– Это так, Оскар? – задаёт в такой туманной расплывчатой плоскости и специфике вопрос президент, чтобы поймать Оскара на расширенной трактовке своего вопроса, который можно ко всему что угодно отнести. В том числе и ко всплывшей вдруг теме служебных и внеслужебных отношений между когда-то коллегами, а после того, как эти коллеги наплевали на все этические нормы и принципы, и посчитали своё личное выше общественного, то как их после этого назвать. Вот и президент затрудняется с этим ответом, никогда себе таких и мыслей не позволяющий в сторону своих коллег по администрированию реальности.
А так как у президента при вступлении в свою должность все мысли крутились вокруг других идей и задач – он считал, что обладать всецелой властью и подвергать полному контролю и подчинению всего лишь один объект своего страстного желания, слишком мелко для него, с энтого дня, чуть ли не властителя дум и мира – то он, принимая дела у своего предшественника, президента прежнего, поиздержавшегося уже мировоззрения, не счёл нужным и важным для себя вникнуть в проблемы внутреннего мироустройства администрации президента. Он по своему незнанию президента первого срока, считал наивно, что внутренние пружины организма системы президентского аппарата не нуждаются в рихтовке, аппарат работает сам собой, и он не нуждается в так называемой смазке этих пружин. Но как вскоре и не так своевременно выясняется, то если не ты смазываешь эти пружины, то свято место пусто не бывает и найдётся тот, кто через эту смазку будет определять внутреннюю политику государственной машины.
Что только есть часть главного в системе функционирования государственного аппарата, где так же присутствуют и имеет своё немаловажное значение шестерёнки связки, чья логическая спаянность друг с другом определяет насколько крепка и устойчива система власти. А вот в этой плоскости взаимоотношений этих логистических центров проводимой политики, и случаются наиболее часто свои служебные притёртости и связки, переходящие бывает, что все границы допустимого и приличного, в быту ещё называемые служебными романами.
С чем, видимо, имел свои сложности предшественник нынешнего президента, о чём он и хотел поделиться со своим преемником, а не только на слушаниях комиссии по этике, с помощью которой оппозиция и пыталась нарушить душевное и сердечное спокойствие предшественника президента, но у этих противников всего традиционного и здорового ничего не получилось, и тогда эти гады затаили злость и обиду, и решили все эти свои потаённые страхи (поддаться такому же точно искушению, и при этом всё напрасно и безответно), вознести в новый принцип политики, и переложить всю ответственность за своё моральное угнетение на нового президента.
А дядюшка Джозеф, новый президент, ни сном, ни духом обо всём этом не ведал, пропустив мимо ушей советы и наказы своего предшественника. – Джо, старик, ты в этом теле всегда проявляй внимательность и предусмотрительность, а будет лучше и это всегда эффективней, то выдержку, – со знанием своего личного дела под грифом секретно, делал утечку информации в уши президенту Джозефу его предшественник, до сих пор испытывая возмущение и крайней степени негодование в сторону своей податливости на рефлексы и на внутреннее вероломство своего организма. А Джозеф, пребывая в эйфории своего избрания вершителем судеб мира, ясень пень, с этого момента никого не слушал и в упор не видел.
– Теперь тут я главный. И раз я определяю, что хорошо, что плохо, то засуньте ваши советы сами знаете куда. – Вот так через прищур своего глаза смотрел на своего предшественника, это ничтожество и несущественную вещь в мировом пространстве, Джозеф, слушая его так же в пол уха. Так что его понимание совета предшественника: «Проявляй выдержку», у него было своеобразно своему образу мышления.
– Подождать, значит, мне советуешь. Хм. Посмотрим. – Рассудил тогда Джозеф, и как сейчас выясняется, то он бл*ь, был обманут. И если здесь, в его администрации, кто-то и обладает терпением, и чего-то ждёт, так это только он. Тогда как все остальные, что за ненасытные для реализации своих служебных преимуществ парии, ничего такого в помине и не демонстрируют, а лишь только себя демонизируют. И чем благородней и морально устойчиво выглядит представитель его администрации, тем невоздержаннее он в сторону своего проявления беспринципности в деле своего аморального поведения. Что и демонстрирует в своём ответе Оскар.
– Гипотетически и такой вариант развития можно предположить. – И вот как реагировать президенту на такой напыщенный ответ Оскара, бл*ь, не стесняющегося даже, использовать во всеуслышание вот такие паскудные и с трудом президентом понятные слова, как гипотетически. Что ещё за гипотетически такое, и с чем его едят, президенту не докладывали, как это понять. А учитывая сложившуюся сейчас ситуацию, то всякое используемое в разговоре слово, тем более такого мифологического качества, можно трактовать по разному и всё больше как заявку на своё лидерство. Которое, с ещё самых ветхозаветных времён, когда человек для себя искал причины, следствия своего существования, ориентиры и опору для своего самосознания, опиралось на некие тайные знания, которые доступны и подведомы только тем, кто достоин стать общенациональным уже потом, а сейчас хотя бы общинным лидером.
И это наглый до предела Оскар, явно внутренней интуицией сообразив, куда дует ветер, и уж точно не из кондиционера, начал шаг за шагом подсиживать президента, озвучивая вслух вот такие, высокоинтеллектуальные самовыражения. И их нужно немедленно пресечь президенту, если он и дальше хочет сидеть на своём президентском месте.
И президент прямо сейчас начинает операцию по недопущению Оскара на своё место.
– Ну так и ответьте нам Оскар, что на самом деле значит это ваше «сегодня»? – глядя немигающим взглядом в упор на Оскара, задаёт вопрос президент.
А Оскар, явно находясь в собственном предубеждении насчёт того, что он всех тута уделает, если это будет надо, пропустил мимо себя прослеживаемую в этом вопросе президента угрозу. И он с беспечностью человека далекого от политики, то есть идиота на древнегреческом сленговом наречии, даёт не присущий политику и дипломату ответ. – А мне откуда знать.
И президент, ошарашенный и чуть-чуть оскорблённый таким ответом Оскара, указывающий на его не дисциплинированность и на халатное отношение к своим служебным обязательствам (нести в мир порядок и понимание), в одно мгновение в себе бледнеет и раздосадовывается до такой нервной и жестокой степени, что за него становится страшно, особенно Оскару, отчего то решившему, что за этот апокалипсический удар президента, который ввергнет институт президентства во временную разбалансировку вслед за комой самого президента, будет отвечать именно он, не самостоятельный игрок в этой президентской партии, а им сыграли в тёмную враги этой президентской политики. Ну те товарищи однозначно, кто их всех запер и создал все условия для взаимной и местами смертоубийственной ненависти.
– А кто же это должен знать, если не ты, отвечающий за сегодня?! – закипает в себе президент, подскочив на ноги и, принявшись наваливаться на стол, чтобы быть ближе к презумпции виновности в лице Оскара. А Оскар, что за гад и противник президента, всё не уймётся, благодаря своей отдалённости от президента, и ещё пытается себя оправдать.
– Так это наш враг навешал на меня все эти ярлыки. – Вот такое заявляет Оскар. Прямо поражая нравственную суть и разум президента, ещё не встречавшего так близко столь упоротого строптивца и дурака. А так как дураку что-то доказывать, особенно то, что он как есть дурак, бесполезно – он не только не сочтёт убедительными ваши аргументы, а он на их основе вас за дурака посчитает – то в споре с ним нужно применять особый подход. Где через логическую цепочку, или же неоспоримые факты, он и подводиться к тому, что он отрицать не сможет, а это не отрицание будет указывать на то, какой он есть дурак.
– Предлагаете нам недооценивать противника. – Делает вот такое заявление президент.
– Да нет. – И опять Оскар даёт неоднозначный, не однополярный ответ, прямо как на таком языке, который использует стратегический враг.
– А ведь наш противник уже доказал, что его слова не расходятся с делом, и в чём, в чём, а в его подлости нам не стоит сомневаться. Из чего я делаю выводы, что вы, по крайней мере, есть ключ к ответу на вопрос: Что для нас всех есть наше сегодня?
И чёрт побери президента со стороны желания Оскара, так ловко загнавшего его на развилку с одним путём движения. И Оскар сдался, поникнув головой, и заявив, что этот вопрос требует тщательного раздумья.
А пока Оскар голову повесил, президент, ободрённый уже тем, что ему так быстро удалось погасить зачатки анархического вольнодумства в лице Оскара, кто возвёл в свой жизненный принцип фразу: «Сами плавали, сами всё знаем», и ему гаду и не возразишь хотя бы по причине того, что здесь только Оскар адмирал и так близок к морской стихии, а они с его слов, сказанных в кулуарах или в будуарах мадам Контеню, все сухопутные крысы, решает развить это своё преимущество перед всеми, составив некий план по разрешению загадки или тайны их здесь сбора. Инициатором которого, только с официальной точки зрения был президент, но как сейчас выясняется, то с президентом тоже сыграли в тёмную, через свои тайные пружины подтолкнув его к решению созвать собрание этого совета безопасности, именно в этот день и в этот час.
И вот чтобы это всё выяснить, – а до этой перспективной мысли президент дошёл только сейчас, – президент обнаружил в себе и перед всеми вот такую энергетику раскрыть истину, и главное, каких ещё целей пытается достичь противник, погрузив их в эту игру: «Разгадай, что значит твой день недели».
И президент выходит из-за стола в центр кабинета, с этого места обводит своим вниманием и взглядом всех находящихся за столом людей, и без листа, на свою память начинает перечислять людей за столом, и кому они соответствуют по интернированному мнению противника.
[justify]– Значит так. – Говорит президент. – Что мы имеем на данный момент в наличие. – Президент с новой предельной внимательностью обводит своим взглядом людей за столом, и попробуй только отвести свой взгляд, вмиг ты будешь рассмотрен президентом, как претендент на