Но и это ещё не всё. А она считает Маркса, задаваясь этим вопросом, не вопросом, а констатацией факта своей беспринципности и сверх цинизма, за человека мало здорового и в чём-то тронутого в умственном плане. В общем, за умственного и душевного инвалида, к которому совершенно неприменимы смягчающие его внутренние проблемы эвфемизмы. И Маркс всё это легко компенсирует побочными эффектами от своего далекого от здравого мышления (он человек не того ума разума, который обычно с нами связывается через диалог) в виде цифрового кода кэша. Который так к нему и липнет. И как понимает Сесилия, не будь Маркс носителем в себе такой умственной необычности и из ряда вон выходящей рассудительности, то он бы никогда не достиг таких своих высот капитализации.
И ещё Сесилия прямо-таки и не знает, какую ещё глупость сморозить (а на это она только и способна после этой ей отповеди Маркса), чтобы хотя бы всех убедить, что она не так напористо на свой счёт заблуждалась, когда вдруг для себя решила быть всех тут умней.
И как это неожиданно для Сесилии происходит, то ей на выручку приходит Маркс, предложивший ей занять («Ничё, подвинется, – Маркс отодвигает табличку от места рядом с собой») стул рядом с собой. Чем сразу снискал благодарность у Сесилии и у несколько других женских умов. А вот другие, соседние по уму к нему умы, посчитали Маркса за большого ловкача в деле премудрости обмана женского ума. Да и сам он всё это подстроил, как верно посчитали некоторые оппозиционно настроенные к гражданским зрелые мужские умы.
А между тем маховик истории ни на миг не остановился, и всё сейчас произошедшее между Марксом и Сесилией есть всего лишь некоторая заминка в грандиозных планах Броуди против президентской системы управления.
– Ты получил, что требовал. – Обращается к Броуди президент, как только последний, то есть предпоследний стул за столом был занят предназначенной для него задницей (Лабус, находящийся в вакууме собственных событий, и президент не считаются). – Теперь мы ждём от тебя ответов.
На что со стороны Броуди следует совсем уж удивительный и непредсказуемый никак ответ. – Связывать руки будете? – вот такое спрашивает этот Броуди.
И понятно, что президент и все вокруг охренеть как не поняли этого вопроса Броуди и чего он собственно хочет. О чём президент так и говорит, а точнее спрашивает маловразумительно:
– Я не понял. А какое это имеет значение к рассматриваемому делу?
– Это уже у вас нужно спросить. – Опять дерзко отвечает Броуди. – Вы же меня изначально связали, чтобы, как я понимаю, я был более честен и послушней на свои ответы.
И вот что делать с этим негодяем Броуди, так всё перекручивающим с происходящим с собой. Где не он всех тут вывел и подвёл к тому, чтобы его связать в обеспечении своей безопасности, а президент и иже с ним люди благороднейшего ума и намерений, из внутренних садистских побуждений решили над ним поиздеваться, ограничив его свободу высказываний, передвижений и самовыражения.
– Ты мне тут не пудри мозги! – чуть ли не огрызается президент, явно с провоцированный Броуди на свою растерянность. – Ты знаешь, почему тебя связали.
И, конечно, Броуди с этим не согласен, и он будет до конца упорствовать в обратном.
– И не представляю даже. – С до чего же гнусной улыбкой усмехается в ответ Броуди, аж прибить его всем за такую наглость хочется. А у президента уже нет сил на то, чтобы сдерживать себя и своё негодование на Броуди, столько времени и так убедительно скрывающего под личиной во всём его поддерживающего и нужного человека вот такого подлеца и самопроизвольного человека.
– В чём ты хочешь меня обвинить, говори уже. – Со всей, какой возможно резкостью, говорит президент.
– Кто я такой, чтобы за всех решать. – Пафосно, с долей трагизма и актёрства заявляет Броуди, и совершенно не просто так своим взглядом упирает на людей за столом. Он, гад, хочет их склонить в свою сторону. Мол, если мы все объединимся, то кто нам сможет противостоять в этом кабинете. Тем более у президента нет иных рычагов на наше влияние, кроме как только его словесная риторика со своими угрозами. Тогда как у нас всего этого в разы больше. Ну так что, давайте решайтесь на этот переворот в умах.
Но все эти призывы к внутренней для начала революции Броуди (надо понимать, что это всё предвзятое к нему мнение президента и мысли имеющих здесь место авторитарных и анархических умов) не нашли отклика в этих забронзовевших на своей личной правоте и комфорте умах, и он был вынужден переключиться на президента.
– Может уже хватит умничать, и перейдём к тому, к чему так или иначе перейдём. – Говорит президент, и Броуди считает, что это наиболее из всех разумные слова президента, честно сказать, не слывшим человеком, умеющим убедительно и внятно говорить. И брал президент своих слушателей лишь только своим служебным положением – его приходилось слушать, а иначе... сами знаете что!
– Значит, хотите знать, что всё это означает. – Сложив руки на своей груди, таким образом демонстрируя свою полновесную позицию хозяина положения, вальяжно так озвучил себя Броуди. – Что ж, раз так просите, то скажу. – А вот это что ещё за такие дерзкие прочтения слов президента Броуди, ставящего президента в положение просителя?! Чего, слышите, никогда не было и не будет. И если президент выбрал компромиссное решение, а не путь войны, то всё это было вызвано заботой о своих подчинённых, кто ему доверился и сейчас находится в прямой опасности у неизвестных похитителей их свободы, и никак не иначе, и уж точно не слабость, как решат трактовать шаги президента его враги.
– Мы тебя слушаем. – Осипшим голосом проговорил президент, поторапливая Броуди.
– Всё на самом деле проще простого. – Говорит Броуди. – Я таким нехитрым образом хотел вам показать, что каждый из нас, даже гер Шпрехензедойч (а вот от этого своего упоминания Броуди, Шпрехензедойч прямо оцепенел и побелел, и он был бы совсем не против того, чтобы его тут не упоминали, а то люди вокруг хмурятся, не понимая с чем связано такая памятливость на имена Броуди), имеют право на своё мнение, взгляды и свою точку зрения на то или иное событие.
На что президент смотрит осоловелым и немигающим взглядом, всем видом своим показывая, что он чего-то в Броуди не понимает. О чём он так и спрашивает. – А как насчёт правды?
– Правды? – задумчиво повторяет вопрос Броуди. – Она вам не понравится. – Говорит Броуди.
– Как я понимаю, нам деваться отсюда некуда, в том числе от твоей правды жизни. – Многозначительно говорит президент.
– Тогда слушайте. – Сказав это предисловие к чему-то для всех страшному, Броуди прокашлялся, чтобы прочистить свои дыхательные пути, и на те получайте то, что заслуживаете и не заслуживаете тоже.
– Посмотрите вокруг. – Окидывает всех людей за столом поверхностным взглядом Броуди, своим предложением побуждая на ответную реакцию рефлексов этих людей, где они как бы не были стойки на внешнее раздражение, а всё равно удержаться не смогут от внутреннего позыва бросить взгляд во вне себя, в это вокруг, и попытаться там обнаружить то, что им увидеть предлагает Броуди. И само собой и как всеми ими ожидалось, то ничего для себя нового и необычного они там не обнаружили, и как итоговый результат, все на Броуди затаили озлобленность за такое его насмехательство над их рефлексами и какого хрена он нам тут всем головы морочит и кружит?!
А Броуди вполне быть может и такой цели добивался для себя (я кукловод, а вы мои марионетки), но всё же она была не главная. А главное было то, о чём он вслед и указал. – А теперь, после того, как вы так и не обнаружили для себя то, что прямо-таки напрашивается увидеть из обстоятельств нашего здесь нахождения, мне самому придётся вам на это указать. А дело в том, что при вот таком нашем нахождении в замкнутом пространстве, где выход отсюда иллюзорен и больше находится в наших умах, любая деталь, даже самая мелкая, имеет своё значение. Я понятно выразился? – задался вопросом Броуди, почему-то обращаясь с этим вопросом к президенту. Для кого такая его избирательность в данном случае была лишней. А то возникают не нужные, в негативном для его умственной зрелости ассоциации. Типа для всех Броуди понятно выразился, а вот у президента с пониманием сказанного Броуди есть проблемы, и не мог бы он разъяснить отчётливее, что всё это значит.
И президенту теперь ищи выход из этой глупой для себя ситуации. И он опять его находит.
– Ты хочешь сказать, что злоумышленники здесь нас запершие, организовали для нас свой фигуральный квест? – задаётся вопросом президент, с большой надеждой на то, что его предположение оказалось неверным. Не любит президент все эти головоломки и игры для ума. Обязательно кто-нибудь захочет его обдурить, не говоря уже о том, чтобы быть быстрей на сообразительность и живей умом.
– Типа того. – Отвечает Броуди. – А теперь посмотрите на эти стены, да что там стены, на саму эту комнату обзорным зрением и проведите свои ассоциации с ней и со всем тем, с чем она связана и чем она всегда под завязку наполнена. – А вот этот намёк Броуди и не пойми на что, вообще сложно трансформируется в разумную мысль и понимание того, на что он всё-таки указывает. И, наверное, поэтому тоже, никто не спешит озвучить то, что кому пришло сейчас на ум при проведении тех ассоциаций, на которых настаивал Броуди.
Впрочем, Броуди всегда за разумный подход к осмотру своей внутренней сути и логистики, к которым ведут вот такого рода размышления о своей точке зрения на окружающие вещи, о которых уже с проецировано общее мнение и нужно иметь большую смелость и отвагу, чтобы своим мироощущением и точкой зрения внести зрительные и мыслительные поправки в то, что ещё вчера считалось эталоном и нормативом определения сути этого объекта рассмотрения.
[justify]– Давайте посмотрим на эту комнату со стороны его пространственного нахождения. И исходя из имеющегося у нас понимания её геолокационного расположения, зададимся, скажем так, не теми самыми вопросами, которыми мы раньше задавались, оправляясь сюда на очередное заседание нашего клуба по интересам. А мы спросим себя: «Почему эта комната находится на таком глубинном удалении от солнечного света?». И при этом не будет спешить с логичным до банальности ответом: «В целях секретности и стратегической безопасности, эта комната так глубоко под землёй помещена и замурована». И чтобы сюда попасть, нужно первое: соответствовать уровню топовой секретности, во-вторых, преодолеть несколько уровней контроля безопасности, с ведением кодов доступа и
