Конан и мёртвый город. (Глава из романа "Конан и волшебник с севера".)

шестифутового в диаметре колодца. Дверь он за собой на всякий случай закрыл – такая же точно ручка оказалась и внутри. Странно, но больше никаких других запоров он в люке не нашел: лишь простая защелка с пружиной охраняла «Город».
Скобы оказались ухватистыми и вполне удобными, так что спуск проходил легко. Тем более, что меч Конан просто закинул на спину, чтоб не болтался между ног, и не мешал. Он чуял, что врагов здесь… Нет. Как, впрочем, и друзей.
Спуск продолжался недолго – минуты три.
По дороге ему попались ещё три люка, каждый – футах в тридцати ниже ближайшего. Но вот открыть их он не смог: снаружи крышки надежно подпирал слой сцементировавшегося снега.
Как прикинул Конан, он спустился на сто пятьдесят – сто шестьдесят футов. Последние шестьдесят футов люков не попадалось, из чего он заключил, что уже забрался под поверхность земли. Наконец он ступил на дно шахты.
Пространство вокруг и не подумало расшириться, и он чувствовал, как стены давят, нависая над головой теснотой низкого потолка и узостью прохода. Круглое пятно вверху превратилось в крошечную светлую точку. Материал стен и пола остался тем же: несокрушимым не то – камнем, не то – стеклом.
Направо и налево уходили в непроглядную тьму два коридора. Толстенные плиты, могущие перекрывать их наглухо, (Надо же! Система-то – как у кобболдов! Позаимствована?) сейчас были подняты. И хотя с момента последнего использования наверняка прошли века, если не тысячелетия, Конан всё равно видел на стенах явственные следы копоти и мог бы поспорить, что ощущает удушливый запах гари.
Вот, значит, как здесь боролись с непрошенными гостями или лазутчиками от Норта! Да, огонь, пожалуй, понадежней воды. Плоть искусственных мышц уничтожает с гарантией…
Но что же здесь горело? Ясно же, что не дрова.
Ладно, какая разница – ему такой способ явно не подойдет. Потому что годится только вот в таком, тесном и отрезанном от свободного выхода, месте. Да и горючее, какое бы оно ни было, с собой не потащишь.
Конан двинулся наугад – по правому узкому коридору. В потолке обнаружилось несколько рядов небольших отверстий: похоже, для сброса, или слива, горючего материала. Общая длина коридора оказалась не больше пятидесяти футов, и через каждые десять шагов ему приходилось пригибаться, чтобы пройти под очередной плитой-затвором. Затем коридор расширился, и неизвестный черный материал сменился обычным камнем – насколько Конан мог судить, гранитом. На полу здесь лежал толстый слой инея, явно никем не потревоженного уже очень давно…
Вскоре повернувший под прямым углом коридор вывел варвара к небольшой комнатке, возможно, караульному помещению: вдоль стен стояли массивные дубовые лавки, по стенам развешено оружие: от арбалетов до багров.
За массивной, со скрипом прочертившей в инее дорожки, когда он навалился на нее, дубовой же дверью, оказался ещё один коридор, приведший в большой зал с четырьмя дверьми, ведущими в разные стороны, и двумя лестницами, уводящими вниз, в непроглядную темноту.
Подумав, Конан вернулся к основанию «входной» колонны-шахты, и прошел в другой конец коридора: тот казался более многообещающим: так как был куда шире, и намного выше. Однако выяснилось, что здесь строили не дураки: ведь врагам тоже наверняка так казалось! Так что привел коридор, тоже сделавший несколько крутых поворотов, только в ловушку: глухую камеру с теми же рядами отверстий наверху, и плитами перекрытия наверху. Стены покрывал куда более толстый слой копоти, и воняло здесь сильнее. Похоже, не одно тело с псевдоплотью нашло здесь своё последнее пристанище…
Пришлось вернуться к развилке, и снова зайти в комнату с дверьми и лестницами.
Наугад Конан открыл среднюю, и прошел в очередной темный и узкий коридор.
Вскоре он попал в большой зал. Потолок строители перекрыли арками, на ржавой цепи свешивался когда-то явно роскошный светильник-люстра. Впечатлило. Дальний конец зала терялся как всегда в темноте, а его светильник как всегда освещал жалкие несколько шагов непосредственно перед ним.
Конан двинулся вперед, подняв крохотную лампадку над головой и вслушиваясь – здесь имелось даже эхо от его осторожных шагов. Зал оказался длиннее, чем он думал: шагов через тридцать киммериец обнаружил огромный стол с рядами не лавок – но стульев по бокам.
Надо же… Ну в точности, как Стол для собраний у побратимов-кобболдов!
На столе высилось несколько монументальных и великолепных, в затейливой резьбе, подсвечников. В некоторых чашечках еще сохранились толстые, грубо вылепленных свечи из какого-то серовато-желтого материала. Без особой надежды на успех Конан попробовал зажечь одну из них от своей коптилки.
К его удивлению, пошипев и поплевавшись искрами, та зажглась ярким желтым огнем, сразу осветив даже самые дальние уголки длинного покоя.
А верно ему показалось, что здесь проходили заседания Советов.
Во главе стола, на величественном троне, сидел человек.
Оставив на краю стола свою жалкую плошку, Конан со светильником в руке приблизился к нему, ступая все так же мягко и осторожно. Но вовсе не от того, что опасался ловушек. Здесь их ставить, к сожалению, уже было некому.
Так как некого было и защищать.
На троне восседал явно последний Король исчезнувшего народа.
Он казался старым. Даже очень старым. Кроме того он был худ – до состояния почти скелета, кости которого обтягивает лишь слой кожи. И изможден - словно долгое время не ел досыта. Всё его высокое и когда-то явно неслабое тело словно сморщилось, съежилось. Да: кожа плотно обтягивала кости, создавая впечатление, что перед ним - мумия, четко обрисовывалась форма черепа и фаланги пальцев. Остальное тело оказалось скрыто под роскошным когда-то нарядом, сейчас превратившимся в полуистлевшие, серые, и пахнущие пылью и плесенью, тряпки.
Мумифицированное тело было явно мертво уже очень давно. Но…
Но на изможденном лице продолжали жить глаза.
Было что-то невероятное, потрясающее и пробирающее до самых глубин души, в их застывшем навсегда выражении. Они, пережив на века своего владельца, словно существовали, жили, сами по себе, говоря Конану о многом.
В них светились и фанатизм, и воля к жизни, и ум. И, кажется, фатализм: вера в то, что он, Король, сделал всё, что мог, и понимая тщетность своих даже сверхчеловеческих усилий, все равно – умирает с чувством хорошо выполненного Долга, не сдавшись!..
Да, похоже, этот человек умер, честно сделав для своего народа всё, что было в человеческих силах, и теперь смело глядел в глаза Вечности, разделив со своими людьми их Судьбу. И совесть его была спокойна.
Что ж. Не каждый Король отважится на такое: не бежать трусливо прочь от горестей и напастей, свалившихся на головы подданных, спасая себя и свою семью, поджав хвост, и думая только о своей шкуре. А пройти со своим народом весь путь. До конца.
Не каждый сможет найти в себе силы и мужество для такого.
Честь и хвала Повелителю!
Конан поклонился. Вынув меч, отсалютовал:
- Честь и слава тому, кто не сдался! Примите мои заверения в величайшем уважении и почтении, Ваше Величество!
Фигура и выражение в глазах не изменились, но через тело варвара словно бы прошла от макушки до пяток невидимая жаркая волна: словно его приняли!
Отнесли к… Друзьям. И – гостям.
И теперь он ощущал себя как-то свободней, и без стеснения рассмотрел и корону на голове мумии, и драгоценные камни – изумруды, рубины, сапфиры и алмазы – когда-то несомненно украшавшие богатый наряд, теперь же кучками лежавшие на полу под троном, в пыли и инее. И в душе киммерийца даже на миг не возникло такого обычного ранее желания забрать, присвоить себе всё это ненужное теперь этому владыке, великолепие.
Что-то, видимо, произошло с ним. Какие-то глубинные струны души затронуло то, что он по дороге, да и здесь, увидел, понял и узнал. Не мог он обокрасть этого Короля. Это казалось неправильным, и унизило бы его в глазах себя самого…
Покачав головой, Конан спустился с возвышения, на котором стоял трон. Осмотрелся внимательней. Теперь его внимание привлекли множество массивных плит из того же странного и несокрушимого черного материала, стоявших вдоль всех стен тронного зала. Высотой они были ему по грудь, а шириной – фута по три.
Все их покрывали письмена.
Почему-то Конан сразу решил, что это – Послание. Обращение к тому, кто найдет это последнее Убежище. Так как те, кто высек эти письмена, не знали, кто придет к ним, они и запечатлели свою последнюю волю, или обращение к пришельцу на всех известных им языках. И уж постарались, чтоб материал был попрочней…
Так же, как и пояснения на колонне-шахте, из всех языков Конану оказались известны два или три. Но он, медленно обходя ряды плит, обнаружил странную вещь. Непонятные и явно неизвестные иероглифы одной из плит, словно магнитом, притягивали его внимание. Он был уверен, что они ему незнакомы – язык явно некоей древней, давно исчезнувшей, расы! Тем не менее, по мере того, как он все дольше и внимательней смотрел на них, они обретали смысл, грозный и пугающий своей недвусмысленной, и не допускающей сомнения ясностью толкования.
История гибели.
Великий Кром!
Да, это – несомненно то, о чем предупреждал Льин: он может теперь пользоваться и познаниями побратима!
Но… Как же это получается?
Ведь их сейчас разделяют сотни, тысячи миль, и могучие гранитные толщи!
Впрочем, какая ему разница, как так получается: главное – теперь он может прочесть надписи! И начать лучше с самого начала.
«Странник!
Город, (Название прочесть все равно не удалось – звучание незнакомых букв так и не открылось Конану. Зато ему стал понятен смысл этих неясно как звучащих слов!) в который ты спустился, это последний приют народа … (тоже непонятно). Ранее мы жили, – описывались границы государства, ни о чем не говорящие варвару, так как незнакомы были ни названия описываемых местностей, ни государства, ранее граничащие с этим. Не помогли и знания кобболдов: с погибшими они явно не контачили, - Теперь же нас осталось всего несколько сотен выживших из более чем четырех миллионов!
Долгие годы расцвета и могущества окончились трагедией, и мы