Сказки Лас Вегаса. Часть 2

входило в обязательную программу, а за грустное выражение лица грозил штраф.

Город – остров счастья… Кажется, что бы на планете ни происходило, он не перестанет праздновать, и даже если Земля взорвется изнутри, он продолжит играть и развлекаться, пока не рассыплется на молекулы и атомы.

За целый день Алекс не проглотил ни кусочка, но принял внутрь столько пищи для размышления, что требовалось остановиться и спокойно переварить. Он стоял перед окном, созерцал преображение Лас Вегаса: из вялого, дневного - в бодрый, вечерний, и отпивал по глотку кофе «элитная арабика». Пусть оно и не мирового уровня, но вполне приличный, с мягким вкусом и небольшим содержанием кофеина. В отличие от крепкой «робусты», которая дает скачковый эффект – сначала подъем работоспособности, потом  падение ниже нуля, «арабика» работала ровно и надолго обеспечивала энергетическую поддержку.

Поддержка Алексу была необходима. Он до сих пор не просмотрел флешку и не знал – как поступить. Отдать Марии и пустить дело на самотек? Посмотреть и действовать по обстоятельствам? Выбросить и забыть?

Не легче ли выбросить из головы и забыть незнакомку?

Невозможно…

Ее надо защищать.

От кого, от чего? Что он вообще о ней знает? Что он к ней чувствует? Почему одноразовый секс произвел на него столь магическое действие? Заставил… влюбиться?

Не просто секс, а редкого качества…

И кстати, влюбился он еще до того.

Незнакомка – не дешевая проститутка, а высокой пробы… человек. Неважно, ЧТО заставило ее заниматься низким ремеслом, явно не внутренняя пустота или испорченность. Она молода, может, ошиблась, попала в беду… всякое бывает. Ради шлюшки, которая ходит по улице в одеянии грешного ангела и предлагает случку за пятьдесят баксов, Алекс не стал бы заморачиваться.

Человек человеку должен помогать.

А вдруг у нее уже есть – помощник, спонсор или покровитель?

Ну и что? Алекс конкуренции не боится. И кстати, имеет все шансы на победу. Придет не с пустыми руками, а… с флешкой. Почему-то был уверен, не имея фактов, но на уровне инстинкта – на ней есть нечто важное… в пользу незнакомки.

Надо, наконец, ее просмотреть.

…Как и ожидалось, девушка шла в номер артиста.

В два часа четыре минуты она стучит, дверь открывается, она входит. В два – тридцать из лифта выходит и сворачивает направо массивная фигура: вроде, женщина (лица не разобрать, цвет кожи тоже), высокая, полная, если не сказать – толстушка, платье до пола свободно колыхается вокруг тела, очерчивая круглый живот и гигантскую грудь примерно Е-размера, на голове пышная прическа в стиле шестидесятых а-ля Арета Франклин. Постучала в 2022, вошла.

В два - сорок восемь из номера выбежала незнакомка, судорожно прижимая к себе сумку с кошачьими глазами, и побежала не влево - к лифту, а направо – к пожарной лестнице. Из номера выглянул артист (длинная голова, всклокоченные волосы), но вслед не побежал.

Значит, когда ОНА покинул номер, ОН был еще жив. Это важно. Это ЕЕ алиби, если она, конечно, потом не вернулась.

Она не вернулась. В номер вообще больше никто не входил. В четыре-тридцать шесть вышла толстуха и поспешным (не убегающим) шагом направилась к лифту. В пять - ноль пять пришла горничная с двумя охранниками (ей звонили несколько раз из соседнего номера и жаловались на странные звуки в 2022).

Почему сразу не среагировала на звонки? Горничная объясняла: пока  искала менеджера, пока принимали решение – что делать, пока искали свободных секьюрити… Они вошли и почти тут же вышли. В пять-двенадцать горничная звонит по телефону в полицию.

Значит… ищите женщину, как говорят французы, но далеко не французской внешности – толстую, в бесформенном одеянии, со старозаветной прической. Алекс промотал видео назад, когда она шла по коридору, увеличил изображение, вгляделся. К сожалению, черты лица не разобрать, но фигура… походка… что-то мощное, решительное, будто боксер перед боем… Такая вполне могла замочить хлипкого актеришку, возомнившего себя звездой экрана и жизни.

А ведь она могла убить и незнакомку… и скорее всего намеревалась это сделать.

Если уже не сделала…

Девушке грозит смертельная опасность, и только он может ее спасти – вдруг осознал Алекс и застыл, только шестеренки мозгов крутились с напряжением. Так. Спокойно. Нельзя совершать необдуманных действий, чтобы не навредить незнакомке, сейчас она зависит от него – как ребенок от взрослого. И нуждается в защите… как его родная дочь десять лет назад.

Когда Алекс увидел новорожденную Наоми, утонул в нежности к этой крошечной, живой куколке, такой хрупкой, легкоранимой, что поначалу боялся брать на руки, чтобы нечаянно не повредить, не сломать. Он любил ее так, будто сам родил – в муках и слезах. Если бы физически было возможно, он кормил бы ее своей грудью. Он питал бы ее не молоком, но живительными соками сердца – они придаст ей силы и позаботится, когда Алекса не будет рядом.

Но ребенка оторвали от него с мясом, с кровью, осталась дыра напротив сердца, в которое все еще приходила любовь, как молоко в грудь матери. Любовь искала выхода и не находила… усохла… уснула… Вместе с ней уснуло желание кого-либо спасать и защищать.

Думал – навсегда, оказалось – ошибся. Он приложит незнакомку к груди и, защищая ее, спасет себя.

Надо срочно бежать к Дэнни. Сегодня, по возвращении из поездки Алекс к нему собирался, чтобы попросить снова связаться с незнакомкой. Однако в телефонном разговоре тот не проявил готовности стать посредником… почему-то… Неважно.

Открылись новые обстоятельства, Дэнни ДОЛЖЕН будет это сделать. Алекс вырезал из видеозаписи фото дамы в самом узнаваемом ракурсе, прогнал по программе улучшения качества, сохранил на телефон и отправился к другу.

- Привет, путешественник! – Дэнни вышел из-за стола пожать Алексу руку. – Выглядишь свежо и загорело, будто отдыхал не два дня, а двадцать два. Даже неудобно спрашивать о самочувствии.

- Я в топ-кондиции, как пилот Формулы 1.

- Кстати, про Формулу. В ноябре она опять приедет в Лас Вегас. Надо позаботиться о рекламе казино – на бортах автомобилей или экипировке пилотов. А также внести изменения в программу освещения. На время гонок все, что горит – рекламы, витрины, названия должно погаснуть, чтобы не било в глаза гонщикам. Требование устроителей мероприятия.

- Хорошо. Поручу Джине.

- Лучше займись сам. А ее – в помощники.

- Хорошо, займусь, через неделю примерно. Сейчас есть дела более срочные.

- Имеешь ввиду убийство?

Дэнни беспечно махнул рукой, снова сел за стол, достал из ящика пакетик  с мелко нарубленной марихуаной, квадратный кусочек бумаги для курения и начал неспешно сворачивать папироску.

– Не принимай слишком всерьез. Во-первых, как ни ужасно само событие, это нам бесплатная реклама. Посмотри - сколько в лобби журналистов. Охотники за новостями, черт бы их побрал. Литры бесплатного кофе выдули, но… неважно. Во-вторых, пусть этим делом Мария занимается. И преподнесет нам результат на блюдце с золотым ободком. Кстати, ты все еще с ней… иногда… ну… шуры-муры и все такое?

- Нет. Уже давно.

- Почему, если не секрет? Красивая девушка, все при ней…

- В том числе волосы во всех местах. Она натуралка. Не в смысле сексуальной ориентации, а в смысле ухода за телом. Не пользуется мылом или дезодорантами, но это еще куда ни шло. Она не бреется. Латиносы имеют от природы довольно жесткую, темную растительность. Видел бы ты ее подмышки… извини… не хочу продолжать, чтобы не быть сплетником. Может, кого-то это и возбуждает, скорее всего – да, извращенцев полно. Я однажды видел репортаж по телевизору про мужиков, которые любят, чтобы толстые дамы садились им на лицо. Без трусов…

- Ха-ха! Видимо, наш актеришка тоже чего-то в подобном роде желал испытать.

Дэнни прикурил от японской, футуристического вида зажигалки с мощным вертикальным пламенем, устойчивым к порывам ветра. Откинулся на спинку стула, затянулся, прикрыл глаза, медленно выпустил струйку густого, душного дыма. Точно в такой позе изображен мужчина на стенде при въезде в Лас Вегас: «Не балуйтесь с марихуаной, за употребление – двадцать лет, за продажу – пожизненно.»

- Мне доложили, к нему в номер неоднократно заходила дородная леди.

- Ты видел записи с камеры? – Алекс напрягся.

- Нет. Свидетели с этажа нашлись.

- Понял. Но оставим расследование, у меня к тебе другое дело. Важнее убийства, рекламы и вообще... Касается лично меня.

Дэнни едва заметно вздохнул и, оттягивая время, еще раз глубоко затянулся, сложил губы буквой «О», выпустил дым колечками, посчитал - четыре.  Он давно догадался о настоящей причине прихода Алекса, и эта причина ему очень не нравилась.

– Что-то случилось? С Наоми? С мамой?

- Со мной… Слушай, Дэн. Я тебя редко прошу о помощи. Сейчас именно тот случай.

- Друг мой…

Дэнни вынул изо рта наполовину выкуренную папиросу, нервно задавил ее в пепельнице, встал, засунул руки в карманы, прошел от стола к двери и обратно. Потоптался на месте, как лось на перепутье: куда пойти – к реке на водопой или в лес на пастбище? Дэн тихо злился на себя и на друга - зря пошел у него на поводу, познакомил не с той, с кем надо, теперь придется расхлебывать, долго сидеть здесь, утрясать, а он уже отзвонился жене, что задержится на работе, на самом деле собирался задержаться у Миранды – она ждет его в красном кружевном боди на кровати с пологом в стиле похотливых французских королей…

Но друга на шлюху не меняют и в беде не бросают, тот его тоже когда-то не бросил. И надо его подбодрить, заодно и себя.

- У тебя вид слишком напряженный. Давай сначала что-нибудь выпьем? Расслабимся, повеселеем, потом поговорим.

- Я только кофе.

- Тогда я тоже, – сказал Дэнни и отправился в личные апартаменты по соседству, едва заметно припадая на левую ногу.

Когда он учился в школе, хромал сильнее – из-за приобретенного то ли полиомелита, то ли чего-то подобного левая нога была короче. Мать поднимала его одна, работала в итальянском ресторане на трех должностях: официантки, посудомойки и уборщицы, вовремя не уследила за сыном, не обратилась к докторам.

В школу и домой Дэнни ходил один. Одноклассники держались от него подальше – с больной птицей никто не дружит. Старшеклассники шпыняли при любом удобном случае – пинков и тычков он наелся с лихвой, а про клички и говорить нечего, самые безобидные из которых «гусь канадский» и «шлёп-нога». Потом в их класс перевели Алекса. Он поначалу смотрел и не вмешивался, привыкал к обстоятельствам и законам нового сообщества, против которых идти – себе дороже. Но твердо знал: оскорбления и унижения надо пресекать в зародыше, иначе они превращаются в издевательства.

Заступиться за Дэнни было некому, и Алекс взял его защиту на себя – не из чрезмерной храбрости, но из болезненного чувства справедливости и врожденной жалости к слабым (в детстве он проливал водопады слез, когда видел как соседские мальчишки отрезали голубям лапки или привязывали жестяные банки к кошачьим хвостам).

Невыносимо было видеть, как все кому ни попадя отвешивают Дэнни пинки, толчки и как бы «нечаянно» двигают локтем в нос, когда он наклонялся, чтобы завязать шнурки поднять упавший учебник. Удар в нос –