Кукла для олигарха.

так, что после стресса тебя несёт не в ту степь. Только что готов был в петлю лезть, как тот Дикобраз, а теперь фонтанируешь остротами. Нам сейчас не об этом надо думать.
 — А ты бы на моем месте огурцом остался?
 — Нам валить отсюда пора, Коля! Давай ключи, я за руль. У тебя, вон, до сих пор руки ходуном ходят...
 — Да я в порядке... Но раз так хочешь — рули, — Николай протянул Семёну связку ключей.

  Семён, с ловкостью опытного водителя, вывернул руль, разворачивая Хонду на крохотном пятачке. Машина протиснулась между стволами берёз, словно нитка в игольное ушко, и поползла прочь от зловонья городской свалки. Луна, словно надышавшись смрада, спряталась за вату туч, погружая и без того темный лес в непроглядную тьму. Хонду отчаянно швыряло из стороны в сторону на ухабистой дороге, и из - под колес, словно извергаясь, летели фонтаны грязной жижи.

— А по поводу компьютерщика ты всё-таки подумай, Сёма! Костя Душкин днём в "Кристалле" обычным программистом трудится, а по ночам в интернете промышляет - ищет, что плохо лежит. Сумеречный гений в поисках дополнительного приработка. Мой старенький комп он на раз-два чинит. Светлая голова! Он и твою красотку к жизни вернёт, можешь даже не сомневаться! Не бесплатно, само собой. Но она же того стоит? Да? Приедем, номер его тебе пришлю...


                                                                     Глава шестая. Башибузуки.
  

  Лесная дорога извивалась вокруг свалки, то отползая от смрадных терриконов, то вновь прижимаясь к ним, не отпуская подельников из царства городских отходов. Еще минут пять этой тошнотворной близости, и они, наконец, вырвутся на спасительное асфальтовое шоссе, которое, как верный конь, понесет их прочь, к манящим огням города. Ничто в этот миг не предвещало надвигающейся беды.

  Это случилось неожиданно. Из темноты ночи на дорогу вдруг выкатилась дребезжащая бочка. Почти сразу - же за ней в свете фар появилась другая бочка, потом кровать с панцирной сеткой упала откуда - то сверху, фыркнув фонтанчиками грязи из придорожной лужи. Потом в эту кучу полетели другие артефакты со свалки.
  Завершила композицию иссохшая береза, рухнувшая с глухим стоном и рассыпавшаяся на части.
 
  Неожиданное препятствие, отрезавшее их от цивилизации, привело приятелей в замешательство. Это была ловушка. Сзади находилась свалка, а впереди баррикада, от которой, угрожающе поигрывая арматурными прутьями, приближались сомнительные личности с явно недобрыми намерениями.
 
  В тот момент из-за руля Семён видел лишь часть общей картины. Панорама битвы, скрытая мраком ночи, откроется ему позже, когда время сложит все детали в единый, зловещий пазл.
 
  Перед капотом их «Хонды», словно воронье, слетевшееся на гнилую падаль, в свете фар корчились в уродливом танце трое: двое мужчин и женщина. Пропитые лица, лохмотья вместо одежды – всё в них кричало о жизни на самом дне. В каждом движении сквозила наглая фальшь, дешёвый спектакль, призванный, как он позже понял, выманить их из машины.
 
  Из троицы бездомных выделялся старик, поросший клочковатой бородой, словно лесным мхом. В его облике угадывалось что - то властное, будто он был их негласным вожаком, хотя точно определить возраст в полумраке было невозможно.
  Второй, долговязый и одетый не по сезону, сразу выдавал в себе опустившегося наркомана, чьи дни, казалось, сочтены и последняя надежда давно продана за дозу.
  Женщина являла собой печальный эталон спившейся души: распухшее лицо, словно глиняный ком, и неизменные багровые отметины под глазами – витрина, за которой не было ничего, кроме боли и пустоты. Лица всех опустившихся женщин словно отливались по одному трагическому лекалу.
 
  Но истинная опасность пряталась в засаде, за спиной, среди колючих кустов. Там, словно дикие звери, затаились молодые парни с характерными наколками, не оставляющими сомнений в их принадлежности к уголовному миру. Преступники, бежавшие из мест заключения и нашедшие временный приют в смрадных убежищах местных бродяг.

 — Что-то мне всё это совсем не по душе, – процедил Семён, словно мучимый зубной болью.
 — И чего им надо? Денег? – Николай лихорадочно ощупал карманы. – Всё отдам, до последней копейки! Лишь бы не вляпаться в эту грязную кашу. У них там арматура, железо, а у главаря, чую, наверняка нож за пазухой припрятан... А у нас что? Бита, одна на двоих. Ну ещё отвёртка... Сомнительно что отобьемся, не поплатившись здоровьем.
 — Лишь бы они твою ласточку не тронули, – с тоской вздохнул Семён. – Но хуже будет, если они "покойницу" нашу в багажнике обнаружат. Среди этой швали всякое водится, и стукачи продажные, и просто трепачи безмозглые – их и пытать не надо, сами всё выболтают.
 — Вот бы понять, что у них в головах?
 — Ничего хорошего, уверяю тебя.
 — Ладно. Я пойду. Прикрой, если что. Бита у тебя под сиденьем – справа. Попробую с ними по - хорошему...
 
  Николай распахнул дверь и шагнул из машины. Семён едва успел уловить краем глаза, как из сгущающейся за спиной товарища тьмы отделился зловещий силуэт.
  Удар, глухой, словно выдох боли – и Николай, подкошенный невидимой силой, повалился на землю, как срубленное вековое древо.
 
  Эти люди не знали меры: им было мало простого грабежа, им нужно было все и сразу, здесь и сейчас – от их машины и кошельков, и, возможно, до самих жизней.
 
  А в пяти метрах от капота, словно марионетки, пляшущие под дудку безумного кукловода, бомжи все ещё бились в пародии на туземный танец. Растерянность, словно клеймо, отпечаталась на их нескладных движениях. Их сумбурный план, вылепленный из торопливости и замешанный на импровизации, вопреки всему, неожиданно возымел успех.
 
  Пришло время сорвать их замыслы, вырвав инициативу из рук противника. И Семен, повинуясь внезапному порыву, впечатал педаль газа в пол.
 
  Старый бездомный каким - то чудом увернулся от неминуемой беды, словно тень метнувшись в сторону.
  Алкоголичка же, застигнутая врасплох, лишь чудом успела отпрянуть от несущийся на неё смерти. Удар пришелся по касательной, и она, с истошным воплем рухнув в грязную лужу, кубарем откатившись в сторону, что спасло её от серьёзных травм.
  А вот долговязому не повезло: крыло машины со всей яростью обрушилось на его бедро, с хрустом сминая кость, и он, скошенный как трава, исчез из виду.

  Воспользовавшись замешательством противника, Семён вихрем выскочил из машины, сжимая в руке биту.
  По жизни он был далек от уличных драк и кровавых баталий, но сейчас, на самой границе опасности, не видя иного выхода, кроме как принять бой, он мобилизовался.
  Бухгалтер в нем уступил место обезумевшему от страха бойцу, готовому драться за свою жизнь до последнего.

  Каждая секунда была на вес золота, но он не успел ничего предпринять, как ощутил тупой, скользящий удар в бок. Как и в случае с Николаем, этот удар был нанесен исподтишка, сзади. Чувствовалась холодная, расчетливая рука мастера. Но на этот раз удар не достиг желаемого результата. Семён устоял. Был ли это тот же нападающий, что уложил Николая на землю ударом по голове, или другой бандит, он не знал.
 
  Боль пришла не сразу, словно запоздалое осознание. Он ещё не понимал, что в боку его зияет рана от ножа, выброс адреналина притупил болезненные ощущения.
 
  И тут он увидел нападавшего – худощавого хлопца, чья зловещая ухмылка и хищная поза не оставляли сомнений: этот человек уже убивал, и готов был сделать это снова. Враг готовился для второго удара, но Семён, повинуясь инстинкту, с разворота, изо всех сил обрушил биту на его висок. Парень тотчас же рухнул на землю, не издав ни единого звука.
 
  А с другой стороны машины к нему приближался уже второй бандит, и в руках у него был нож...
 
  Сколько же их скрывается там, в темноте?
 
  Они замерли друг перед другом в нерешительности, словно два хищника, оценивающих силу соперника. Никто не хотел подставляться под удар.
  Семен краем глаза видел, как поспешно ретируются бомжи. Красивая сказка о легкой наживе испарилась, оставив лишь горький привкус поражения. Последним из их отряда поле битвы покинул долговязый, которого Семен зацепил бампером машины. Тот полз по земле, волоча за собой ногу, заглушая ночные звуки протяжным звериным воем.
 
  Оставшись один на один с Семёном, его противник не стал рисковать, не стал помогать поверженным товарищам и поспешно скрылся во тьме, вслед за своими незадачливыми подельниками. Взаимовыручка была ему чужда.

  Семён распахнул куртку и потрогал место удара. Его рука окрасилась липким и красным - то была кровь. Нож, его ранили в бок, кровь сочилась, окрашивая сорочку в багровые тона; боль пульсировала, нарастая с каждым ударом его сердца.
  Он устоял в неравной схватке, и даже одержал в ней победу, но ситуация продолжала оставалась аховой.
 
  Кровь жадно впитывалась в ткань, но он надеялся что артерии и вены не задеты и кровотечение вот - вот остановится. В противном случае он довольно быстро переместится в царство Морана - богини смерти. Помощи ему здесь ждать неоткуда,
надо действовать быстро, пока слабость не одержала над ним верх и не вырубила.

  Склонившись над неподвижным Николаем, Семён судорожно проверил его пульс. Слабый, но есть. Ощупал голову - шишка. Но крови нет. Николая оглушили, ударив чем - то тяжёлым. Без сознания, но живой.
  С трудом затащив Николая на заднее сиденье автомобиля, Семён принялся растаскивать хлам, преграждавший им путь.
  Теперь можно ехать. Семён бросил мимолетный взгляд на поверженного противника, скрюченного в нелепой, гротескной позе у водительской двери. Пустая глазница темнела зловещей кровавой бездной, а выпавший глаз, казалось, безмолвно вопрошал: «За что?». Под головой незадачливого грабителя алела зловещая лужа, расползаясь багровым цветом, а вдавленный висок безобразно зиял провалом. Сомнений быть не могло – этот человек мёртв!
  "Ну и денек! – эхом прокатилось в его сознании. Мёртвые восстают из могил, а живые в мгновение ока уносятся в царство теней. И все это происходит за какие - то полтора часа!"

  Он мешком плюхнулся на водительское сиденье, повернул ключ зажигания, и машина, взревев мотором, тронулась с места. Семён ехал по ухабистой дороге в сторону трассы и чувствовал как силы покидают его. Он спешил.


                                                                 Глава седьмая. Зина даёт добро.
  

  При въезде в город Николай зашевелился, словно просыпаясь от долгого забытья. Его кряхтение и стоны, хоть и полные муки, были для Семёна бальзамом на душу, много лучше, чем безмолвное тело, лежавшее до этой минуты на заднем сиденье.
  Сам же Семён чувствовал, как сознание его ускользает, словно песок сквозь пальцы. Кровь его продолжала утекать, вызывая слабость тела и туман в голове.
  Боясь потерять связь с реальностью, он свернул к торговому центру и припарковал машину.

 — Где я? – прохрипел