не свойственное. Со стороны это может показаться пустяком, мелочью, главное, условие, то, что ты никогда раньше так не поступал. Это и будет шагом в сторону.[/i]
- Вот так вот да? Просто что-то сделать? И мир перевернётся. Оказывается, всё так просто. Только вот что сделать?
- Просто да не просто. Почему-то сложнее всего людям даются простые вещи. Просто начинать новую жизнь с понедельника, но гораздо сложнее менять привычное поведение в моменте. Человеку, привыкшему жить в определённой парадигме, невыносимо сложно сделать что-то не так. Послать на хер тупого начальника, сказать привыкшему доминировать ушлёпку, что он не прав, вмешаться в потасовку, не говоря «меня это не касается», улыбнуться хаму, попросить прощения, в твоём клиническом случае, даже спросить дорогу и то проблема. На словах и в теории всё просто, но иногда человеку не под силу просто повернуть кисть руки.
- Повернуть кисть? – я скептически ухмыльнулся.
- Не веришь? – В больших глазах мелькнули огоньки вызова. – Поверни кисть правой руки на девяносто градусов против часовой стрелки.
Тут я понял, что имеет в виду Ираклий. К ладони моей правой руки прикипела заветная бутылка. За эти несколько часов она вросла в кисть, будто являлась её неотъемлемой частью. Поворот запястья немедленно повлечёт за собой изливание на траву священной жидкости, о чём не может быть и речи.
Увидев моё смятение, он широко улыбнулся и развёл руками.
- Ну вот, что и требовалось доказать…
- Да нечего тут и доказывать. Думаешь, я не в силах выплеснуть винище на асфальт. Да запросто…только вот…
- Только вот! – он ткнул в небо своим маленьким пальчиком. – «Только вот» это почище чем «почти» и «но». Это «только вот» - мантра слабых людей, они произносят её каждый раз, когда хотят в чём то оправдаться.
- Да не оправдываюсь я, просто, ерунда это всё. Я знаю, что эта мелочь ничего не изменит, а вот вечер будет безвозвратно испорчен.
- В мелочах кроется суть. Дьявол в деталях. Взмах крыльев бабочки в Бразилии может вызвать торнадо в Техасе. Но о чём тут говорить, если ты не в состоянии сделать даже этого. Тогда каждому из нас остаётся идти своей дорогой. Я продолжу кормить уток, ты продолжишь писать монологи для Антона, а тот, в свою очередь, продолжит наслаждаться жизнью. Каждый делает свой выбор сам.
Ираклий грустно посмотрел на покрасневший, закатывающийся за деревья солнечный шарик, метнул остатки батона в уток и затянул узелок на рюкзаке. Меня для него будто не стало.
Немного потоптавшись, я вознамерился финальный раз отхлебнуть из бутылки, чтобы потом смело продемонстрировать Ираклию, трюк с поворачиванием кисти. Но меня, как и его развернул громкий мужской голос. Неизвестно откуда прорвавшийся, он грянул с берега, словно пароходный гудок.
«Я же тебе сказал, что из-под земли тебя достану!»
Голос принадлежал огромному парню, рельефный силуэт которого черной горой затмевал собой заходящее солнце.
Монолог, обтянутой футболкой, груды отборной телячьей вырезки, был обращён к худенькой стоящей рядом с ним девушке.
«Ты чё с-с-сука, соскочить захотела?».
Та, которую называли сукой, испугано ёжилась под напором громового баса, как былинка от ветра. Огромная разрисованная татухами рука ухватилась за тоненький стебелёк запястья девушки, грозясь сломать его пополам. Сцена была, в общем-то, классическая. Быдлящий бычок из девяностых и миниатюрная куколка, которой однажды хватило дури с ним связаться.
Для того чтобы быть парнем из девяностых не обязательно родиться в семидесятые, не обязательно носить малиновый пиджак, золотую цепуру и котлы (хотя это не возбраняется). Главным признаком этих пацанов всегда были есть и будут огромные бицухи, желание доминировать и давить, неуёмная страсть выёживаться на толпу.
Девушка хоть и робела, но всё же предпринимала ничтожные попытки сопротивляться. Она пыталась вырвать руку из огромной клешни, упираясь в асфальт тоненькими ножками на шпильках. Миниатюрная подростковая фигурка, длинные тёмные волосы, это всё что я мог разглядеть в надвигающихся сумерках. Она что-то там попискивала типа «отпусти» но этот комариный писк тонул в злобном рычании.
«Иди сюда, тварь!». Бычок схватил девчонку за волосы, несколько раз крутанул рукой, чтобы пряди туго намотались на запястье, и потащил жертву за собой.
Он волок её по грунтовой пролегающей вдоль озера дорожке, будто мясник, который тащит на убой несчастную скотинку. Проходящая навстречу парочка смиренно опустила глаза и только после того, как процессия миновала, обернулась. Дефилирующие вокруг озера менты, услышав крики, приостановились, но потом, как ни в чём не бывало, направились дальше. Они шли, намеренно отвернув головы в противоположную сторону, будто что-то заинтересовало их в чёрных кустах.
Судьба несчастной жертвы была предрешена. Никто и ничто не могли спасти её этим вечером. «Если мужик тащит бабу за космы, значит так ей и надо! Сама нарвалась, небось блудила и шалавила!» - такие отговорки находили себе менты и случайные прохожие. На самом деле всех их смущали мощь и гигантские размеры бычка. Если бы это был дохлый пьяный мужичошка, уж тогда наши копы показали бы себя во всей красе. Да что там копы, даже проходящие мимо люди сочли бы нужным вмешаться и отбить девчонку у этого замухрышки.
Мне, как и всем, оставалось смотреть в спину удаляющемуся бычку и крутить в голове возможные оправдания собственной трусости. Не знаю почему, но я бросил взгляд на Ираклия. Он тоже смотрел. Но смотрел он не на оборзевшего бычка и его девушку. Точнее, он смотрел и на них тоже, но ещё он смотрел на меня. Взгляд широко разбросанных глаз объединял всю картину в целом: бычка, удаляющихся ментов, прохожих и меня. Ираклий не был возмущён этой вопиющей ситуацией и не искал отговорок, того, что не может вмешаться, он смотрел на всё это как на картину, этюд в багровых тонах. И на первом плане этого живописного полотна стоял человек средних лет, сжимающий в руке бутылку.
«Лошара»! – название картины бегущей строкой промелькнуло в глазах Ираклия.
Этот взгляд подбросил меня, будто укол адреналина. Я выскочил на тропинку и заорал в спину удаляющемуся громиле:
«Эй! А ну ка отпусти девчонку!»
Заорал…громко сказано. Мой севший давно забывший, что такое настоящий крик, голос, больше походил на шипение змеи. Сделав глубокий вдох, я повторил попытку.
«Эй ты, гандон! Тебе говорю!»
В этот раз получилось громко, сам не ожидал. Мой крик заставил вздрогнуть всех обитателей тихой гавани. Гуляющие замерли, сидящие на лавочках отдыхающие и алкаши, приподнялись со своих мест, менты остановились и перевели взгляды с кустов на меня. Всполошились все, кроме громилы, который продолжал невозмутимо транспортировать свою жертву, видимо, к машине. Мой окрик, не заставил его повести даже ухом. Я был для него комаром, пытающимся своим ничтожным хоботком пронзить толстую медвежью шкуру.
И опять мой взгляд вернулся к Ираклию. Тот продолжал, довольно ухмыляясь любоваться пейзажем. Весь его вид говорил: «Не-ет брат…снова не то. Теперь ты понял, насколько ничтожен? Лучше возвращайся в свою келью и продолжай писать монологи. Хотя-я вряд ли теперь они будут смешными».
Очередной немой укор, звучащий только в моей голове, снова развернул меня к удаляющемуся бычку. То ли время остановилось, то ли он слишком медленно шёл, но между нами по-прежнему было несколько метров. Я набрал полные лёгкие воздуха, как человек, собирающийся прыгнуть в бассейн с десятиметровой вышки, покачал бутылкой, взвешивая её в ладони, уверенно развернул кисть. Тягучая чёрная струйка нефтью пролилась на асфальт, образовав собой небольшую лужицу.
Продолжая удерживать в лёгких воздух, я перехватил бутылку за горлышко и, что есть силы, швырнул её в спину бычка.
Время не остановилось совсем. Оно тянулось будто клей «Момент». Бутылка медленно крутилась в полёте. Она, как и раскачивающийся ей в такт бычок, увязла во временном киселе.
«Идёт бычок качается, вздыхает на ходу,
Ох…доска кончается, сейчас я упаду».
Пум-мс-с!
Мне показалось, что глухой удар между лопаток выбил из огромной спины облако пыли.
На этот раз сообщение достигло своего адресата.
Сжимающая волосы девчонки клешня, разомкнулась одновременно с тем, как огромный торс развернулся на сто восемьдесят градусов. На этот раз всё происходило быстро. Время не только вернулось в своё русло, но, похоже, ещё и ускорилось. Не успел я перевести взгляд с убегающей по тропинке пленницы на бычка, как он уже оказался рядом.
«Ах ты па…»!
Это было последнее, что я услышал перед падением в бездну.
Волшебный полёт, беспредельная скорость, со свистом проносящиеся мимо звёзды. Это хорошо, очень хорошо, это лучше оргазма, в сто раз лучше оргазма. У-у-у-ух! Оу-о-у-о-у-у! Как классно. Я царь, - я раб, - я червь, - я Бог! Я каждая частичка в этой вселенной и вся вселенная в целом. Я…
- Здорово! Вот как…ха-ха-ха… Ни разу не приходилось зашивать бровь божеству. Только лежите ровно господин бог, а то вам придётся воспользоваться своей чудодейственной силой, чтобы восстановить выколотый глаз….
Сотни парящих в воздухе разноцветных осколков мгновенно слетелись, слепились и собрались в круглое девичье личико. Невероятно белая кожа, намалёванные ярко-алым губы, светлые, спрятанные под прозрачной шапочкой волосы и запах. Запах чистого молодого тела, запах женщины. Маленький ротик растянулся в улыбке, обнажая миниатюрные перламутровые зубки. Глаза не улыбаются, сузившиеся в точку зрачки сосредоточены на том, что чуть выше моего правого глаза. Там что-то пощипывает и колет.
«Это врач и я в больнице» - говорит только что включившаяся рациональная часть мозга.
Девушка нависает надо мной, и расстёгнутый верх халатика оказывается в фокусе моего зрения.
- Я уже в раю? – Восхищённо рассматриваю открывающуюся взгляду панораму.
- А где же вам ещё быть. Боги ведь только там и обитают…- говорит она негромко и медленно, как человек, проделывающий трудную кропотливую работу.
- А я что представился как…
- Именно! Как он самый…
- Ха-ха-ха…это ж надо было так глупо проколоться. Ещё ни разу и не перед кем я не раскрывал свою истинную сущность. Да-а начальство меня по головке не погладит.
- Хм-м…я и не знала, что у бога есть начальство…вы бы не дёргались. И глаза лучше закрыть…
- Ни за что! Закрыть глаза, когда видишь одно из самых прекрасных зрелищ? – Мой жадный взгляд ползает по вздымающимся от глубокого дыхания упругим бугоркам, которые тщетно норовят вырваться из тесного плена медицинского халата. – Можете себе представить, человека, который зажмурился при виде ярких вспышек салюта, или отвернулся в сторону, когда ему показали оригинал «Мадонны» Рафаэля?
- Не-ет…человека не могу. Но я вижу божество, которое рискует лишиться глаза. – говорит она, продолжая чем-то колоть бровь.
- Я бы не был богом, если бы чего-то боялся…а-а ш-ш-ш…
[i]- Тихо…тихо…не дёргайтесь, а то ещё больнее будет. У вас видимо не самый удачный день сегодня. Первый
