А вот общение с «Алисой», его некогда словоохотливой электронной подругой, становилось все более сдержанным. Семён перестал видеть в ней живую душу, оставив за ней лишь функции музыкального автомата, сухого метеоролога и бездушного биржевого сводчика.
Блошиный рынок манил надеждой отыскать среди пестрой россыпи хлама настоящий бриллиант, который на интернет — аукционах стоил бы целое состояние.
Зарплата Семёна не позволяла ему бездумно транжирить кровно заработанные, а потому блошиный рынок оставался не единственной, но основной надеждой на пополнение его коллекции. И однажды ему непременно повезёт.
Тот день ничем не отличался от предыдущих. На площадке Семён столкнулся с соседкой, Екатериной Павловной, обитавшей напротив, — одинокой, вечно ворчащей старухой, чей нрав был горче острого перца, а недовольство — её верным спутником.
Выдавив дежурное «здрасьте, Катерина Паллна!», он торопливо нажал кнопку лифта.
Семён старался поддерживать добрососедские отношения со всеми обитателями дома, но с Екатериной Павловной это было сродни попытке приручить крокодила.
Открытых конфликтов удавалось избегать — Семён тщательно оберегал свой покой, не давая поводов для раздора. Однако при каждой встрече Екатерина награждала его своим фирменным, кисло — недовольным выражением лица.
В этом и была вся Катерина Паллна — неприступная крепость, за стенами которой, казалось, не осталось места для любви и эмпатии.
Выйдя из подъезда, Семён поздоровался с соседкой с верхнего этаже Клавдией Ивановной и её сыном Олегом — инвалидом детства, солнечным ребенком с синдромом Дауна. Они жили тремя этажами выше, на самой верхней площадке. Мать и сын, примостившись на лавочке, купались в ласковом весеннем тепле. Время словно застыло, и Олегу можно было дать и двадцать, и двадцать пять, и даже тридцать — возраст у людей с синдромом Дауна с трудом читается на их лицах. Парень был удивительно общительным, по — детски безобидным и неизменно улыбчивым. Семён нередко перебрасывался с ним парой слов, терпеливо отвечал на его наивные вопросы, и каждый раз щемящая жалость охватывала его сердце — и к самому Олегу, и к его постаревшей матери, прозябающей вахтершей на том же моторном заводе что и он.
И вот он вновь на блошином рынке, предвкушая удачу пробирается сквозь торговые ряды. А вот и площадка барахольщиков, где в пыли и хаосе теплилась надежда отыскать заветную монету из позапрошлых веков, ускользнувшую от зорких глаз нумизматов — соперников. Но тщетно! Пройдя сквозь лабиринт дребедени, он не нашел ничего, что зажгло бы огонь в его коллекционерской душе. Лишь мусор, прах времени, не достойный даже мимолетного взгляда.
И, казалось, ничто не предвещало бурь и головокружительных перемен в его тихой жизни.
И вот тут-то Семён и заприметил Николая…
Глава вторая. Эффект бабочки.
Николай стоял у своего развала, где вперемешку с монетами и прочей винтажной дребеденью ютились чьё - то былое благополучие. Взгляд его, обычно цепкий и зоркий, сейчас блуждал в пустоте, словно он был незрячим среди кипящего жизнью рынка. В лице читалась растерянность, даже тень испуга, несвойственная этому уверенному и напористому торгашу. Семён подошел ближе, но Николай, казалось, смотрел сквозь него, и лишь долгую минуту спустя его блуждающий взгляд наконец сфокусировался на лице Семёна, словно возвращаясь из далекого путешествия.
— Привет, старина! — Протянул ему руку Семён. — Ты моя последняя надежда! Всю барахолку облазил, но так ничего путного не обнаружил. Может, у тебя что есть на продажу по сходной цене?
— А… это ты, Семён? Прости, задумался. Хотя… ждал тебя. Ты же после получки первым делом сюда…
— Ну да. Есть такое. Так чем порадуешь? Есть что интересное?
— Да ничего особенного. Я сегодня и на рынок-то идти не собирался…
Николай заметно нервничал, - взгляд плясал по пёстрой толпе покупателей, - его явно что - то беспокоило!
— Тут, такое дело... – Николай замялся, приглашая жестом: – поди - ка сюда... Ближе... – указал он на место около своего прилавка.
Что - то было в нем сегодня чудное, необычное, несвойственное этому человеку.
— Мне тут вещица одна подвернулась, вроде как дорогая. Мне даром досталась. Вот...
С этими словами он полез в карман и извлек оттуда не первой свежести носовой платок. Развернув его, он предъявил Семену кольцо с крупным камнем, отливающим глубокой синевой.
— Я в интернете погуглил, похож на голубой гранат. Ты только глянь, какой он огромный!? Если и правда гранат, то это ж целое состояние! И что мне теперь с этим кольцом делать? К ювелиру идти боязно, сам понимаешь...
— Колян, ну, ты же знаешь, это не моя стезя, в камнях я профан. Колечко, вроде как, золотое, может, позолота. Камень... Сейчас кругом одна бутафория. Чего ты от меня ждешь? Рекомендаций, как тебе быть? Я не эксперт!
— Этот камень мне бедро жжёт все утро. А вдруг, он настоящий?
— Да откуда ему взяться в нашем - то медвежьем углу, если он такой ценный? С твоих слов... А я сильно сомневаюсь. Я понимаю, там, золотое кольцо, серьги или что - то в этом роде, что носят наши среднестатистические дамы. Где ты его вообще нарыл?
— Не важно где. Мне бы его только с рук сбыть. Что - то очкую я...
— Из-за кольца?
— Не только из-за него, - смутился Николай. - Тут, такое дело... – он запнулся, избегая взгляда Семёна. – Впрочем, сам как-нибудь разрулю.
— Ты что, кого - то обчистил? Ограбил?
— Да нет, не обчищал. И не ограбил. Как ты мог такое обо мне подумать? Оно, колечко это, само ко мне в руки приплыло. И что мне теперь с ним делать? Прямо ума не приложу.
— Даже не знаю, что тебе и посоветовать. Придержи его пока у себя, а там видно будет. Надеюсь, оно хоть криминалом не отдаёт?
При этих словах взгляд у Николая опустился, но он отрицательно замотал головой, пытаясь развеять нависшие над ним подозрения. Что - то с этим колечком было не чисто.
— Да брось ты, дружище, скорее всего, это просто стекляшка какая-нибудь, гроша ломаного не стоит, вот увидишь, – попытался успокоить его Семен.
— Кто знает, кто знает… – Николай лишь туманно пожал плечами, словно предчувствуя недоброе.
— Ладно, приятель, сам разбирайся, я в этом тебе не помощник – в камнях этих ничего не понимаю, и ювелиров среди знакомых нет. И сколь-нибудь ценных монет сегодня мне не видать как своих ушей. Не мой сегодня день, что тут скажешь.
Загляну к тебе через недельку, – с этими словами Семен развернулся и пошёл прочь, оставив Николая наедине со своими сомнениями и находкой.
Он уже направился к выходу из рынка, но не успел отойти и на двадцать шагов, как Николай догнал его, и схватив за рукав, потащил в сторону от людской суеты.
Какое - то время он молча буравил Семёна взглядом, будто не решаясь начать разговор, а потом, сдавленным, приглушённым голосом выпалил: "Слушай, Семён, ты не мог бы сегодня вечером, как только стемнеет, подойти к моему дому? Я буду ждать тебя возле детской площадки, на скамейке. Мне нужна будет твоя помощь. Очень нужна, выручай, друг! Буду тебе век благодарен! Любую мою монету – на выбор – какую только пожелаешь... Помнишь, я показывал тебе три гульдена - серебряную монету 1697 года выпуска? В этом году Пётр Первый как раз впервые посетил Голландию, и, может, даже держал эту монету в руках. Так вот... Она твоя!"
— Это с чего такая щедрость? На что ты меня подбиваешь, Колян? Как стемнеет... Уж не вознамерился ли ты банк ограбить? – усмехнулся Семён.
— Да какой там банк?! Сейчас я ничего сказать тебе не могу. Вечером всё узнаешь. Так ты придёшь? Монета будет при мне, и повторяю – она твоя! Там дел - то... всего ничего, – мотнул он неопределённо головой.
— Что - то ты темнишь, Николай! Что - то недоговариваешь. Ну, хорошо. Купил ты меня своей монетой. Так ко скольким мне подходить?
— Часикам к восьми подходи, я буду тебя на скамейке ждать, что возле песочницы.
Глава третья. Неожиданный поворот.
По Николаю было видно, что он сильно нервничает. Десять минут девятого, а Семёна всё нет и нет. Он то вставал со скамейки, то вновь садился, когда попал в поле зрения Семёна.
— Хай! Ты что это такой взвинченный? - обратился к Николаю Семён подходя.
— Я думал ты уже не придёшь. Десять минут девятого, а мы договаривались в восемь...
— Сосед задержал, Олег, даун, ты его наверняка видел, они с маманей постоянно на лавочке, возле подъезда, лясы точат. Не мог пройти мимо не пообщавшись. Это могло его обидеть. А я не хочу его обижать, он и так жизнью обижен. А десять минут погоды не сделают.
— Нам надо съездить с тобой в одно место. Туда и назад. Часа за три управимся. Вот - протянул он Семёну старинный гульден, - как и обещал. Теперь он твой.
Семён задумчиво повертел монету в пальцах.
— В скольких же руках она побывала, прежде чем ко мне попала… аж дух захватывает. Серебра тут, навскидку, граммов тридцать. Обожаю такую нестандартную чеканку. На торгах подобная монета за четыре сотни баксов ушла. Для меня это цена запредельная. И вот она моя!?
— Твоя, твоя! Не сомневайся! Обратно я её у тебя не потребую в любом случае. Ну, что, поехали?
Вечерний трафик, вопреки ожиданиям, и не думал рассеиваться в начале девятого. Машин на улицах становилось меньше, однако пробки всё ещё не
Я - редактор раздела поэзии.
Прошу подтвердить эту просьбу и обосновать её, так как данное произведение является прозаическим.