Иван, молча, курил. Слушал, но был погружен в свои мысли.
-- Поэтому в последний раз предлагаю. Первое. Я прощаю твой долг и даю реальную стоимость перстня, при условии, что я никогда не увижу тебя, поганца, ни у своей дочери, ни у дверей моих заведений. Живым не выйдешь. Билет электронный на самолет на твое имя заказан и оплачен. Второе. Отказываешься – будешь жить долго и плохо в очень тёплом климате. Продам тебя в рабство своим партнёрам за пределами России. Выбирай.
Иван поднял глаза:
-- Сколько тестов на беременность вы подкидывали?
-- Тебе какая разница?
-- И всё-таки?
-- Один раз два теста. Простой, на бумажке, и электронный, где было написано, что срок четыре недели.
-- Второй раз не подкидывали?
-- Нет. – Карабас задумался. – Один раз. Тут строго, что касается дочери, никакой самодеятельности, – потом засмеялся, погрозил пальцем. – А ты не сдаёшься. Теперь пошёл блеф! Я недооценил тебя! Другой бы уже на такси мчался в аэропорт. Жаль, что раньше я с тобой не познакомился. Работал бы на меня «каталой», азартных на деньги бы разводил.
Иван затянулся, выбросил окурок, сплюнул под ноги:
-- Был ещё один тест на беременность. Электронный. Срок – четыре недели. Через три дня после первых.
-- Врёшь! – Карабас качнулся к Ивану, но сдержал себя.
-- Не вру, – отрицательно покачал головой Иван. – Это легко проверить. Спросим у Инги. И я люблю её. Вне зависимости от вашего решения. И я сделаю ей предложение. Пусть сама решает.
-- А ну, поехали, щенок! – Карабас почти бегом двинулся к машине.
Иван следом. Не зачехляя, бросили дорогостоящие детекторы в багажник машины. Шоссе было пустым, Карабас гнал, как ошпаренный. Молчал, только сопел, лицо было красным. За несколько минут долетели до дома.
Вышел встречать Степаныч.
-- Папку отдал? – зло прошипел Карабас.
-- Так точно! Как было велено, – по стойке «смирно» доложил старик.
-- Где Инга?
-- Она прочитала. Встала вся бледная. Пошла к себе в комнату, велела не беспокоить.
Карабас огромными шагами помчался в дом. Иван, не отставая, следом.
На одном дыхании взбежали наверх, оставляя грязные следы. Дверь была заперта. Карабас дёрнул и заорал:
-- Инга открой сейчас же! Или дверь вынесу!
Из-за двери ни звука. Карабас плечом с налёт вынес дверь. Инга лежала на постели, глаза смотрели в окно. На столике стоял пустой стакан и несколько упаковок из-под снотворного. Лист бумаги, на котором было написано «Прости, мама!» Ручка рядом.
Мужчины бросились к девушке, тормошили, пытались сделать искусственное дыхание, непрямой массаж сердца… Тщетно. Иван схватил телефон и вызвал «скорую».
Карабас стоял на коленях у кровати, он целовал руку дочери и плакал. Потом поднялся. Глядя сквозь слёзы на Ивана:
-- Это всё из-за тебя! Из-за тебя моя девочка ушла!
Быстро выдернул пистолет из наплечной кобуры и сделал два выстрела в лицо Ивана.
Ментор.
Снова белая комната. Иван еще не отошёл от стремительного перехода.
-- Что это было?! Зачем?! Я люблю её! – поправился. – Любил!
Ментор помолчал, потом ответил:
-- Не надо врать. Никому. Особенно женщинам.
-- Ты можешь меня снова вернуть?! Пожалуйста! Я очень прошу! Я всё исправлю! Я люблю её! Умоляю!
Снова Ментор помолчал и ответствовал ему:
-- У тебя был выбор. Несколько месяцев подряд, по двадцать четыре часа каждый день. Твой монолог составил бы полчаса. Вот сколько возможностей ты упустил. А ты лукавил, изворачивался. Вот и итог таков. Ты не сделал выводов, не усвоил урок. Значит, продолжим воспитательный процесс.
-- И долго?
-- До Страшного Суда. Вечность.
Вариант № 4
Иван сидел на крыльце дома и курил. У ног лежал большой пёс непонятной породы. Он положил голову на ногу хозяину и преданно смотрел в глаза. Иван, казалось, не замечал собаку. Невидящим взглядом смотрел в тайгу и курил. Заканчивалась одна сигарета, он от спички прикуривал другую.
Два года назад, когда Иван обосновался, он отбил щенка от стаи собак в деревне, которые травили, драли его. Щенок вырос в большого лохматого кобеля, преданного своему хозяину. Кличка у него была «Барабас», а сокращённо – «Барс».
Два года назад Иван обосновался на железной дороге в Сибири. Обходчиком пути и искусственных сооружений. По старому – путевой обходчик. Дорога выделила ему служебное жильё – небольшой домик, который был в плачевном состоянии.
За два года Иван привёл его в приличное состояние. Перекрыл заново крышу, перебрал полусгнивший пол, сделал внутри ремонт, пробил скважину на участке и даже поставил баньку. Где сам, где приглашал мужиков из деревни, что была недалеко, по сибирским меркам, всего-то десять вёрст.
Иван осел здесь надолго, так он для себя решил. Мобильной связи нет, интернета нет. Только тайга кругом и железная дорога 1-й категории – Транссибирская магистраль.
И участок ответственности по четыре километра в одну и другую сторону. Восьмичасовой рабочий день. Идёшь в одну сторону и выявляешь неисправности. А их много может быть. Для обычного человека, казалось бы, что такого, ну, два рельса, положенные на бетонные шпалы. Чему там ломаться-то?! Красота! На свежем воздухе топаешь и топаешь. Ан, нет. Крепление гаек проверь, затяни, костыли подбей, зазор в стыке между рельсами посмотри, Целостность рельсовых нитей, за состоянием стыков между уравнительными рельсами и рельсовыми плетями, рельсовых соединителей и заземлений. Много чего, очень много. Это не считая того, чтобы грунт не обваливался, не подмывался. Летом скашивай траву, подправляй противопожарный ров. Выявил неисправность и не можешь сам устранить – вызывай ремонтную бригаду.
Но Иван не любил общаться с людьми, только по необходимости, старался всё делать сам. Обо всех выполненных работах записывал в журнал и докладывал «ПЧ» – начальнику дистанции пути.
Аббревиатура ПЧ пришла ещё с начала железнодорожного сообщения в Российской Империи, и означало «путейная часть», от слова «путь».
Иван в передовики не рвался, на глаза не лез начальству, не лебезил. Просто работал и сторонился людей на сколько возможно.
За два года выросла борода. Морозный ветер и солнце выдубило кожу на лице. Хоть и до тридцати лет ему было далеко, он выглядел в два раза старше себя. Постоянная физическая работа раздала его в плечах. Он не пил. Только курил.
Раз в две недели он ходил в деревенский магазин, чтобы купить еды себе и псу. А также заглянуть в школьную библиотеку. У него появились две страсти. Первая – читать книги. Классику. Он проглатывал Достоевского и Толстого, открывая заново, то, что в школе входило в обязательную программу. Учитель русского языка и литературы, по совместительству и заведующая школьной библиотекой – Светлана Ивановна, с удовольствием общалась с Иваном.
Молодая учительница, приехала по распределению из города, сама родом из соседнего района, не получилось прижиться в городе. Ей был симпатичен этот с виду неотёсанный бородач, но знающий многие тонкости городской жизни, с удовольствием обсуждающий прочитанные книги, но замыкающийся, как только разговор заходил о нём. В разговоре употреблял сложные причастные и деепричастные обороты. Построение фраз показывало, что у Ивана было высшее образование.
В своём воображении она рисовала себе героя из категории народовольцев, которые отринули городскую жизнь и поехали в деревню, чтобы просвещать народ. Она и себя видела также в этом свете.
Только Ивану было не до народа. Он с удовольствием общался с юной девушкой, которая краснела в его присутствии и смущалась, сдавал книгу, брал новую, расписывался в библиотечном формуляре, и шёл назад. Иногда брал с собой Барса. Тот шёл рядом с левой ногой хозяина и скалился на деревенских собак, готовый, по разрешению Ивана, бросится на них.
Второй страстью, которая появилась у Ивана, стала фотография. Он с удовольствием снимал пейзажи и лесных обитателей. Очень часто на обходе пути встречал летом белок, бурундуков, лесных коз, косулей. Зимой нередко видел лосей, лисиц, зайцев, глухарей. Вот тогда он бросал инструмент, доставал из-за пазухи фотоаппарат, который привёз с собой, и снимал.
Во дворе его служебного дома росла большая сосна, Иван сделал скворечник. Весной прилетали скворцы, выводили птенцов. Иван с удовольствием делал снимки этой большой семьи.
Зимой он каждый день подкладывал в скворечник орешки, семечки. Прибегала белка, юркой лентой проскальзывала в птичий домик, забивала защёчные мешочки и выходила на ствол сосны.
Барс уже бесновался внизу, видя такое нахальство. Белка давно уже знала, на какую высоту может допрыгнуть собака, спускалась вниз и начинала верещать. Барс