Уговор.

чисто! - голос Аскара Шаклибекова, бывшего сегодня главным в передовой тройке, звучал в наушнике бодро - похоже, сорокалетний прожжённый ветеран заметил что-то такое во время спуска, что неприятностей не предвидит!
Кархо услышал, как лейтенант Кенжабаев скомандовал:
- Сержант Шаклибеков! Закрепить крюк! Занять позиции и удерживать до подхода группы! Взвод! Начать спуск!
Кархо внутренне усмехнулся: молодец. Чётко. Сам сказал в переговорную трубку:
- Машинное! Полный стоп на лебёдку. - сам взглянул вбок, туда, где на вспомогательном экране шла картинка из трюма.
Видно было, как бойцы с роликовыми карабинами, закреплёнными на парашютном обвесе, торопились пристегнуться к тросу. Даже ему - прожжённому и ушлому, было жутковато глядеть, как чёрный силуэт за чёрным силуэтом скрывается в светлом проёме люка: чтоб за считанные секунды завершить не то - полёт, не то - прыжок. В неизвестное.
Впрочем - нет. Известное. Аскар не сказал бы, что внизу чисто, если б оставалась хоть доля сомнения.
- Товарищ полковник! Группа на месте!
- Вас понял. Следуйте обычной процедуре.
Лейтенант скомандовал бойцам:
- Салихов, Мусаев - у крюка. Остальные - разведка. Осмотреть все завалы. Если возникнет необходимость - стрелять без дополнительной команды. Затем - охрана. Периметр - триста метров! По окончании осмотра и занятии позиций - доложить.
- Есть, товарищ лейтенант. Есть, товарищ лейтенант.
- Капрал Исаев. Начать осмотр цистерн.
То, что спустившийся последним старик начнёт осматривать хранилище до того, как будет выставлено боевое охранение, сегодня не казалось излишней поспешностью. Были в тоне лейтенанта нотки, сказавшие Кархо, что опасаться зверья, шмелей-мутантов, или мародёров и бандитов, сегодня не нужно.
Спустя пять минут он получил рапорт: семнадцать человек заняли позиции по периметру заправки, наличия и перемещения «противника» не обнаружено.
«Противника»… Чёткие у них теперь для всего на свете определения.
Как показала практика, только введение воинской дисциплины, и образа жизни, как на пограничной заставе у порога враждебно настроенного коварного государства, и позволило их крохотному «подразделению» выжить.
И даже немного увеличить численность этого самого подразделения. Татьянин второй, вроде, пошёл на поправку. И весит уже не кило семьсот, как при рождении, а почти два, да и Сабина снова беременна… Будем надеяться на лучшее.
- Товарищ полковник, разрешите доложить. - Алибек Турсунбекович, которого он согласно Устава продолжал называть при всех «капралом Исаевым» - задыхался: похоже, вскрытие замков болгаркой опять отняло почти все силы. А карбид кончился - рабочие ацетиленовые горелки пришлось законсервировать, а запасные - просто выбросить.
- Докладывайте, капрал.
- В большой цистерне - примерно полтонны соляры. Ну, может, чуть больше. Кх-кх-х… (Простите.) В двух малых… Ну, я бы оценил вёдер по десять. И - главное! В подвале под диспетчерской нашёл бочку с мазутом. Качество… Хорошее.
- Отлично. Спускаем насос, канистры и сеть. Вы пока продолжайте поиск.
Канистры, конечно, они называли так условно: монументальные бочки из старой доброй нержавейки вмещали каждая по триста литров драгоценного горючего. Перекачать с помощью ручной помпы несложно. Хоть и утомительно. Но не тратить же на мотопомпу драгоценную соляру! После того, как разложился в первые же два года после катастрофы весь чёртов «высокооктановый» бензин, только на неё, родную, вся и надежда: на старую добрую солярку. Она-то - не разлагается и не гниёт. Хотя и годится - только для дизелей.
Ну а они ими и оснащены!
Перекачивать Исаев, похмыкав, приказал двум молодым бойцам поздоровей.
Когда грузовая лебёдка втянула первую канистру, и бригада техников увезла её на тележке в хранилище ГСМ, Кархо снова приблизил рот к трубке:
- Машинное. Добавить три процента в расширительный.
Он знал, что после этой команды начнётся самое главное: плавучесть, или говоря по-другому, подъёмная сила дирижабля начнёт плавно расти за счёт увеличения объёма полужёсткого корпуса. Потому что газ во внутреннем, сейчас подогреваемом, резервуаре, станет расширяться, растягивая эластичные стенки. И делать это слишком поздно, как и слишком рано - нельзя. Можно или опуститься до пределов досягаемости стрелкового оружия, (И тогда - вероятнее всего - им всем конец!) или натянуть основной трос так, что тот порвётся. Ну а если добавлять объём слишком быстро, появятся трещины-протечки в старинном сверхпрочном сивлите - и тогда придётся снова искать и латать их…
Хрупкое равновесие, поддерживающее живучесть их основного Дома - действительно чертовски… Хрупко. Но без него, без этого Дома пока - никак!.. Там, на поверхности, всё ещё царит Главный Враг - невидимая смерть. Замаскировавшаяся, коварная, неумолимая.
Остаточная радиация. Неумолимо накапливающаяся в организме. Поступая с дыханием, с приёмом пищи и воды… И рано или поздно губящая тех, кто живет там, внизу.
Подъём первых двух канистр-бочек уравновесил как раз три процента. Однако оказалось, что бензина наберётся ещё на две. И кое-что ещё нашлось помимо горючего. Пришлось добавить ещё четыре процента.
Капрал - ну и нюх у него на эти дела! - обнаружил не только бочку с мазутом, но и запертую на три замка и не тронутую мародёрами каптёрку со стальной дверью, со стеллажами. На них - ёмкости. Пусть и со старинным «Кастрол»-ом, но ведь синтетические смазочные масла портятся строго определённым образом! И их бортовые технологии позволяют восстановить утраченные от времени и холода свойства.
Отлично! Давненько им так не везло! Теперь горючего и смазочного материала хватит как минимум на год безопасного дрейфа. Потому что управляемый полёт сейчас - непозволительная роскошь. Вот и приходится довольствоваться лишь теми городами, что расположены не дальше пяти-десяти километров от трассы их вынужденного следования капризам пусть и еле дующего теперь, но - ветра…
Значит, спасибо тебе, Челябинск.
Название города он прочёл на карте. И на полуразрушенной стелле-надписи у окраины - на кромке самого большого шоссе. Теперь проросшего всё теми же кустами… Да и счисление показывало, что они как раз в этой точке: пятьдесят пять градусов восемь минут северной широты / шестьдесят один градус двадцать три минуты восточной долготы… Урал, если верить карте - как раз условная линия, отделяющая Азию от Европы.
Вот в Европу теперь и лежит их путь.
Если ветер не переменится.
А лучше бы переменился - старушку, почти не тронутую бомбёжками (Видать, за серьёзного противника никто не посчитал!) изрядно поклевали свои же жители - мародёры, да и они сами - за предыдущие два захода: семнадцать лет назад, и восемь… Значит, придётся уповать уже только на Америку: населения-то там не осталось… Но находить что пищу, что горючее, ничуть не легче, чем в Евразии.
Только после того, как капрал и последняя канистра оказались на борту, Кархо приказал десанту разбиться на двойки и провести «углублённую» разведку. Проще говоря - искать, не отдаляясь от места высадки более чем на километр-полтора, всё, что может помочь выжить их гарнизону-подразделению. Или может пригодиться для обмена - если вдруг встретится согласная на торговлю группа выживших. Хотя он не обольщался: в последний раз такая попалась им лет шесть… (или - семь?) назад.
Через два часа все оказались на борту, трос с последней тройкой бойцов втянули, и стало возможно продолжить движение дирижабля, относимого теперь к западу-северо-западу.
Кархо не скрывал радости: все живы, совершенно целы, и даже парочкой чудом не сгнивших учебников из руин местной школы удалось разжиться! Хранились в сейфе! (И как они туда попали?! Из сейфа всё ценное, конечно, забрали давно, а вот две вспухшие от сырости, но вполне читаемые книги - не тронули! Вероятно, не поняли их реальной ценности: сейчас для выживания будущих поколений знания - куда важней, чем даже еда!..)
Однако изучив тщательней доставшееся сокровище, он понял, почему учебники оказались в сейфе. Чистые листы у форзацев покрывали скабрёзные рисуночки: тощую узкоглазую (Кореянка, что ли? Или бурятка, что верней.) женщину имели во всех мыслимых позах. Причём рисовавший явно старался передать портретное сходство, а ко рту пририсовал овалы: «Ай! Ох! Ещё!..» И сдуру даже на всякий случай надписал в одном месте: «Лариса Алексеевна». Но, похоже, родители с высокохудожественным творчеством сынка-балбеса познакомиться так и не успели…
Ладно. Уж он позаботится, чтоб его люди рисунки заклеили. Или замазали.
Вот чего им хронически не хватало: методической литературы. Книг и учебников на старой доброй бумаге, без которых все попытки обучения детей превращались в склеротический кошмар для Кархо, Голицына, Исаева, Лозинского, и ещё двух женщин-ветеранш. Три лап-топа, которые они попытались сохранить, закачав туда все энциклопедии и массу другой информации, продержались не более семи-восьми лет. Они только-только успели переписать основные учебники с них - на листы бумаги: чистые обратные стороны каких-то ведомостей, чудом найденные нетронутыми в бухгалтерии конторы консервного завода. Кархо ещё помнил, как отец размашистым жестом выбросил последний плоский короб в передний иллюминатор: балласт им ни к чему…
Среднее поколение, мужчины и женщины тридцати-сорока лет, уже предпочитали ничему не учиться, и куда больше внимания уделять не чисто абстрактным сейчас «химии, физике и биологии», а изучению автомата Калашникова… Ну, и ещё «труду». Прикладному. То есть - умению ремонтировать всё то, что ещё работало из механизмов и аппаратуры.
 
За ужином, в столовой, только и разговоров было, что о Челябинске. Офицеры старались говорить поменьше, зато жён и подростков унять не было никакой возможности: Луиза хвасталась новыми бусами (зная её, словно у галок да сорок, слабость к блестящим побрякушкам, сержант Аблямитов добыл-таки где-то нитку кораллов…). Анна Салихова пришла уже в найденной сыном, и вонявшей ещё не выветрившимся дизенсектантом, кофточке (А что - вполне тёплая! И почти новая. В-смысле, без дыр.). Феруза, дочь Алибека Исаева, оказалась в ярко-салатных штанах-лосинах из шерсти. (Искусственной, конечно.) И тоже,