Народ здесь, в основном, был по найму. Ивану запрещено было общаться с кем либо, кроме его напарника Валеры.
Здоровяк лет тридцати, ростом под два метра и косая сажень в плечах. Он был надсмотрщиком. Несколько раз поначалу двинул Ивану по печени, так, что тот, схватившись за живот, осел на землю и хватал воздух ртом. Кулак у Валеры был величиной с гирю. Он был не злой. Немного недалёкий мужик, преданный как собака хозяину. Ради него он был готов и в огонь и в воду. Слово хозяйское для Валеры – закон. Он просто выполнял приказ, не задумываясь ни секунды. У Ивана была уверенность, что скажи Валере хозяин убить его, тот не колеблясь, сделал бы это.
Иван жил на краю временного посёлка лесорубов. Там было человек двадцать. Все жили в вагончиках. Люди иногда менялись, но большинство костяка менялось. Это уже была пятая площадка. Но постоянно вагончик Ивана стоял поодаль ото всех. Если всех кормили на кухне, и с собой давали обед. То Ивана кормили так: буханка хлеба на целый день и всё. Хочешь, ешь сразу, хочешь, растягивай на сутки. Давали много заварки, но спитой. Для бригады заваривали чай, а заварку затем передавали через Валеру Ивану.
Иван бросил курить. Сигарет не было. Поначалу пытался курить высушенную заварку, но быстро бросил эту затею. Стали шататься зубы из-за отсутствия витаминов – стал жевать еловые иголки, сосновую и лиственничную смолу. Делать отвар из еловой или от лиственницы коры и пить его.
Летом собирал грибы урывками. Работали до глубокой темноты. А там уже не грибов и ягод, да, и не видно ни зги. Если рядом – нагнулся, сорвал, в карман. Сыроежку, плёночку со шляпки содрал и в рот. Сначала было горько и невкусно без соли, потом привык. Ягоду тоже в рот. Вечером чистил грибы, что-то сушил, что-то в суп. Кастрюли не было, но были жестянки на помойке с кухни из-под консервов. Некоторые банки были большими, они шли вместо кастрюль.
Но голод Ивана преследовал всегда. Пусть через год он притупился, но есть хотелось всегда. И днём и ночью. И летом и зимой. И до этого рабства Иван не был толстым, а сейчас, похудев на двадцать килограмм, он выглядел измождённым. Глаза ввалились в глазницы. Нос торчал из лица. Даже борода не могла скрыть ввалившиеся щёки.
Если поначалу Иван подумывал о побеге, то сейчас у него даже этой мысли не возникало. Он реально понимал, что не пройдёт всего пути. Да, и что скажет властям? Что его удерживают против его воли? Так он не на цепи. Может в ночь уйти. Но, как говорят здесь: «Прокурор – медведь, тайга – закон!»
Иногда прилетал хозяин, иначе его здесь не величали. На вертолёте. Свой или арендованный, Иван не знал. Но он обязательно приходил к Ивану в вагончик.
Вот и сейчас застрекотала небесная машина, было слышно, как вертолёт стал снижаться. Народ побежал встречать начальство. Дверь распахнулась. Валера держал её, пропуская вперёд босса.
Хозяин весело, пьяно, вызывающе смотрел на Ивана:
-- Ты ещё жив, доходяга?! Ну-ну! Специально позвоню Карабасу, похвастаюсь, насколько ты живуч. – оборачиваясь к Валере, который стоял за спиной. – Норму делает?
-- Конечно, Николай Харитонович! С этим у нас строго! Если, что не так, так мы всегда … – подобострастно лебезил Валера, показывая свой кулак-молот, которым он «воспитывал» Ивана.
-- Это хорошо! – похохатывая, выходил их вагончика Ивана Николай Харитонович.
Остановился на пороге, достал телефон, сфотографировал измождённого Ивана.
-- Чуть не забыл! Я обещал Карабасу, что буду отправлять твоё фото при каждой встрече с тобой. Он, наверное, так пугает других должников. Галерея у него такая с твоими метаморфозами. Был красавчик, стал узником Бухенвальда! Каторжанин! Ну, бывай, игрок!
Вышел. Ушёл в административный вагончик, иногда он ночевал, бывало, что дня на три задерживался, проверял выруба, документацию осматривал технику. Часто ругался. Иногда и поколачивал в гневе бригадира, если находил какие-то упущения. Было видно, что, не смотря на свой щёгольский вид, он хорошо знает дело. Был дотошен во многих вопросах. Запросто общался с рабочими, но без панибратства. Его интересовало всё.
Иван вздохнул, стал варить себе чай из спитых нифилей. Из дневной буханки осталось только горбушка в тряпице. На балке лежали высушенные ягоды. Там была и лесная земляника и малина. Малину Иван берёг на случай, если заболеет. Что-то ему подсказывало, что от местных он не дождётся медицинской помощи.
Снова послышался шум вертолёта. Как-то быстро Хозяин сегодня управился. Хотя, звук шёл не с земли, а с неба. Усиленный динамиком сверху раздался голос:
-- Всем оставаться на местах. Стреляем без предупреждения! Работает Росгвардия! Работает ОМОН!
Ивану пару раз приходилось попадать в облавы в ночных клубах. Один раз работал нарконтроль, другой – ОМОН. Ничего хорошего не было.
Иван бросил взгляд в окно. От большого вертолёта, севшего неподалёку от первого бежало много людей в форме, бронежилетах, касках, с оружием наперевес. Сзади за ними шли в штатском, но в бронежилетах, с папками в одной руке и пистолетами в другой.
В сторону его вагончика направилось двое ОМОНовцев.
Иван запихнул горшку хлебав рот, следом – сушённую землянику, обжигаясь, сколько мог – кипятка в рот. Ещё пережёвывая, упал на пол, руки на затылок.
Дверь чуть не слетела с петель. Один спереди в полуприсяде, второй страхует через плечо.
-- Всем стоять! Руки вверх! – заорал страшным голосом первый.
Иван не шевелился.
Первый перешагнул через него.
-- Ты здесь один?
-- Да.
--Оружие, наркотики, другие запрещ1нные к свободному обороту вещи, предметы есть?
-- Нет ничего. Сами смотрите.
У него и смотреть нечего было. У бомжей в городе хозяйство побольше чем у Ивана.
Первый перевернул кровать, посмотрел по углам, посмотрел одежду на вешалке. Понюхал чай в консервной банке.
-- Одевайся! Медленно! – второй всё это время держал Ивана под прицелом.
Подталкиваемый вперёд , руки на затылке, Ивана быстро сопроводили ко всем, кто был в лагере перед административным вагончиком.
ОМОН встал по кругу. Автоматы направлены внутрь круга. На всех маски. Разговоры запрещены. Кто открыл рот, больно били прикладами. Иван стоял впереди всех на коленях, руки за головой.
Открылась дверь вагончика, вышел Хозяин в сопровождении четверых в штатском и двух ОМОНовцев.
Один из штатских громко:
-- Внимание! Сейчас будет произведён осмотр территории лагеря на предмет обнаружения запрещённых предметов. Например, оружия! – обращаясь к ближайшему ОМОНовцу – Нужны двое понятых.
Тот, не долго думая, толкнул тех, кто был рядом. Среди них был Иван.
-- Двигайте. Быстрее! Не до утра же с вами тут зависать!
Оперативник в штатском пошёл в сторону вагончика Ивана. Остальные в штатском, пять вооруженных ОМОНовцев, понятые, Хозяин следом.
Оперативник, подсвечивая мощным фонарём, уверенно подошёл к поленнице дров у вагончика, где жил Иван, стал откидывать в сторону дрова.
-- Вот, товарищи понятые! – позвал он. – Можете убедиться, что справа, под вторым поленом лежит пистолет! Прошу подойти поближе и зафиксировать этот факт! Товарищ эксперт, прошу задокументировать установленным порядком!
Иван подошёл ближе. Не снижая скорости, быстро взял пистолет в руку:
-- Это мой пистолет! – уверенно заявил он. – Я его нашёл в лесу, хотел передать в полицию, когда будем перебираться на новое место.
-- Ты что сделал, гад?! – растерянно произнёс ошалевший от происходящего опер.
Иван тут же получил прикладом по спине, упал вниз лицом, пистолет выпал и закатился под вагончик.
-- Ты, что?! Ты отпечатки стёр!
-- Не переживай, Семён, может, внутри остались или на патронах. – успокаивал его эксперт.
Ивана затащили, подпинывая, в его вагончик. Швырнули на пол.
-- Колись, мерзавец! – орал Семён. – Ты кого выгораживаешь? Ты понимаешь, что ты операцию сорвал?! Сознайся, что ствол не твой!
Иван твёрдо стоял на своём. Упёрся и всё тут. Пистолет он нашёл. Никому не сказал. Не было мысли присвоить его или применять, использовать. Поэтому и положил в поленницу, чтобы никто не нашёл.
Получил несколько затрещин от вооружённых людей. Всем было понятно, что мероприятие было сорвано.
Иван вспомнил, что всякий раз, когда Хозяин прилетал, то начинал свой визит с его посещения и перед отлётом всегда заходил к нему, стучал в дверь и кричал с издёвкой:
-- Ты ещё не сдох, доходяга?!
И уходил к вертолёту.
Иван понял, что пистолет Хозяин прятал всегда в его поленнице дров по прилёту, а с отлётом забирал. Никто к Ивану не приходил. Но кто-то видел, вот и сообщил в компетентные органы.
Тем временем Другие опера составили акт осмотра места происшествия. Пистолет упаковали в полиэтиленовый пакет. Опечатали. Другие понятые расписались. На Ивана надели наручники, руки назад, пригибая голову за шею к земле, почти бегом повели к вертолёту.
В вертолёте продолжили уговаривать и стращать Ивана, но он твёрдо стоял на своём. Летели почти час. Потом погрузили в машину и везли в отдел.
В отделе тоже велись беседы, чтобы Иван сознался. Он лишь угрюмо молчал. Сняли наручники. Налили чаю, пододвинули пачку печенья… Иван, молча в минуту, слопал печенье. Выпил чай. Густой, ароматный, чрезвычайно вкусный из пакетика. Как из прошлой жизни.
[justify]-- Ты пойми, дурья башка, -- задушевно начал опер Семён. – зачем тебе чужие грехи на себя брать?