тебе врать. Да, они убили себя сами. Это было добровольное решение наших праотцов и праматерей. Шесть человек, вытянувшие короткие спички… ушли из жизни. Это случилось пять поколений назад - ну, то есть, почти сто лет. Ты уже всё поняла сама: они так поступили, чтоб оставшиеся в живых четверо смогли прожить подольше. Потому что запасённых ресурсов пищи и кислорода хватило бы только на сто двадцать лет. Учёные не рассчитывали, что нам придётся ждать так долго… Да и никто не мог подумать, что придётся ждать так долго!
- А почему они не подумали об этом, и дали вам так мало ресурсов?
Мама снова долго молчала, глядя прямо мне в глаза. Сказала:
- Знаешь, для шестилетней девочки ты как-то… Слишком быстро начинаешь ухватывать самую суть наших проблем. А ведь я ещё не начала второй урок.
Доедай-ка. И пойдём.
Я всё расскажу тебе.
На втором уроке мама рассказывала мне, как устроено наше Убежище.
Наш Дом.
Она достала огромные листы чертежей, и показывала их мне. Но в чертежах мне было трудно разбираться, и я ничего не поняла. Я маме так и сказала, сдерживая слёзы - я знала, что ей будет неприятно, что она про себя подумает, что не может мне ничего толком объяснить. Она всегда говорит, что она - не папа, и не может просто и доходчиво объяснять технические детали.
Но потом мама придумала, как сделать.
Она включила запасной компьютер на столе, и вывела на него схему. Я увидела, как передо мной медленно поворачивается всеми своими сторонами голубая очень сложная штуковина, напоминающая чем-то конструктор из лего - такой я собирала ещё когда мне было четыре. И теперь я сразу поняла, что было начерчено на чертежах: та же конструкция, но - поэтажно. То есть - каждый Уровень - просто был на листках начерчен отдельно! Я обрадовалась, и так маме и сказала, что теперь всё вижу и понимаю.
Мама вроде тоже обрадовалась, и стала показывать, и объяснять:
- Вот это - наш, жилой Уровень. - она провела кончиком карандаша по небольшой как бы прослойке где-то в середине штуковины. - Вот это - диспетчерская, или, как папа говорит, старая дежурка. А вот это – машинный. Ну, тот, где стоят все наши генераторы и преобразователи с аккумуляторами и прочими дающими и накапливающими электричество машинами. Большая комната рядом с ним - контрольная аппаратная. Там обычно и дежурит папа. (Ну, мы же как раз вчера у него были!) Под ней – криогенный зал, то есть тот, что отвечает за сохранность наших замороженных запасов кислорода… А вот это - изолированные помещения с резервуарами дьюара. Здесь и хранятся наши основные запасы кислорода.
Кислорода? Ну, воздуха. Которым мы дышим. Вот эти криогенные насосы всё время качают туда из теплообменника жидкий азот - чтоб тепло магмы не нагрело эти ёмкости. Иначе… Я лучше потом тебе объясню, что может случиться, если их не охлаждать… А вот это - аппараты поглощения углекислого газа в системе кондиционирования. Ну, про то, как мы дышим, и что поглощаем и выделяем, тебе лучше расскажет папа - когда будете проходить химию и биологию. Смотри дальше: вот это - баки с пресной водой. Вот здесь - рекуператор, очищающий наши… Э-э… сточные воды. А вот это - шахты.
С баллистическими ракетами.
- А почему они такие огромные, и почему их так много? - я с восторгом и одновременно с непонятным мне самой трепетом, разглядывала как бы пристроенные сбоку к лабиринту комплекса Убежища трубы, идущие куда-то вверх – шахты запуска, и их начинку: длинные цилиндры с острыми наконечниками: от них буквально веяло грозной силой и опасностью!
- Огромные они потому, что им нужно взорвать с гарантией все корабли наших врагов. А до врагов нужно ещё долететь. Почти девять десятых веса этих ракет дальнего действия - горючее. А вот эти, поменьше - уже для планеты. Здесь, в их боеголовках, собрано всё самое страшное и смертоносное, что смогла создать земная Наука. Эти ракеты должны сделать поверхность Земли абсолютно непригодной для любых форм жизни… - мама словно запнулась. Но продолжила, - А кто наши враги, как выглядят, и почему захотели оккупировать наш дом, мы, - ну, вернее, учёные! - так и не выяснили.
Однако мы предполагаем, что радиация, токсины, (Ну, яды!) и вирусы не позволят им жить здесь, кем бы они ни были! - я услышала звенящие ноты удовлетворения в голосе мамы, и увидела, как сжались её крохотные кулачки, сощурились в щёлочки глаза, и сквозь слёзы в них что-то заблестело - такое!.. Такое…
Ненависть?!
Если так, то мне придётся тоже… Впитать её. Проникнуться этим ощущением - своего Долга и той, как говорил папа, Чести, которую передали нам те, кто оставил всё это на нас. Последних обитателей Убежища.
Я навсегда запомнила, как однажды папа, когда думал, что я уже сплю, и он стоял над моей кроваткой, куда уложил меня, укачав на груди, шёпотом сказал подошедшей маме:
- У меня мозг плавится. Когда я думаю, что все наши усилия могут обернуться пшиком. Если эти твари промаринуют нас тут ещё пару десятилетий. Одна надежда - на нашу малышку. Что не позволит гнусным выродкам избежать… Возмездия.
А мама тогда сказала:
- Мне так жалко тех, кто оставался там, на поверхности, без всякой надежды… Но и нас, тех, кого оставили здесь, залив пятиметровыми бетонными пробками, и засыпав щебнем входные шахты, мне тоже жалко.
Мы - словно камикадзе. Но не те, что на самолётах, а те, кого оставляли в дотах у горных дорог… И приковывали цепями к их пулемётам.
Наши отцы, прадеды и мы сами - просто принесены в жертву. И то, что мы продержались так долго, и ракеты ещё в боеготовности - заслуга только ненависти. Это она двигала инженерами и учёными. И теми нашими, кто выбрал смерть уже здесь, когда понял, что ста лет не хватает…
Бедняжка Котик. Она ещё не знает, что её ждёт.
- Она узнает. Мы ей расскажем, Ханна. И покажем.
Папа приобнял маму за плечи, и они ушли. А я заснула. Потому что тогда вообще не поняла, о чём они говорили. (Но подсознательно запомнила каждое слово: чувствовала, что то, что сказали мама и папа – очень важно…)
Зато теперь всё отлично понимаю.
Мама показала мне ещё много деталей нашего Дома - Убежища номер один, как оно официально называлось на тех чертежах, что она достала из шкафа вначале.
Я спросила:
- А что - было ещё Убежище два?
Мама кивнула:
- Да. И было ещё и третье. На всякий случай Убежища построили на трёх континентах. Но мы - ну, вернее, наши предки - потеряли связь с их обитателями ещё семьдесят два и сто девять лет назад. Там все погибли… - я не стала спрашивать, отчего, хотя и очень хотела узнать, а мама продолжила, - И мы - последние живые люди нашей планеты!
Я снова обежала стол, и прижалась к маминому тёплому животу, но постаралась не плакать: я знала, что она от этого ещё больше расстроится. Поэтому я отодвинулась от мамы, вдохнула поглубже, и снова села на свой стул:
- Пожалуйста, мамочка, рассказывай дальше. Я хочу знать всё!
И мама стала рассказывать, иногда поглядывая на меня словно с испугом - так, словно видит в первый раз, или я сделала что-то такое, что она страшно удивлена…
Мама и папа давали мне ежедневные уроки целый год. И только раз в неделю - в воскресенье! - у меня был выходной.
Некоторые уроки я понимала и запоминала хорошо - например, через месяц я уже свободно и быстро могла вслух читать любую книгу из нашей библиотеки.
Но некоторые, особенно, про то, как всё было на поверхности планеты Земля, и как действовали законы природы, я не очень понимала. Папа сказал, что это - ничего. Потому что те, кто разовьётся на Земле после нас, создадут новую Науку сами. И ещё он сказал, что нам нужно больше внимания уделять не абстрактным сейчас «лету-зиме» и «муссонам-пассатам», а конкретным техническим проблемам и делам. Это он имел в виду, что мне придётся научиться следить за работой, и если понадобится - чинить, все наши механизмы. Ну, то есть - механизмы Убежища.
Я честно пыталась понять и сообразить, как и что работает из того, что мне помогал разбирать и снова собирать папа. (Вернее, это он разбирал и собирал на моих глазах все эти такие страшно сложные на вид агрегаты, а потом заставлял и меня разбирать и собирать их - так, чтоб всё работало, и было правильно соединено.) А ещё папа рассказывал, какие детали в этих механизмах и устройствах ломаются чаще всего, и показывал мне иногда эти детали - уже негодные, и те, что хранились на складе - запасные.
Но, конечно, ничего из этого технического оборудования и приборов я не запомнила так хорошо, как наши с ним и мамой самые первые уроки - ну, когда они мне показали пустыню под чёрным небом… И иногда безжизненная поверхность пустыни Мохаве со ставшими почему-то огромными ослепительно пылающими белым светом кустами, вставала передо мной во сне. И тогда я в ужасе кричала, пыталась куда-то бежать от этого кошмара, хотя отлично понимала: бежать-то - некуда!.. Я – замурована. Я - в западне.
А руки и ноги словно отнялись, и не двигаются!
И я понимаю, что не успеваю нажать нужную кнопку!..
И я просыпалась.
Хотя, если честно, страшного в огромных кустах, по идее, нет ничего.
Но там, во сне, я почему-то знала, что пылающие кусты - очень страшный признак! Что надвигается какая-то чудовищная сила… Или – существа. Которые сделают что-то очень плохое с нашим домом! И которых могу убить только я!
И это от этого страха: от осознания того, что я, такая маленькая, слабая, и
