- Пожалуй ты права. Надо попробовать. Тебе помощь моя нужна? Может, принести чего ни будь?
- Иди уже. Я сама тут посижу, пооклемаюсь.
***
К вечеру колдовская книга была подготовлена Сергеем Афанасьевичем к «эксплуатации» и мы стали размышлять, как и куда её спрятать, чтобы запустить процесс начала квеста с участием ведьмы. Не нашли ни чего умней, как вывести мусор из обители, до ближайшей мусорной ямы и в этот хлам пристроить книгу. Мусор обычно вывозили два раза в месяц на тачке с высокими бортами, которую в шутку называли «шайтан арба». Срок для этой процедуры как раз подходил, а возчиком был назначен Игорь. Идти до ямы нужно было около двух километров. Это считалось лёгкой прогулкой для отработки техники «облачных шагов». Предупреждать его о тайной операции не стали, что бы не возникла принуждённость, которую с лёгкостью могла разгадать ведьма. Процедура сбора мусора была привычной и ни у кого не вызвала подозрений. Книгу запихнули в мешок с тряпьём и старыми полиэтиленовыми пакетами. Она была завёрнута в старую рубаху Афанасьевича, как бы случайно впопыхах выброшенную в мусор.
Тачка была переполнена и отправлена по назначению. Оставалось только ждать развязки этого театрализованного действа. Но развязка не спешила свершаться в назначенные сроки. Игорь вернулся, вопреки ожиданию, только к ночи. То есть в пути он был более пяти часов. На вопрос «Куда ты запропастился?» был получен неожиданный ответ:
- Так шёл, как всегда, не спеша и не отвлекаясь от практики, но как перелесок прошёл к полю, смотрю, кабаны на встречу идут. Штук десять и как на марше, ровно по дороге. Струхнул я конечно и в поле ломанулся. Дай, думаю, их обойду сторонкой. Да где там! Они за мной. Я тачку бросил и бежать. Отбежал метров тридцать, а то и пятьдесят. Глянул назад, а они тачку опрокинули и давай мешки рвать. Напоганили всё, обгадили и ушли. Ну, я отсиделся ещё минут пятнадцать, вдруг, думаю, опять вернутся. И пошёл мусор собирать. Собрал, вывез на дорогу и только прошёл метров сто или чуть больше, глядь, выходит волк на дорогу. Встал поперёк и стоит как вкопанный. Я притормозил, а потом думаю: «Чего бояться, не зима же. Летом волки на людей не нападают.» Заорал, по тачке палкой бью, ну, думаю, уйдёт. Хрен там. Выходит второй, третий. Тут уж мне совсем плохо стало. Впервые вижу, что бы волки летом в стаю собирались. Тачку бросил и боком, боком в поле. Присел, наблюдаю. Волки к тачке подошли, обнюхали, задрали лапу, обделали её по собачей привычке и, сняв запах кабанов, пошли им в след. Короче говоря, я до ямы кое как добрался, а там лиса с выводком. В яме копаются и чего то жрут. Тачку козырнул и окольными путями восвояси. Да только заплутал. Куда не пойду, всё не туда. Крутился, крутился, да так и вышел опять на прежнюю дорогу. Иду, а у самого холодный пот по спине. Если бы сам не видел, ни кому бы ни поверил, что такое возможно.
Мы с Афанасьевичем, признаться, тоже были озадачены. Процесс пошёл не по сценарию и гарантии, что книга осталась в целости, не было ни какой. Взвесив возможные варианты развития событий, мы пришли к заключению, что может это событие, было к лучшему для нас исходу. Всё вышло вполне натурально и вряд ли ведьма станет искать книгу, да и найти её становилось весьма затруднительно. Сергей Афанасьевич кряхтя, как древний дед, выдавил из себя раба громким возгласом:
- Утро вечера мудренее, да слёзы с утра солонее! Придётся тебе, Алёша, завтра врать, как попу на исповеди. Было бы можно, я бы тебе плеснул для храбрости грамм сто коньячку горяченького, чтоб быстрей знобь забрало. Да извини, порядки здесь иные. Обойдись чайком, да сахарком. Давай, почивать поди.
Легко ему говорить «почивать поди», не ему языком угли лизать. Вдруг меня переклинит и я сказать правду возьмусь, что тогда? Пожалуй, в средневековье, ведьма бы из меня сделала оборотня. Мучайся потом каждое полнолуние. Картинки, одна страшней другой, стали возникать в моём сознании, как сериал плохого хоррора. Придя в киндейку, все же попил чаю, но благостного успокоения так и не случилось. Даже наоборот, так захотелось женского тепла и ласки, что я уже начал фантазировать о встрече с Ларисонькой. Готов был петь для неё серенады под окном. Стал представлять как глажу её рисованные крылышки, целую шейку и облизываю ей ушко… Вовремя спохватился. Тьфу на тебя, уходи. Свят, свят…
***
Утро началось со звука рубанка, гладившего непокорную доску. Это Афанасьевич уже мастерил необходимую в хозяйстве вещь, метлу. Верней черенок к ней, метёлка уже была готова и лежала на верстаке.
- Мастеришь транспорт для Елизаветы?
- Да нет! Стекло кто-то ночью разбил в женской половине. Надо бы подмести осколки то. Не ровен час поранится кто. У меня случай был с работником. Пошёл ночью до ветру босиком и порезал ногу о стекло. К утру нога опухла. Он давай её самогоном прижигать. Не помогло. На третий день увезли его в больничку, да уж поздно. На другой день в горячке и помер. Столбняк доктор определил. Вот тебе и обмочился с пива да раком закусил. Дал, как говорится «фонаря». Все, кто с ним пиво пил теперь к этому напитку даже не принюхиваются. Так-то, Алёша! Потому метла нужна.
После такой отповеди мне стало стыдно за мои мысли о любви по обстоятельству. Вдруг это я «лунатил», тепла женского требовал.
- А что женщины говорят?
- Вроде слышали звериный топот. Не то собаки дрались. Хотя от куда тут собаки. Не то птицы-вороны добычу делили. Бред короче говоря. Только разговоры эти не к добру.
- Вот спасибо. Вот обрадовал, отец родной. Друг мой сердешный. Как мне теперь к Лизавете идти?
- Не боись. На ко тебе смолёнку живичную. Пожуй и успокоишься.
- Вот ещё чего. У меня столько зубов нет, что бы зубы ей драть. Без пломб останешься.
- Ну как хочешь. Было бы предложено. Собирайся и пойдём вместе. Я буду мести метлой, а ты языком. Следи за моим ритмом, когда врать будешь. Если что я ускорюсь. Вжик-вжик, вжик-вжик…
- Прикалываешься? Ждёшь, не дождёшься в крышку моего гроба гвоздь вбить?
- Пойдёт, как пойдёт. Не пойдёт, встанет. Не встанет, так ляжет. Иди давай! Знаток людских мыслей.
С этим мы и отправились в женскую половину. Постучавшись в дверь, я услышал женский перепал:
- Кого там лешие принесли спозаранку? В зубы сена дать или баранку?
Послышались смешки и хозяйственная возня.
- Уж не Лёша ли пришёл, рассказать нам про прикол. Как он мылил втихаря, в темноте свого царя! Может это домовой тащит в дом к нам хлам какой? Нет. Наверно это сам, наш великий государь!
Вновь послышались бабские лихомолки и словесные перетёрки.
- Заходи уже, сударь наш славный, по говну главный! Ждём тебя, платочки теребя!
Признаться такого я не ожидал вовсе и мне стало не по себе. Обычно строгие и праведные женщины обители разом стали фривольными девицами на выдании. Это напрягало. Всё же я набрался смелости и зашёл. Картина, ожидавшая благодарного зрителя была и потешной и, одновременно, жуткой. Женщины были наряжены в цветастые сарафаны, которые были подбиты «полуперденчиками» типа жилеток, а волосы прибраны в платки с узлами спереди. Ни дать ни взять «солоха» из «вечеров на хуторе близь Диканьки. Щеки картинно намазаны яркими румянами, а губы красной помадой в форме сердечек.
- Ну, излагай с чем пришёл? Может подарки нам принёс, или только для кур овёс?
- Аха! Черевики принёс Елизаветушке моей. С царской ноги те черевики. Ну признавайтесь демоницы, куда мою госпожу дели?
При этих словах женщины расступились и в центр комнаты вышла Елизавета. Она была одета в чёрный, атласный костюм средневековой ведьмы, а на голове была конусная шляпа с серебряной короной.
- Так вижу, ты принёс мне обещанное сокровище? Давай же его скорей.
Покопавшись в кармане, я достал золотую брошь в форме бабочки и протянул её ведьме. Глаза её загорелись внутренним огнём. Она схватила артефакт и, скалясь жуткой улыбкой, прошипела:
- Наконец то ты вернулся ко мне, мой волшебный мотылёк. Да, я так по тебе скучала.
При этом она поманила пальчиком к себе Ларису и указала ей, куда надо прикрепить брошь. Та безропотно сделала ритуальный книксен и, взяв бабочку, прикрепила её на шейную стойку костюма, скрепив два лацкана между собой.
- Ты что неуклюжая кляча! У тебя руки, откуда растут? Ты меня душишь.
- Простите, госпожа, но я даже не задела вашей шеи.
- От чего же меня душит? Ладно, я с вами потом разберусь. Где книга Алексей?
- Увы сударыня, книги в обители нет. Иначе она была бы уже у вас.
- Как нет? Куда же она делась?
- Книга была на реставрации у Сергея Афанасьевича. Он не успевал её почистить и завернул в свою старую рубаху. А тут срочно мусор вывозили, ну он рубаху и выбросил. Когда я хватился, было уже поздно. Мусор уехал на свалку. Где это находится я не знаю. К тому же найти на свалке книгу не представляется возможным. Так что не обессудь. У меня не получилось тебя порадовать.
- Ах ты дрянь свиная! Ты не мог сделать элементарной вещи. Ты, потрах собачий, ни на что не годен. Вернётся моя сила и я превращу тебя в гнилую тыкву, которую будут иметь все зеки этого вонючего захолустья. Пошёл вон! Жди моего решения.
Я ушёл с тяжёлой мыслью о том, что мы проиграли. Эта бестия пожрала не только моего ребёнка, но и всех женщин обители, заставив их исполнять ту роль, какую она хотела. Я всё ещё отказывался окончательно принимать ситуацию, когда в теле маленькой девочки, моей дочери, сидела взрослая, циничная тварь женского обличия. А моя милая, добрая Лиза была заперта в теле развратной взрослой путаны. Хотя и она вызывала во мне более чувство жалости, нежели презрения к образу её жизни. Как это разрулить? Как вернуть в прежние границы и состояния? Что это вообще за явление «перенос сознания»?
Не успел я ещё должным образом поразмышлять над сложившейся ситуацией, как ко мне примчалась Ольга с заплаканными глазами и на взрыде сообщила:
- Лизка пропала. Ой, Алёша, пропала Лизка!
- Что значит пропала? Куда и когда пропала? Говори толком, что случилось?
[justify]- То и случилось. Очнулась я сидя на лавке в кухне. Сижу и себя не узнаю. Глянула в зеркало, а там, ой боже! Там лахудра отражается. Такой прикид, будь- то я в кине каком снимаюся. Срамота.