Люсилль Болл "Валентинка"

Предисловие

Одним из любимых занятий моей матери, когда небольшая группа людей была вовлечена в какой-то обычный разговор, было дождаться, пока кто-то из них выйдет из комнаты, и как только она вернется, убедительно выпалить: «Вот она! Почему бы тебе не сказать нам это в лицо?!!»
За этим всегда следовала ледяная тишина, а затем она смеялась. Чтобы увидеть выражение лица бедняжки, которая в этот ужасный момент подумала, что кто-то сказал о ней какие-то ужасные вещи, пока ее не было.
Я не уверена, почему, вспоминаю об этом сейчас, когда сажусь, чтобы познакомить вас с этим сокровищем.

* * *
Я потеряла отца в пять минут после полуночи 2 декабря 1986 года, а мать на рассвете 26 апреля 1989 года. Для моего брата Деси и меня это был трудный и сложный период траура.
Обычно, думаю, когда взрослый ребенок теряет своего первого родителя, есть супруг родителя, который берет на себя управление; принимает все решения, хоронит и завещает.
Мои родители развелись в конце пятидесятых, и оба были женаты на других более двадцати лет. Жена моего отца, Эди, умерла от рака за год до него, поэтому мы были его единственными наследниками. А после смерти моей матери ее муж, с которым она прожила двадцать семь лет, и наш отчим, Гэри Мортон, узнали от ее душеприказчиков, что его очень любяще и заботливо обеспечивали, но что она поручила Деси и мне ухаживать за ним, и присматривать за ее имуществом.
Для любых детей забота о поместье — нежелательный и болезненный процесс, независимо от того, когда наступает потеря. Быть тем, кто несет ответственность за принятие всех важных «окончательных» решений, может оказаться большим бременем и мгновенным процессом взросления одновременно.
Одна только организация подавляет... от нелепых деталей, вроде того, кому достанется соусница, и до продажи дома, а потом, куда вы собираетесь положить все вещи, с которыми просто не готовы расстаться, и до выбора того, какой вид услуг, по вашему мнению, нужен вашим родителям (даже не поговорив с ними об этом).
Что ж, мы делали это не один раз, а дважды, в течение трех лет, и это были не обычные родители. Старая шляпная коробка с ржавой молнией, наполненная серо-белыми перчатками без кончиков пальцев, которые вы бы сочли выкинуть, становится бесценным музейным экспонатом, когда понимаете, что эти перчатки носил персонаж «Профессор», которого моя мать увековечила в шоу «Я люблю Люси». Каждое платье или сумочка, каждая, казалось бы, тривиальная вещь, на которой случайно была гравировка, мгновенно становились «памятными вещами». Нам приходилось дважды думать, прежде чем положить ее куда-либо.
Мой брат Деси и я обсуждали важность сохранения этих вещей, и (учитывая наше тогдашнее расположение духа) этот процесс часто превращался в многочасовые дискуссии о судьбе человека и извращенных приоритетах потенциальных мусорщиков, часто доводя нас обоих до слез тоски и оцепенения, или давая волю истерическим фантазиям о создании скульптур Vitameata-vegamin в натуральную величину из всех остатков ополаскивателя для хны. (После того, что случилось с поместьем Жаклин Кеннеди Онассис, я хотела, чтобы мы продали все это по частям, а вырученные средства пожертвовали на исследования СПИДа!) Странно, но в некотором смысле после всех этих лет жизнь продолжается так, как будто они все еще здесь; просто где-то далеко, возможно, на съемочной площадке, и не могут добраться до телефона.
Каждый день мы получаем десятки запросов на видеоклипы, памятные награды, памятные вещи для благотворительных организаций, документальные фильмы, телевизионные передачи, киносделки и бесчисленные лицензии на права на товары... которые мы стараемся направлять изящно.
К сожалению, некоторые из них создают проблемы, с которыми ни Деси, ни я не любим иметь дело.
Я действительно ненавижу приходить в свой офис утром и находить на своем столе полный набор маленьких кукол с качающимися головами, которые выглядят как какая-то интерпретация Хичкока Люси Рикардо с макияжем Сальвадора Дали. Это просто ужасно.
Иногда хочется жить своей жизнью и не быть вынужденным тратить так много времени на разговоры о своих покойных родителях; постоянно нести ответственность за принятие каких либо решений от их имени; научиться слушать и расшифровывать всех «магов-сплетников», которые тратят бесконечное количество полезной энергии в пустую, плетя все более и более странные способы, чтобы урвать свой собственный кусочек легенды «Люси».
И так много раз вы хотели, чтобы они все еще были здесь, хотя бы на несколько мгновений, просто чтобы вы могли обернуться и спросить: «Это нормально? Вы не против, если они сделают это?» Но вы быстро понимаете, что голоса, которые когда-то могли и успокоить ваши страхи, и свести вас с ума, действительно замолчали навсегда. Пока...
Однажды, пытаясь разобраться в некоторых сложных юридических вопросах управления поместьями, мы с Деси попросили бывшего адвоката нашей матери, Эда Перлштейна, перебрать некоторые из ее старых коробок с документами в поисках нужных нам контрактов, и произошло нечто замечательное!
Там, в пыльной коробке с конвертами и лентами, он обнаружил то, что оказалось никогда ранее не публиковавшейся автобиографической работой нашей матери. На посылке, проштемпелеванной в 1966 году от Бетти Ханны Хоффман, Лос-Альтос, Калифорния, было просто написано: ЛЮСИ. Рукопись была написана от первого лица и, казалось, охватывала всю жизнь мамы до 1964 года.
Я была ошеломлена. Когда я ее прочитала, и заплакала. Так много людей, включая меня, пытались рассказать эту историю, но до этого момента я не знала, что моя мать писала о своей собственной жизни. Когда мой брат Деси прочитал рукопись, его переполнили эмоции. Он сказал: «Мне она очень понравилась. Мне понравилось ее читать! Чудесная энергия, которая идет через... огонь в ее животе, как у маленького ребенка, чувство приключения. Например, «Я хочу немного пошуметь». Ее связи из прошлого в настоящее... Я приветствую ее способность мыслить в терминах «чему я научилась из прошлого?»
И есть несколько замечательных советов, идущих от сердца. Мне нравится, как она писала о своих чувствах к отцу. Для меня было очень важно услышать о том, как она впервые его встретила. Некоторые люди продлевают свое несчастье, драматизируя его, что, как говорил мне Вернон Ховард, было «как ожидание аплодисментов из-за головной боли». Мама так не делает. Вместо того, чтобы чрезмерно драматизировать то, что произошло в ее жизни, она, кажется, пытается понять, в чем смысл ее жизни, научиться любить по-новому. Вот что я нашла самым милым в этой автобиографии — то, как она смотрела на жизнь».
Я лично прочитала сотни рассказов о жизни моей матери за эти годы и думала, что знаю все. Но в этом было так много подробностей, особенно касающихся ее ранних воспоминаний и того, что произошло в ее самые формирующие годы, что повлияло на то, какой женщиной, актрисой и матерью она стала. Я только хотела бы иметь доступ ко всей этой бесценной информации в 1993 году, когда снимала «Люси и Деси: Домашний фильм», так как это сэкономило бы мне много времени на исследования и дало бы мне гораздо более глубокое понимание боли, которую ей пришлось пережить в детстве, и глубины ее борьбы за достижение того успеха, который она в конечном итоге добилась. Теперь, вместе с «Книгой», увлекательными, наполненными фактами воспоминаниями нашего отца о его жизни, написанными в 1976 году, мой брат, я и наши дети, а также весь клан Болл-Арназ, имеем одну из самых замечательных, всеобъемлющих семейных историй, когда-либо задокументированных. Еще одним замечательным открытием стало то, что миссис Хоффман записывала все свои интервью с мамой, так что, хотя это автобиография «как сказано», в отличие от некоторых других, которые читала, могла слышать голос моей матери в формулировках. Позже, когда у меня появилась возможность прослушать двадцать с лишним часов оригинальных интервью, поняла, что это потому, что впервые в жизни мою мать цитировали точно!
Конечно, время от времени во время редактирования мне хотелось вставить примечание «Смотрите книгу моего отца, чтобы узнать его версию этой же истории»! Но даже тогда было приятно знать, что у каждой истории всегда есть две стороны, и воспринимать рассказ каждого о том, что с ними произошло, с долей сальсы!
Так что же произошло тогда, что положило эту книгу в ту коробку?
Я позвонила давнему секретарю мамы, Ванде Кларк, чтобы узнать, помнит ли она, что работала над чем-то подобным, но Ванда была потрясена не меньше меня. Рукопись, должно быть, была спрятана незадолго до того, как она пришла работать к маме.
Я позвонила своей тете Клео, которая продюсировала радиошоу моей матери примерно в то же время, и которая поначалу была так же озадачена, как и Ванда, но в конце концов сказала: «Знаешь, у меня есть воспоминания о том, как твоя мать много говорила в диктофон». Я позвонила своему отчиму Гэри, брату моей матери Фреду Боллу и давним друзьям семьи, таким как Марселла Рабвин, но никто ничего об этом не знал. Поэтому отправила им все копии, чтобы помочь оценить законность и точность рукописи.
Несмотря на то, что они знали ее дольше, чем кто-либо другой, каждый по-своему находил ее автобиографию «увлекательной», «интригующей» и «проясняющей» и восхищался ее яркими воспоминаниями и богатством деталей. И каждый из них говорил что-то вроде: «Боже, в ней действительно слышен ее голос!»
Наконец, после многих недель сыска, мы смогли связаться с миссис Хоффман, которой сейчас за семьдесят и которая живет в Северной Калифорнии, и, пытаясь собрать воедино все как, где и когда, мы обнаружили некоторые из «почему».
По-видимому, в начале 1960-х годов, вскоре после того, как моя мать вышла замуж за Гэри Мортона, ее близкий друг и наставник, покойный доктор Норман Винсент Пил, посоветовал ей записать свои мысли о ее драматичной и сложной жизни. Он, знал, что мама в тот момент снималась в телесериале, управляла студией и одновременно пыталась воспитывать двух подростков непосед, и, вероятно, не смогла бы выполнить эту задачу сама. Он предложил ей поработать с кем-то и написать автобиографию типа «как велено». Я уверена, он убедил ее, что это будет историческим и исцеляющим.
Миссис Хоффман работала с моей матерью около двух лет, записывая и расшифровывая интервью. В дополнение к этим сессиям она ездила в родной город мамы Джеймстаун, штат Нью-Йорк, брала интервью у ее друзей детства, а затем придавала форму и порядок информации.
Как только им сообщили имя миссис Хоффман, люди из окружения моей матери начали вспоминать, как эта работа проводилась, и вспоминали ее как сложный процесс. Тетя Клео рассказала мне об одном эпизоде, в частности. «Я помню, как Бетти приходила ко мне за помощью, чтобы найти способы расслабить вашу мать и заставить ее сказать правду».
Я уверена, что одним из мотивов моей матери написать это было желание прояснить ситуацию. Даже к 1964 году о ней и моем отце было написано много неправды. Но я думаю, что вначале она боялась, что все, что захочет сделать миссис Хоффман, это остановиться на словах на букву «Х» (пьянство, дамы и развод), и мама была глубоко обеспокоена тем, что