молчание.
И жгучая ненависть.
Хоть бы он...
Потерялся, ушёл.
Погиб.
А не смотрел бы с этой надменной ухмылкой на неё.
Снова:
- Абсолютно белые волосы, — мужчина накрутил прядь девочки на палец, — Мой оттенок. Не материн, мой.
Она хотела разрубить его своим взглядом.
Своим тяжёлым, невыносимым взглядом.
Жгучая ненависть это не злость.
Это не крики.
И не лёгкое презрение.
Это ужасно тяжёлое чувство, что свинцовыми пластами оседает в задворках души.
Сознание не помогает избавиться от этой тяжести.
Лишь усугубляет.
Свинцовые пласты, которые горели огромным пламенем.
И никогда бы не потухло.
Никаких слов.
Никаких криков.
Лишь свинцовый взгляд.
Горящий взгляд.
Испепеляющий взгляд.
Он не был злым.
Он не ждал азартного ответа.
Он не был полон презрения.
Он был полон чистейшей ненависти.
Тяжёлой и горячей.
Жгучей.
Брат обнял в момент.
Надел на холодное тело девушки свою чёрную толстовку.
Успокоение в тепле.
Не в огне.
Сцепились за руки.
Слегка успокоились.
Ответила Владу:
- Пойдём другим маршрутом.
Улыбка на соседнем лице.
Ответ:
- Идем, конечно.
Вроде полегче стало.
Вроде тот свинец всё ещё в задворках души.
Вроде и грудь больше не жжёт.
Вроде полегче.
Глава 6.
Его тёплая рука сжимает её холодную руку.
Его тёплая толстовка на её замерзающем теле в белом платье.
Его тёплые слова:
"Всё хорошо",
" Я рядом",
"Идём в кофейню".
Всё согревало лучше, чем тот же самый кофе, стоящий перед ней.
Сердце таяло.
Превращалось в лужицу.
Тепло, которое он так хотел выразить.
И смог.
Теперь смог.
Теперь носил на руках, сажал на качели.
Смех.
Долгожданное тепло в ответ.
Улыбки.
Веселье.
Возвращение домой.
Спокойно.
Единственное удивление насчёт белых волос.
Но потом она объяснила.
Всё она объяснила.
Глава 7.
Несколько дней дух матери ещё являлся с предупреждениями.
Вика не знала о них.
Ей было бы приятнее, если бы отец умер.
Но убивать не было в её принципах.
Она считала убийство большим, чем грех.
Никто не имеет права лишить даже самого ненавистного человека жизни. Как и сам обладатель своей человеческой жизни.
Сегодня почему-то в чёрных кожаных штанах.
Рубашка почему-то тоже чёрная.
Что-то тянет к кусту сирени.
То, чего уже нет.
То, что завладело разумом.
Присвоило чужую судьбу себе, хотя не имело на это права.
Ему плевать на права.
Он уже лишал людей жизни.
Лишит и её.
Оно присвоило чужую жизнь себе.
И распоряжается ею.
Глава 8.
Влад начал думать, что куст сирени стал их местом встречи.
Однако, сейчас он больше не мог терпеть.
Не мог терпеть той обременяющей мысли, того обременяющего чувства.
Тех слов, которые он хотел сказать:
"Я люблю тебя. Сильно. Может, это не совсем правильно..."
А потом его фантазия начинала играть с ним.
Варианты продолжения были самыми разными.
И произносились лишь перед зеркалом в ванной.
Шёпотом.
Что нагружало его.
Что делало бремя еще тяжелее.
Что заставляло сделать физическую тяжесть своей боли.
Заматывать от чужих глаз.
Ведь свою боль он предпочитал видеть наедине.
А когда она приходила в ненужные моменты, он её прогонял.
Возможно, в эту подругу Влад влюбился ещё пуще, чем в сестру.
И сейчас он решил начать отношения.
Пока не знал с кем.
Либо с Викой.
Либо с болью.
Одарив чудесную сестру в чёрном красными розами, тот отступил и начал уже заученное наизусть:
- Слушай...
Девочка прижала букет, выжидая.
- Я люблю тебя. Сильно. Может, это не совсем правильно...
Но договорить он снова не смог.
Не потому, что не придумал.
Не потому, что убежал.
Не потому, что испугался.
Лишь потому, что никак не ожидал резкого и глубокого поцелуя.
С полностью красного лица стекал пот.
Ответ:
- Дурашка, ты же видел моего отца.
Трясущейся голос:
- Да...
Уверенный ответ:
- Значит, я не твоя сестра. Это же не твой отец, а мой.
Влад задумался. Покивал.
Снова задумался.
Понял.
Удивился.
Обнял.
Вернулись домой.
Тёплый свет.
Кружка чая.
Кухня. В их квартире.
На кухне тётя Уля.
Мама спит.
Амелия гуляет.
- Значит, она мне говорит: "ну ты видел моего отца! " А я ей: "ну да, видел." Так она мне говорит: "так это не твой отец, дурачина, а мой." Я не понял, а потом как понял!...
Темно за окном.
Радостно на душе.
Глава 9.
Почему-то Вика выходит ночью на улицу.
Сознание не контролировало действия.
Сознание было подвластно неведомой силе.
Отец.
Он воплощал свои идеи в дочери.
Он сменил мать в кулоне.
Он управлял телом.
Он видел знакомое лицо.
Говорил убить.
Убить?
Невозможно.
Никто не имеет права лишать человека жизни.
Даже если он виноват.
Чувства были выше холодного рассудка.
Холодный рассудок был подчинён.
Голосом.
Из кулона.
Никто не должен быть убитым.
Пленённый холодный рассудок говорил, что должен.
Но холодный, даже захваченный рассудок, был в приоритете.
Нельзя думать чувством.
Нельзя сказать "нет", потому что чувствуешь.
Нельзя доверять чувствам.
Нельзя обращаться к тому, что было выше рассудка.
Она доверилась рассудку.
Захваченному.
Говорящему.
Темнота.
Мёртвое тело.
Кровь на руках, кровь на белых волосах, кровь на чёрной одежде.
Первая кровь была пролита.
Начнется война.
Война кулона и девочки.
Война захваченного рассудка и светлого чувства.
Война с самим собой.
Глава 10.
Влад сидел на крыше. Это было его любимым местом. Самые красивые закаты можно было увидеть с крыши их многоэтажки.
Иногда ему нравилось садиться на самый край и смотреть, как ярко-красная банка газировки падает вниз.
Ему нравилось смотреть, как ветер раздувал грязные белые шнурки на тёмно-синих кедах, за которыми была мгла.
Ему нравилось наблюдать за тем, как солнце оставляет свет на небе, а само закатывается за горизонт, прощаясь.
Ему нравилось ждать Луну.
Ему хотелось сидеть здесь с Викой.
И в этот раз он позвал её.
Выйдя из комнаты, девушка прошла за ним и увидела великолепный панорамный вид на деревья, дома и небо.
Газировка в ярко-красной банке, тёмно-синие кеды и её босые ноги.
Объятия со спины.
Разговоры наполнены смыслом.
Он показывает ей жизнь.
Он показывает вид с крыши, а не только с балкона. Ведь с крыши можно увидеть больше.
Тёплые слова.
Уже собираются уходить.
Внезапно приходит сестра.
Амелия.
Амелию никто не заметил.
Она подошла, и, напугав Влада, пихнула с крыши.
Окна пролетают перед глазами.
Жизнь пролетает перед глазами.
Всё пролетает перед глазами.
И разноцветный закат, и тёмно-синие кеды, и ярко-красная банка.
И Вика.
А дальше темнота.
Многообразие разных видов больше не являлось ему.
Темнота.
Глаза отдыхали.
Тело отдыхало.
А потом ничего.
Смерть.
Ненужная смерть посреди войны вносит свои коррективы.
Никто не имеет права лишать человека его
