– Так вот что значит ваше сегодня Оскар. – Делает вот такое, далеко ведущее заявление президент.
А Оскар само собой не согласен и видит всё происходящее под другим углом зрения, где он ни к чему не имеет отношения и не виноват, а все вокруг люди и обстоятельства как раз являются всему виной, в том числе и тому, что он всем тут видится лицом ответственным за всё. Но всё это невозможно сложно объяснить людям так к себе предвзятым и для кого своя рубашка ближе к телу, и Оскар начинает заводить тут философские разговоры, чтобы всеми этими дебрями метафизических определений всех тут от себя увести.
– Господин президент, – с вот такого льстивого слова начинает своё обращение в лицо невиновное нисколько Оскар, – что есть сегодня? – задаётся риторическим и лирическим вопросом Оскар, и нате на него ответ. – А сегодня есть всего лишь констатация факта нынешней данности. Истоки которой нужно искать в прошлом, то есть во вчера. И когда будет выяснено, что есть вчера, то мы будем знать, что будет завтра, то есть сегодня. – Вот такую мысленную головоломку и ловушку для всех тут придумал и предложил Оскар, путая всех и прежде всего президента всеми этими философскими загибами ума об относительности и непостоянстве времени. Где сегодня, вчера и завтра, есть понятия неопределённости, а не фиксации времени, сродни квантовой неопределённости, где состояние системы не определяет уникальный набор значений для всех её измеримых свойств, как это думается не совершенными на философии умами.
В общем, Оскар попытался и добился того, что хотел, сбить с негативного толку в свою сторону президента. Который, хоть и не перестал измерять Оскара отрицательными величинами и классификаторами ума, но, тем не менее, сейчас отвлёкся от всего этого, методом тыка попытавшись найти ответ на эту загадку Оскара.
– Я что-то не понял. – С некоторой долей растерянности проговорил президент. – Нам что нужно искать? Среду что ли, если она была вчера? – следуя философской дисциплине, логике, президент вышел на вот такой ответ.
Ну а когда на всеобщее обозрение поднимаются философские вопросы, то в их обсуждение включаются даже те, кого об этом не просят. В данном случае генерал МакБрут, ранее никогда не влезавший в дискуссии, а вот сегодня на него что-то такое нашло, и он всё чаще и чаще стал влезать туда, куда его не просят.
– Мне, кажется, что это скорей четверг. – Вот такое, своё право на личную и независимую ни от кого мысль, заявляет МакБрут лишь бы только заявить и тем самым признать за собой право на мысль. И естественно, президент и всякий кто другой, скептически смотрят на все эти потуги МакБрута быть не тем, кем он есть и за кого они его принимали на эту его должность.
– И поясните нам эту вашу мысль, МакБрут. – Говорит президент. – А то мы пока что не можем уловить, с чего вы это взяли, что вчера должен быть четверг, когда как все мы ещё помним, что он сегодня. Какая-то ваша логика посттравматическая.
А МакБрута совершенно невозможно смутить вот таким ехидничаньем, и если он себе что-то в голову втемяшил, то он это будет отстаивать до последнего.
– Не от себя я это взял, а на основе статистических данных. – Во как ловко МакБрут обобщает и всем тут приписывает то, чего они не говорили и к чему не имели отношения, начиная всех тут тревожить и пугать такими своими отклонениями от соответствия своих служебных обязанностей, беспрекословно и давайте уж честно, без рассуждений и бездумно выполнять свой долг перед отечеством через его инструмент – приказы командования. А если тот, на кого накладывается вот такая огромная ответственность, брать на себя то грязное, что политики на придумывали и в красочной обёртке всем преподнесли, начнёт задумываться и разворачивать эту обёртку в реальность, то как дальше работать всей этой системе служебных установлений правомочности действительности.
– Если мы на основе выбора большинства решили, что сегодня пятница, то будет логично, что вчера это четверг. – Добавляет МакБрут и в подтверждение своих слов о большой и близкой связи между сегодня и вчера четвергом, бросает свой взгляд на Алису. Кто единственный из всех в кабинете получил для себя ясность и определённость. Она есть четверг, и это, скорей всего, её и бесит. Никому не хочется застрять в одной статистической данности. А как это изменить. То все ищут выход в одном – выходе из себя.
Впрочем, МакБрут отчасти смог убедить всех людей в кабинете в том, что его предположение имеет право на рассмотрение, а также в том, что его вот так сразу и не оспоришь.
– Может итак, – говорит президент, – но меня смущает здесь то, что слишком всё это очевидно. А не мог бы ты … – Но президенту не удаётся закончить свою мысль, его на этом месте перебивает смех в виде насмешки. И такое себе может позволить сделать только один человек – последний гад и подонок, а данном случае это Броуди, вдруг решивший закатиться от смеха и обратить на себя внимание президента и всех остальных.
А так как президент и его окружение до недавнего времени думали и рассуждали категориями здравомыслия, то они чего-то сразу не поняли, зачем и для чего Броуди решил лезть на рожон и быть ещё более неприятным и невыносимым для всех тут типом, когда ему лучше бы сидеть на одном месте ниже травы и тише воды, и в тряпочку помалкивать. А он берёт и лезет со своими насмешками и дерзостью в ход развивающихся событий, одёргивая от себя и своих решений президента, с долей удивления посмотревшего на Броуди, и сразу неверно истолковавшего то, что стало причиной такого его неразумного поведения.
И это, как можно понять, не отсутствие на лице Броуди забрала в виде тряпочки, в которую он должен был помалкивать, а это стремление Броуди жить полной, естественной жизнью, которая в свою очередь предъявляет свои требования к его естеству, которые он не может в полной мере выполнить по причине своего неразумного поведения. А его, между прочим, предупреждали о том, что если он будет себя вести вот таким непозволительным способом, то ему придётся только на самого себя полагаться. И тогда остаётся открытым вопрос о том, что ещё не ясно Броуди и чего он хочет.
О чём его так и спрашивает недоумённый взгляд президента. И как немедленно, через ответ, а точнее ответную дерзость Броуди выясняется, то он закоренелый оптимист… (хм, это зачем?) То есть он неисправим, окончательно потерянный для общества человек, скорей всего, отравленный медными трубами, где он ради того, чтобы быть всегда в центре внимания и на слуху, готов на любую пакость и глупость.
И вот он этим своим, что и говорить, а едким и одновременно заразительным смехом, с приговариванием: «Как быстро вы потеряли своё лицо и оскотинились, и сбросив свои маски таких высоконравственных людей, показали своё истинное лицо хищников», прямо цепляет всех в кабинете, не оставляя возможности остаться к нему нейтральным и лояльным лицом.
Так что у президента не оставалось другого выхода, как только насадить на руку моток скотча, и с демонстрацией этих сложных для лица Брроуди намерений, резко и близко к нему подойти, и предложить тому ещё чего-нибудь сказать в том же роде, чтобы президент не остался безучастным к его просьбам воздать ему по заслугам и не дай бог пожалеть об уже совершённом на рефлексах злодеянии, или же не подставить вместо Броуди свою вторую щёку для его оскорбительных ударов.
– И знаешь, о чём я хочу тебя спросить? – обращается с этим вопросом к Броуди президент, держа в готовности руку, перетянутую мотком скотча.
– О чём? – с какой-то прямо непосредственность и без страха задаётся вопросом Броуди, наивно полагая, что ему не прилетит за свою дерзость.
– Отчего так смешно человеку, когда ему от этого будет так до слёз больно? – задаёт этот знаковый вопрос президент.
– Да вот соразмерил ваш умственный потенциал, и добрался до того, до чего вы дойдёте с помощью его в итоге. – Явно хочет запутать президента и не дать ему осуществить возмездие Броуди этими рассуждениями.
– Ты это о чём? – спрашивает президент.
– Да вот я, пожалуй, соглашусь с доводами генерала МакБрута, утверждающего, что сегодня всего вероятней пятница. Но при этом я не соглашусь с ним в том плане, что пятница сегодня лишь по той причине, что вчера был четверг. – Вообще всех запутал этими своими рассуждениями Броуди, сделав сейчас паузу, и поди что ещё ржёт про себя над тем, как он ловко тут всех поставил в тупик вот такой умственной ловушкой.
– Что ты этим хочешь сказать? И давай без всех этих своих мысленных конвульсий. – Жёстко реагирует на этот умственный замысел Броуди президент.
– Подумайте хорошенько, почему именно три дня и три ночи отвели для нас наши похитители у всего нашего избирателя и гражданского общества, если в общем? – задаётся вопросом Броуди. А так как сейчас и здесь вопросы задаёт только президент, а всем остальным нужно на них отвечать и не задаваться вопросами: «Почему такая несправедливость?», то он сам на него и ответит.
– А всё дело в том, что для каждого решения и умственного действия, осмысления реальности и действительности, человеческой природой отмерен свой временной отрезок. Чтобы плод созрел нужно своё время, так и с человеком. Чтобы он достиг для себя зрелости, должен пройти отведённый для этого его природой срок. В нашем же случае имеет место обобщение, и здесь нужно отталкиваться от исторических фактов, где, к примеру, для оздоровления общества и снятия с него кандалов рабского мышления понадобился срок в сорок лет. Сейчас же всё происходит в самые сжатые сроки, и я склонен видеть в отведённом для нашего созревания сроке связь с тем теологическим событием, которое из человека сделало богом.
И чёрт побери этого его апологета Броуди, явно заложившего ему свою душу, за такого рода невозможное кощунство, даже в глазах грешника и максималиста атеиста, кто хотя бы допускает наличие версии о такой составной части мира, а этот Броуди, совсем потерял берега от долгого сидения взаперти себя и посчитал вероятным право прогресса и специальных технологий на совершенство человека до такого уровня – быть богом.
[justify]Ну а раз Броуди и себя уже считает богом, то президент просто обязан подвергнуть того испытанию смирения перед натужностью стремления человека не признать богом