Насколько я помню, пять Свидетельств он кинул и директору. А уж своему непосредственному начальнику – штук десять, если не ошибаюсь… Нет, поймите меня правильно – я знаю его не слишком хорошо, только здоровался, как и все остальные. Мы даже по области работы никогда не пересекались – к счастью для меня! – иначе седых волос у меня прибавилось бы вдвое! – старик чуть провёл тонкой, словно куриная лапка, обтянутой желтовато-коричневой кожей рукой, по жиденькой, но ещё местами чёрной, шевелюре, – Я-то хорошо усвоил урок: никогда сам не заговаривал, и, тем более, к «его» углу не подходил!.. Видя, что старик не собирается продолжать, комиссар нашёл нужным спросить: – Так, получается, у него был «свой» угол? – Да. И всю электронику и даже механику своих приборов и устройств он всегда делал сам. Владел, так сказать, не только токарным и фрезерным станками, но и паяльником. Уж электротехникой и электроникой – получше многих… Не считался с потраченным временем и силами, чтоб довести начатое до конца – иногда работал и ночами, и когда мы приходили утром, он даже не глядел – кто там… Не успокаивался и не уходил обычно, пока очередная хрень не начинала работать… С другой стороны – зачем ему уходить? Койка в «его» углу была точно такая же, как в комнате в общежитии. – А вот те Авторские Свидетельства… Вы смотрели, что там было заявлено? – Некоторые – да. В самом начале. Улучшение показателей измерительных приборов. Новые способы диагностики… (Ну, все это потом они, начальство-то наше, и пробивало для промышленности: «внедряло» на металлургических, трубопрокатных, и прочих заводах… Они, вроде, благодарили. Заводы, в-смысле. Эффект явно сказывался…) Потом я как-то перестал интересоваться – знаете, себе дороже…
Александр, собственно, ко мне лично никогда претензий не высказывал – я всё-таки был тогда почти вдвое старше его, и избыточными «амбициями» не страдал. Место старшего лаборанта меня по зарплате вполне устраивало. Комиссар подумал, что эта черта нрава, похоже, осталась самой существенной и на пенсии. Однако спросил о другом: – Извините, Даниил Маркович, за вопрос, так сказать, в лоб: если бы вам пришлось коротко и без околичностей выразить ваше личное мнение о… – …об Александре, я бы использовал слово: мразь! – Бланша поразила снова разгоревшаяся в глазах и тоне старика ненависть. Она бушевала, больше не скрываемая, словно настоящий лесной пожар, – Да-да: мразь! Мерзкая беспринципная тварь, в которой чувство своего превосходства над всеми окружающими, и их способностями, раздулось до непомерных размеров! А презрение к «тупым плагиаторам» – возвысилось до Эвереста! И это – при полном отсутствии элементарной совести. Или хотя бы порядочности, принятой не то, что в Обществе, а и в Науке.
Лично я знаю по крайней мере троих заслуженных и уважаемых людей, которых эта… Этот Александр довёл до инфарктов, инсультов, и угрожал физической расправой! И не постесняюсь, если хотите, назвать и их фамилии… – комиссар отрицательно покачал головой, выставив вперёд, словно хотел защититься от излишней информации, ладонь. – И если вы сможете «случайно» пристрелить его при аресте – я вам скажу откровенно, пусть и цинично: вы окажете Франции, России, да и всему Миру и всему Цивилизованному… Да и не очень – «Обществу», огромную услугу! Раз уж этот скот смог уничтожить три города, он не остановится, пока не натворит чего-то ещё похлеще!.. Только чтобы доказать работоспособность того, что придумал. И самому себе – какой он умный!.. Ну, и отомстить тому, кто, как он считает, обидел его… Причём не важно, когда – пусть даже двадцать лет назад!
Дорогу обратно, в Главное Управление ФСБ, комиссар не воспринял. Потому что взгляд хоть и был обращен в затонированное окно, ничего не видел.
Комиссар думал.
Что могло так испоганить характер, как признавали даже враги, чертовски талантливого и умного парня?
Ведь то, что он талантлив, и целеустремлён в достижении цели, признавали они все. Разумеется, он сейчас может опираться лишь на мнение этих самых врагов. Поскольку друзей у Зисерманна явно не было. А почему не было? Как не было и другой девушки… «Обжегшись на молоке, дул на воду»? Неужели у него хоть изредка не возникало желания поделиться хоть с кем-то, «излить, так сказать, душу» – рассказать, что беспокоит, наболело, почему тяжко на душе?..
Или – наоборот: какую замечательную вещь он придумал?
Ведь не могло же так быть, чтоб он ни с кем вообще не разговаривал? Не… Жил? В сексуальном плане.
Может, нетрадиционная ориентация?
Нет, не похоже – все замашки именно как у Лидера, настоящего мужчины. «Альфа-самца».
Может, что-то кроется там, в детстве? В Ростове-на-Дону? Кем были мать? Отец? Были ли хоть какие-то родственники? Друзья детства? Почему ничего нет об этом в досье, собранном генералом?
Всё оказалось очень просто.
Третью папку генерал достал из верхнего ящика стола.
Александр оказался воспитанником детского Дома в маленьком селе, сейчас поглощённого пригородом разросшегося города. Да, «нашедший» младенца Зисерманн сдал его туда в полуторалетнем возрасте.
Вскоре после этого этот самый Зисерманн отбыл в Землю Обетованную. Судьба подлинных матери и отца осталась невыясненной – похоже, Александр был рождён вне официального брака. Период детство-юность, продолжительностью в тринадцать лет остался вне справок/актов/протоколов. Вернее, справки-протоколы как раз имелись. Комиссар задумчиво проглядывал все эти казённые бумаги, с трудом разбирая отвратительно отпечатанный на старинных машинках выгоревший и потускневший текст. «… признать неподтвердившимися факты жестокого обращения… сам признал, что ушибы и ссадины получены во время драки с воспитанником Сидоровым Николаем… черепно-мозговые травмы получены в результате падения с лестницы… факт изнасилования воспитанницы Марии Аблямитовой медицинской экспертизой не подтверждён… означенные подвалы хорошо освещаются и проветриваются… Так что содержащиеся в заявлении обвинения признаны клеветнической попыткой дискредитировать…» И только с выпуском воспитанника Зисерманна из детдома оказалось связано разоблачение настоящего, и, похоже, хорошо до этого законспирированного садистско-сектантского мирка: наконец вскрылись и подтвердились свидетельскими показаниями нескольких воспитанников и выпускников, факты избиения, содержания в карцере, и морением голодом детдомовцев двумя воспитателями – семейной четой Кожуховых, незадолго до этого перебравшихся в центральную Россию из-подо Львова. Вскоре после развала «единого нерушимого».
Тут же вскрылись и хищения четой воспитателей продуктов, одежды, обуви, гвоздей, фанеры, и прочего, что выделялось на детей и ремонт здания Государством. Заодно выявили связи Кожуховых с местным участковым, «крышевавшим» чету за определённую долю доходов от реализации похищенного. Кожуховы получили по три года. Условно. С запретом восстановления на прежней работе. Участковый отделался строгим выговором. Не такое это было время, чтоб занимать тюрьмы и колонии воришками и расхитителями – там тогда сидели либо за убийства, либо за такое воровство, что доморощенные и банальные мышки-супруги ни в какое сравнение не шли с Крысами… И Крокодилами. Однако спустя семь лет Кожухов скончался при невыясненных обстоятельствах, похожих на несчастный случай. Утонул в бассейне, в котором и воды-то почти не было. Как показала экспертиза – в состоянии сильного алкогольного опьянения. С женой он к тому времени разошёлся, и у той был новый сожитель – из бывших уголовников. Заявления от соседей о пьяных дебошах сыпались буквально еженедельно. Поэтому никто не удивился, когда спустя ещё год женщину нашли с торчащим из сердца кухонным ножом, а сожитель не помнил об этом ничего… Что не помешало отправить его туда, откуда он сравнительно недавно вышел. Комиссар закрыл папку. – Я полагаю, в психологических нюансах ты разобрался. Думаю, сомнений в том, что юный Зисерманн был одной из «избранных» жертв, нет. – в тоне генерала не было иронии. Только печаль. – И ещё. Как-то так странно получилось, что даты смертей обеих воспитателей совпали с плановым отпуском небезызвестной тебе личности…
– Понятно. – комиссар осторожно подвинул папку обратно к генералу, словно та ещё могла кусаться, – Почему же ты мне сразу не?.. – Хотел сделать сюрприз. – Ну… Считай, сделал! Честно говоря, я не удивлён. Нет, Сергей, не подумай, что я сужу о русских только по тебе, Володе, и героям Достоевского: «сложный и непостижимый русский характер», травмы психики родом из детства, нереализованные амбиции, и всё такое…
Нет. Мне однозначно ясно, что Зисерманн очень талантлив. И как раз это делает его ещё опасней. Не то, что он озлоблен, похоже, на весь свет. Не то, что он никому не доверяет, и ни от кого не зависит… И, похоже, материально сейчас вполне обеспечен.
А именно то, что он слишком умён. А его детство, похоже, сняло с его психики оковы, накладываемые таким врожденным чувством нормальных людей, как Совесть.
Нет, «совестливость», как и уважение к окружающим из него точно «вытравили»… Выбили. Наверняка вот только не знаю – он так изобретателен и умен именно в силу «обработки»… Или это – природный талант.
Но опасен он – именно изощренностью, изобретательностью в способах. (Хотя с воспитателями практически ничего не изобретал. Похоже, всерьез боялся, что не успеет – те умрут «сами». )
Я опасаюсь, если он решит прибыть сюда, тебе не поможет видеонаблюдение в аэропортах и на таможенно-пропускных пунктах железных, и автодорог… Он может придумать что-то нетривиальное. Например, залететь на территорию на дельтаплане. Приплыть в подводной лодке. С аквалангом. Или ещё что-нибудь. А что думаешь ты сам?
[justify]– Я скажу тебе. Никому другому не сказал бы, а тебе скажу: я тоже боюсь. – генерал смотрел
