прочих вялых или озабоченных другими делами представителей народонаселения, не способных ловко оттеснить или оболгать соперника, а также с толком насладиться унижением нижестоящих, и вместе с тем терпеть издевки вышестоящих.
Личность их существенно обужена, так как альтруизм, то есть доброта, дружелюбие, сопереживание, сочувствие, милосердие, выражающие в бескорыстной заботе о других, им практически не свойственны.
Недостаток ума они компенсируют привлечением многочисленных советников, но, поскольку решения в итоге приходится принимать им, постольку они, как истинные творцы собственного счастья, сначала рассматривают их с позиции личного (корпоративного), а не народного блага с креном в сторону удержания власти, обретения большей степени собственного доминирования и приобретения всевозможных благ.
Таким образом, в естественном процессе обретения власти преимущество получают не мудрецы-философы, а хитрые, беспринципные и ловкие проходимцы, рассчитывающие получить от нее немалые выгоды и готовые оттеснить всеми возможными способами честных управленцев, которые теряют преимущество в удержании своей позиции во власти в силу порядочности, неспособности оболгать ближнего, оттеснить соперников любыми доступными способами, тем более что власть имущие удерживаются в ней за счет обмана толпы эффектными, но большей частью неисполнимыми обещаниями и мелкими подачками в качестве так называемого пряника, а также нагнетанием воображаемых и реальных угроз - внешних и внутренних, в качестве кнута, на что никогда не пойдут честные и прямодушные философы.
Так что мудрые и бескорыстные философы вряд ли долго продержатся в этой банке с пауками, которую представляют собой политика и власть, вопреки надеждам Платона, вследствие чего и с этой стороны справедливое государство никак не получается.
Однако честные, бескорыстные, благородные философы и ученые вполне годятся на роль критиков власти, защиты угнетаемых ею, а также они, в сущности, единственные, кто способен развивать науку и строить культуру. Именно в этом, а не в управлении государством состоит на самом деле их миссия.
Философы как истинные мудрецы, искренне желающих блага народу, то есть с доминантой высшего сознания (самосознания), выражающейся в высокой степени альтруизма их личностей, на самом деле никогда не станут лицемерной и корыстолюбивой управляющей элитой государства, тем более что именно им свойственно чувство собственного достоинства, не позволяющее угождать вышестоящим.
Совершать подлые поступки, столь характерные для политиков, которыми владеет не мораль, а интересы, им не позволит уже достигнутый уровень высшего сознания (самосознания), выражающийся в альтруизме их личности, ставящий материальные блага на последнее место в ряду ценностей жизни. Поэтому они всегда будут разоблачать нечистоплотных, лицемерных и вороватых власть имущих, бороться за права граждан, а не цепляться за власть, и не будут участвовать в политических играх, в основе которых лежит обман народа ради собственных привилегий и власти над ним.
Вместе с тем эти люди всегда будут питать надежду на переустройства общества в сторону гармонии. Эта надежда на гармоничное мироустройство не может исчезнуть в их благостном сознании никогда: они как истинные гуманисты не способны поверить, что ужасы нашего мира не могут перейти в благоденствие каждого человека и всего человечества в конце концов.
Их креативность наиболее ценна не для вождизма, а для целенаправленного и инициативного развития науки и культуры, что непосредственно воздействует на массы, развивая всё в большем охвате умы и чувства людей, затрагивая самые чувствительные струны самосознания каждого человека, благодаря чему постепенно меняется как индивидуальное, так и коллективное самосознание: смягчаются нравы, растет тяга населения к знаниям, увеличивается число интеллектуально и эмоционально развитых людей.
Рост культуры и образованности населения позволяет повысить процент выделения из него креативных персон, которые представляют собой, по сути, единственный эффективный рычаг ускорения развития общества.
Возвращаясь к соображениям Платона об основной массе граждан, не обладающих большими способностями, которой надо руководить, следует отметить, что он предполагает занять их производством материальных благ. Эти люди в силу своей простоты и отсутствию интереса к высокой культуре и познанию окружающего мира, по его мнению, должны столь же просто потреблять обычные материальные блага вместе с их примитивным отражением в культуре и не более того, занимаясь всю жизнь только одним делом.
Поэтому Платон отнес их к низшему сословию и определил этих граждан для производства продуктов потребления как для себя, так и для всех остальных в рамках занятий ремеслами или земледелием. Основной причиной отнесения их к низшему сословию он считал отсутствие у них стремления к умственному и эмоциональному развитию - этих людей ныне относят к обывателям - и предполагал воспитывать их в умеренности и склонности к порядку и дисциплине, а также не лезть в чужой огород, то есть всю жизнь как бы быть прикрепленным к одному занятию.
«Смотри же, - сказал я, - каким образом государство может обеспечить себя всем этим: не так ли, что кто-нибудь будет земледельцем, другой – строителем, третий – ткачом? И не добавить ли нам к этому сапожника и еще кого-нибудь из тех, кто обслуживает телесные наши нужды?.. …в нашем государстве мы обнаружим, что сапожник - это сапожник, а не кормчий вдобавок к своему сапожному делу; что земледелец - это земледелец, а не судья вдобавок к своему земледельческому труду и военный человек – это военный, а не делец вдобавок к своим военным занятиям; и так далее» [1. Книга 3].
«Чтобы у нас успешно шло сапожное дело, мы запретили сапожнику лаже пытаться стать земледельцем или ткачом, или домостроителем; так же точно и всякому другому мы поручили только одно дело, к которому он годится по своим природным задаткам; этим он и будет заниматься всю жизнь, не отвлекаясь ни на что другое, и достигнет успеха, если не упустит время. А разве не важно хорошее выполнение всего, что относится к военному делу? Или оно настолько легко, что земледелец, сапожник, любой другой ремесленник может быть вместе с тем и воином?» [1. Книга 2].
Трудно спорить с Платоном о том, что значительная часть граждан должна производить или добывать ту или иную продукцию, делясь ею с остальными гражданами, не причастными к производительной сфере деятельности, тем более что большинство граждан государства особенно и не стремятся ни к «высоким», ни к «низким» целям, ограничиваясь желанием беспроблемной и сытой жизни. Они не испытывают стремления к новым знаниям за счет собственных усилий, добиваясь всего лишь более комфортной жизни с позиции простого приобретения и потребления ее благ.
Отсутствие стремлений к беспокойной жизни обусловливается низким уровнем сообразительности, нежеланием использовать свой ум, если даже он сравнительно неплох, слабой чувствительностью в отношении к чужим неприятностям и бедам, недостаточной впечатлительностью, решительностью, общительностью, неудовлетворительным уровнем любопытства и любознательностью, низкой степенью доминантности, вследствие чего подобного рода граждане имеют сравнительно низкосортную индивидуальность и непримечательную личность.
Такая «растительная» жизнь, к которой они быстро привыкают, отчасти напоминает существование животных, которые, как известно, озабочены только проблемами питания, размножения и достижения, желательно, большего комфорта.
Естественно, Платон отнес их к низшему сословию, но при этом впав в противоречие, состоящее в явной невозможности приравнять этих примитивных субъектов к мудрецам-философам.
То есть и в этом аспекте провозглашаемое им равенство всех граждан ради установления справедливости становится эфемерным.
Кроме того, Платон ошибся в необходимости установления постоянной привязки каждого гражданина из низшего сословия к одному виду деятельности.
Дело в том, что это многочисленное сословие обывателей на самом деле является резервуаром для пополнения и оздоровления всех остальных страт общества по следующим причинам.
Конкуренция и в этой, на первый взгляд, спокойной сфере, хотя бы за улучшение качества потребления и мелкие жизненные радости, заставляет этих граждан проявлять такие свойства личности, как как уверенность в себе, самокритичность, воля, но всё же их эгоизм и равнодушие в отношении чужих проблем преобладает перед альтруизмом.
Однако такие черты их личности и индивидуальности для отдельных персон, как качество ума, любознательность, воля, трудолюбие-леность, самоуверенность-самокритичность, вежливость-грубость, ответственность-недобросовестность, убежденность-беспринципность, а также сообразительность, чувствительность, впечатлительность, решительность, та или иная степень общительности могут испытывать значительные колебания, в силу которых сравнительно небольшая – флюктуирующая - часть обывателей способна поставлять в другие страты населения продукты этих флюктуаций.
Другими словами, обыватели являются основной почвой для представителей интеллектуальной, властной, творческой и прочих прослоек, которые из этой почвы произрастают случайно, или благодаря тем или иным умениям, способностям, сильной воле, то есть индивидуальным перекосам в сознании, внешними признаками которого и являются индивидуальность и личность. Подобные отклонения могут приподнять их выше среднего уровня представителя низшего сословия.
Поэтому привязка Платоном граждан к одному виду деятельности, то есть фактическое лишение их свободы в изменении своей жизни, если, например, у них вдруг прорежутся способности к иной сфере деятельности, автоматически лишает общество развития, провоцируя застой и гибель государства, основанного на подобных принципах.
Столь же проблематичной является идея Платона и о селекции граждан. В частности, особое внимание он уделяет образованию сословия стражей и поддержанию его существования как промежуточного звена между управленцами-философами и производителями материальных продуктов, поскольку стражи должны охранять государство от внешних и внутренних врагов.
Платон предложил более способных и волевых индивидов отбирать и воспитывать в духе стремления к справедливости и устранению опасностей для государства, то есть к его сохранению постоянным напряжением воли, силы и послушанием своим руководителям, сделав этих персон своего рода стражами государства, которые могут служить также и резервуаром для извлечения из него при соответствующем воспитании руководителей государства.
«Кто выскажет способность охранять законы и обычаи государства, тех и надо назначать стражами… …Между тем, государственный строй будет у нас в совершенном порядке только в том случае, если его будет блюсти страж, в этом сведущий» [1. Начало].
«Наши стражи должны отбросить все остальные занятия и заниматься лишь охраной свободы государства – самым тщательным
