майский, первый, непредсказуемый.
Его появление всем обещает,
Белой сирени запах волнующий.
Страсть и любовь нам возвращает.
Зимняя спячка прошла, испарилась.
Опустошенье уйдёт, улетит.
В поступках влечение вдруг появилось.
В венах бурно любовь закипит.
Прочитал он, стараясь в чтении подражать большим поэтам, откинувшись на спинку стула и запрокинув голову.
- Был в молодости такой романтический период, который будоражил воображение, - он вздохнул. - Ладно, - словно очнувшись, произнёс Топоров, - всё прошло с возрастом прыщей. Пока я курил, вспомнил случай из курсантских времён, - Степан ухмыльнулся.
- Какое необыкновенное приключение мог напомнить тебе монотонно идущий дождь? – произнёс медленно Александр, аккуратно разливавший по очередной рюмке.
- На пятом курсе мы с Кузьминым Васькой, с третьего факультета, встречали «Новый год» в женской общаге медиков. Он был уже женат, и его незабвенная Рая проживала в нём. После боя курантов хорошо отметили, и где-то в начале третьего всей толпой пошли гулять на площадь «Борцам» в центр города, покататься на ледяной деревянной горке. Её каждый год там выстраивали и заливали водой под праздник.
- Что ты нам рассказываешь, как будто мы на этих горках не катались, - перебил его Анатолий.
- Перед тем как туда идти наша компания уже хорошо поддала. Помню, по пути к месту распивали шампанское, горланили песни. В общем, было весело. Одеты по гражданке естественно. Народу на площади собралось море. Все в подпитии, смех, гам, общее веселье. С ледяной горки мы катались паровозиком несколько раз, как в детстве. Хвост собирался человек по пятьдесят и больше. Представьте себе такую картину, несётся большая орава на ногах, потом дружно падает куда-нибудь в сугроб. Получалась «куча-мала» - визги, крики и смех. Вставали, отряхивались и снова лезли на горку. Прокатились последний раз, и пошли домой. Придя в комнату, начали снимать верхнюю одежду.
- Вася, а где твоя «пыжиковая» шапка, которую мои мама и папа тебе подарили на нашу свадьбу? – Рая смотрела на него недоумённо и хлопала ресницами.
Кузьмин снял со своей головы какой-то засаленный облезлый кроличий треух и посмотрел на жену невинными глазами.
- Раечка, когда мы все уволились в снег, с меня шапка и слетела. Там было их штук двадцать. Все разобрали очень быстро, и осталась эта, в единственном экземпляре. Мне показалось, что моя. Ведь каждый взял свою шапку, да и темно там было, - оправдывался он покачиваясь.
- Простофиля, - только и сказала ему Раечка, будущий врач.
Вот с таким приключением покаталась молодая семья Кузьминых в тот памятный «Новый год».
- Не в шапке счастье, - в унисон тональности, заданной в этот вечер, высказался Анатолий. – Главное, чтобы Вася не подвёл.
- Вася не подвёл, недавно контр-адмирала получил. В прошлом году заезжал. Обычный парень из простой семьи. Ведь поступать в училище, Василий и я приехали из одного сибирского райцентра. Мы по сей день, с тех пор, дружим.
- Значит, вы с ним променяли сибирский колорит на морскую романтику? – отвлечённо произнёс Александр.
- Раечка, наверное, на небесах от счастья, - пытался уже язвить Решетняк, что легко угадывалось по интонации.
- Про неё ничего не знаю, они очень давно развелись.
- А что так?
- Не сложилось. Кузьмина стали переводить из базы в базу, у неё терпения не хватило на роль кочующей спутницы. Василий рассказывал, когда она его выставила за дверь, как оказалось собственность, которой он владел на тот момент, уместилась в две дорожные сумки.
- И такое бывает, - авторитетно поддержал разговор Александр. – Чем раньше это выявляется, тем лучше, меньше руки оттягивает.
- А совсем недавно, точнее это было 12 февраля, ровно в 23.45 приходит SMS от него: «Ещё не поздно». Мы каждый год с Васей поздравляем, друг друга с Днём рождения, а в этот раз у меня сие событие как-то из головы вылетело. Быстро набрал его номер телефона и с извинениями поздравил. Вот такие пироги, - вздохнув, закончил свой рассказ о земляке из Сибири Степан.
- Когда учились, никто из нас и не предполагал, кто кем станет, - задумчиво произнёс Решетняк. – Заглядывать в будущее тогда было бесполезно, способности наши оценила только служба и время.
- А мы упущенные возможности, - добавил Феклистов.
- События минувших лет уйдут в прошлое, а пока мы есть, то являемся носителями традиций и истории флота, - торжественно произнёс Анатолий. – Там где мы служили, ничего в корне не изменилось. Теперь наши пацаны, наши сыновья идут дорогой отцов. Друзья, разрешите пожелать вам здоровья и долголетия, а флот по-прежнему в крепких руках.
- Тебе тоже наш дорогой товарищ, - произнёс ответное пожелание Александр, к которому присоединился Степан.
Однокашники ещё не успели до конца закусить, Анатолий вспомнил историю и начал своё повествование издалека.
- Хочу затронуть вопрос ненормативной лексики и интеллигентности в нашей среде. Очень сложная тема.
- Тут есть повод для размышлений, хотя проблема и не новая, - присоединился к нему Александр.
- Когда я смотрел на преподавателей в училище, службу на флоте представлял совершенно в ином свете и часто задавал себе вопросы: «Откуда они берутся такие, интеллигентные, эрудированные? Никогда от них скверного слова не услышишь, не то, что непотребщину». А кругозор, мудрость и интеллект! У меня сформировалось мнение, что только на кораблях и подводных лодках может, духовно вырасти флотский офицер.
- Философ! - Степан откровенно усмехался. – Ты напоминаешь мне наивного младенца в своём восприятии жизни. К всеобщему сожалению, должен тебя огорчить, реальность далека от идеала.
- Какой там философ! Я, выйдя на пенсию, который год отвыкаю от флотского лексикона. Знаешь, каких мне это усилий стоит, избавиться от подобного порока? А главное, мат испортил первые впечатления, о которых я говорил. У меня к себе постоянно вопрос: «Почему я не такой? ».
- Задача не из лёгких, - согласился Степан. – После ненормативной лексики перейти к «высокому», нужно время. Ты так сильно не страдай, многие из этих офицеров к реальной службе на кораблях и подводных лодках имеют такое же отношение, как я к перевороту в Чили. Большая часть преподавателей, носящих военную форму, просто люди науки, а другая часть бывшие командиры и стратеги. Вот вторые и учили нас военному ремеслу. Мы как-то в классе получили в библиотеке пособие, которое нам сказал изучить авторитетный преподаватель, капитан первого ранга, кандидат технических наук. Написал его он же, когда был старшим лейтенантом, в нашем же училище. Так что жизнь в Кремле и в народе, это жизни на разных планетах.
- Матом на флоте не ругаются, на нём разговаривают, - напомнил всем крылатое выражение Александр.
- Я, собственно, вот о чём хотел сказать. По большому счёту, это всё-таки претензии к нашей культуре, - подчинился общепринятой логике Анатолий. – Давайте называть вещи своими именами.
- К сожалению, отсутствие в лексиконе мата, это ещё не показатель порядочности. Жизнь и служба много раз доказывали обратное, - высказал свои наблюдения Степан. – Золотой середины я почему-то не встречал. Вопрос чести и профессионализма, лично для меня, не состоит в умении красиво и без мата общаться, а во многом другом. Сейчас не время и не место для дискуссии на эту тему.
Друзья с ним согласились, но по инерции стали вспоминать забавные случаи подобного характера.
- Последний этап моей службы проходил на командном пункте, был помощником у оперативного флота по связи, - начал рассказ очередной истории Анатолий. – У нас имелся старый журнал обстановки, очень давно сделанный из прочного негнущегося картона. Он пережил не одно поколение, сильно истрепался и обветшал. На титульной странице красовалась предельно лаконичная свежая запись не обделённого эмоциями начальника КП, контр-адмирала по званию: «Кто мне скажет, когда вы переделаете эту х..ню?». Как позже выяснилось, по данному поводу он несколько раз уже давал указание, а оно игнорировалось.
- Это адмирал так выразился для полноты картины, - вставил своё видение вопроса Степан.
- Всем было лень подобным заниматься, а потому постоянно прятали журнал от начальства. Офицеры нашего поста были в основном предпенсионного возраста и мучили их совсем другие проблемы. Пришлось мне взяться за это дело. Когда я первый раз прочитал изречение, давился от смеха. Потом задумался, можно ли на таком уровне писать подобное. Когда начальник, время от времени, стал одаривать нашу бездеятельность крепкими словечками, в моём понимании всё стало на свои места. Наш человек, военно-морской. Какие уровни, если все вырастают из одной среды. Он же не с Луны свалился.
- Всё равно мы хорошие ребята, - поставил точку Александр. – Вот за это и выпьем.
- К нам на узел связи прибыл из учебного отряда как-то служить один офицер, - начал заполнять паузу, после того как закусили, Анатолий. - Компанейский парень и хороший рассказчик. На эту тему он поведал одну байку. Дело было так. В учебную роту, где было человек под сто, прислали служить нового замполита, Шмыгина Илью Сергеевича. Выпускник пединститута, абсолютно к службе не приспособленный. Мягкий и доверчивый человек, в глазах прямо читалась вера в идеи партии. Он был полностью помешан на этом. Откуда взялся этот каплей, я не помню. Нарушителей и нерадивых матросов, с которыми сладу не было, всегда пытался убеждать словом, долго читал им мораль. Добродушный и скромный замполит, с грустными глазами начал периодически отчитывать офицеров за строгое отношение к личному составу: «Во взаимоотношениях ни одного доброго слова, ни одной улыбки». Через некоторое время Илья Сергеевич, среди своих, имел уже репутацию странного человека. Что самое интересное, никто от него никогда не слышал бранного слова. Постепенно моряки стали садиться замполиту на шею. У тех матросов, кто призывался из этого города, стали срочно болеть мамы, папы и бабушки. Он рьяно отстаивал для них, без разбора, увольнительные у командира роты. Продолжалось это не долго, до определённого случая. Как-то в город вовремя не завезли картошку, образовался дефицит. Тогда ещё существовал такой термин. В этот период поймали местного моряка, который через дырку в заборе тащил из части полный мешок этого добра. Откуда он его украл, так и не выяснили. Шмыгина вызвали в кабинет, и он долго стоял на ковре в позе «невзлетевшего орла». Упражнялись над ним командир учебного отряда вместе с НачПо. А на следующий день патруль задержал из его роты двух матросов, фотографировались напротив режимного объекта. Как всегда, они якобы не знали, что нельзя. Вся беда замполита была ещё и в том, что он обеспечивал в эти дни. Командир роты взял краткосрочный отпуск. Шмыгина снова на тот же ковёр. Заму указали на наплевательское отношение к службе и предупредили. Вышел он из кабинета от начальника красный, с глазами загнанной лошади. В руках Шмыгин держал фотоаппарат, а сзади понуро плелись два нарушителя. Илья Сергеевич шёл, шёл, потом
