Сказки Лас Вегаса. Часть 4

Бокал был на две трети наполнен темным напитком и на одну треть взбитыми сливками, на белой пене отчетливо виднелись зернышки кофе из шоколада. Бармен явно хотел угодить клиентке, обычно сливки сверху посыпают всего лишь пудрой какао.

– Приятного вечера! – Он задержался на пару мгновений, вероятно, ожидая нового заказа или хотя бы улыбки, но дождался только сухого «спасибо» и отчалил.

Мила взяла ложку, помешала содержимое бокала, подцепила пару кофейных зернышек, пожевала, проглотила. Алекс уже забеспокоился – начало разговора ей не понравилось, сейчас встанет, выйдет за дверь и растворится в осенних сумерках, вернее, в осенней темноте - в горах сумерек не бывает, ночь наступает быстро и без прелюдий.

Через минуту, доведшую Алекса почти до отчаяния, она сказала:

- Вообще-то, я не собиралась пить алкоголь. Утром должна быть трезвой. Нам надо вовремя возвратиться обратно.

- Не поедете дальше – прогуляться по Скай Уолк?

- Нет. Элли боится высоты, к тому же туда еще девять миль по грубой грунтовке – ее растрясет.

- Могу заказать вам вертолет для обзорной прогулки над Каньоном.

- Спасибо, как-нибудь в другой раз. Не люблю на ходу менять планы. Но своим щедрым предложением ты купил право задавать вопросы и получать ответы. Что еще хотел бы обо мне узнать?

- Всё. Про твое прошлое ты рассказала, теперь расскажи про твое сегодняшнее. Начни с того, почему ты ушла в воскресенье – не попрощалась, даже не разбудила меня. Как чужая.

- А мы и есть чужие. – Мила едва заметно вздохнула, мазнула по Алексу взглядом – далеким, нездешним. Она устала, земные дела ее больше не интересуют, она собралась домой, на планету Оорта и приготовила слова расставания. – Тебе лучше держаться на расстоянии. Вирус по имени Мила может тебя погубить.

- У меня хороший иммунитет.

Мила посмотрела на Алекса пристальнее и… раздумала улетать.

- Можешь сказать – почему? – спросила спокойно, без надрыва, без обид. - Почему я должна перед тобой душевно раздеваться? – И вдруг продекламировала:

Никого не трогает боль,

Только дождь поперек и вдоль,

Всюду говорят про ее наряд,

Но только на бантики бросишь взгляд,

Они упадут с кудрей.

Все у нее, как у женщины, только слезы – как у детей.




- Узнаю стиль Боба Дилана, - сказал Алекс. – Неужели любишь его? Я думал, современная молодежь и певца такого не знает.

- Поэт он лучше, чем певец. Заслуженно Нобелевскую премию получил. Мне его стихи близки, перечитываю, когда припрет. В них ныряешь и освобождаешься. Все, что давит, остается или на поверхности, или идет ко дну – а ты плаваешь между и улыбаешься, как счастливый дельфин.

- Иногда посидеть, поговорить тоже помогает. Конечно, ты не обязана со мной откровенничать. Просто…

«Если любишь кого-то по-настоящему, у тебя болят его раны» хотел сказать Алекс, но вовремя остановился. Не стоит упоминать всуе священное слово «любовь», сейчас его употребляют направо и налево, выплевывают, будто косточки от арбуза. Отправляется ребенок в школу, мама говорит «пока, люблю тебя», идет жена в магазин, муж говорит «пока, люблю тебя» и так сто раз в день, каждый день. Слово, наполненное великим смыслом, обесценилось, истрепалось, как флаг победы, превратившийся на ветру в тряпку.

- …у тебя печаль в глазах, больно это видеть. Мне не безразлично твое настроение…

- Не надо, Алекс. Мне сейчас не до романтики. Жизнь накидала лимонов, а таким количеством текилы я не запаслась.

- Может, поделюсь из своих запасов. Рассказывай.

Мила сделала длинный глоток из бокала, вытерла салфеткой белый след от сливок на губах.

- Ладно. Не знаю почему, но чувствую – тебе можно довериться. Наверное, наши ауры в чем-то совпадают. Это не значит, что я  разрешу тебе свободно гулять по моему биополю. Только выпишу временный пропуск длительностью… Во сколько закрывается бар?

- Можем сидеть хоть до утра.

- Слишком долго. Не хочу оставлять Элли и Джонни на всю ночь одних. Наш вечер откровений сегодня продлится не дольше двенадцати. Думаю, двух с половиной часов хватит достать со дна и распотрошить еще один сундук. С чего начнем перебирать его содержимое?

- Кто тебе тот мужик с хвостом?

- Меньше чем никто. Мой отчим. Мразь, не достойная топтать эту землю. Сволочь, по которой скучает электрический стул. Давай сегодня не о нём, а то я всю ночь потом спать не буду. Пусть он сядет голой задницей на морского ежа.

- Хорошо. Элли и Джонни?

- Это мои дети… То есть технически – они мои брат и сестра. Элли родилась в одно из долгих отсутствий отца. Собственно, из-за того он и ушел. Кто ее отец, никто не знает. Как и насчет Джонни. Мне его жалко было, с самого начала, как только родился: лежит, пищит, маленький, беззащитный. Я даже не удивилась, что коричневый. Спросила у тети Линдси, которая принимала роды, почему он такой черный? Она сказала: потому что родился ночью. Я поверила.

У меня была любимая игрушка голыш Джонни, почти такой же большой, как новорожденный брат, и такой же темный – от времени и от грязи, им играла еще моя мама. У голыша  отвалилась нога, я завернула его в тряпочку и продолжала играть, потом он потерялся. Я подошла к малышу, откинула одеяло посмотреть, есть ли у него вторая нога. Он оказался в комплекте, я была счастлива – Джонни вернулся, да еще такой живой, теплый, глазастый. Официально его зовут Эуджен, по имени одного из героев русской литературы, а Элли – официально Ольга. Труднопроизносимые имена, их придумала мама, а мы переделали на американский манер.

- Элли уже родилась нездоровой?

- Нет. Случилось потом, но это сюжет отдельного романа, вернее - трагедии. Похлеще, чем у Шекспира. Но неважно. Новые времена, новые темы. Именно для нее я собирала деньги. Она не безнадежна, в ногах осталась чувствительность. Современная медицина может ей помочь снова начать ходить. Например, в экзоскелете. Но чтобы его оплатить, трубуются олимпиарды денег.

- Для детей существуют социальные программы поддержки.

- Там тоже не все просто. Очередь на годы, даже если самим оплачивать. Лечащий врач Элли – Билл Макридис, грек пятидесяти лет, с пивным брюхом и похотливыми, слюнявыми губами. Чем-то похож на Онассиса. Пообещал ускорить процесс в обмен на мои услуги, ну… ты понимаешь. Я все время отказывалась – в свободное время профессией не занимаюсь. Может, странно слышать, но у меня барьер. Стоит только начать чего-то добиваться своим телом, и увязнешь в грязи. А я не хочу. То, чем занимаюсь – не образ жизни, а средство выживания. Когда окончу университет, найду нормальную работу, начну новую главу. Старые страницы вырву и сожгу, как тот русский писатель… не помню фамилии. Неважно. Он не выдержал, сошел с ума и умер. А я выдержу. Вывезу. Пусть дорога будет в три раза длинней и поклажа в три раза тяжелей.

У мамы в библиотеке работал один пожилой еврей, звали как-то длинно и непонятно, я звала его Моша. Он не любил работать по субботам, а если все-таки приходилось, то не прикасался ни к бумагам, ни к ручкам, домой шел пешком, а если лил дождь – даже не раскрывал зонтик.

Он рассказывал мне истории из священной книги Танах - мудрые и с подтекстом. Больше всего запомнился рассказ про Авраама, которого за свободомыслие бросили в печь, но явился ангел и окутал его прохладным облаком. Это были сказки, конечно, но так похожие на быль, я их дома разыгрывала в ролях с куклами, а все эти принцы и принцессы мне уже тогда надоели. Так вот. Моша всю жизнь копил деньги, чтобы уехать в Израиль, поклониться Стене Плача и умереть на родине предков. Когда наконец накопил, купил билет, собрал пожитки, но только вошел в аэропорт, тут же упал и умер.

Мечты надо исполнять вовремя, иначе как с тем евреем. Я не могу умереть, пока не поставлю Элли на ноги и не обеспечу Джонни хорошим образованием, чтобы потом нашел работу в офисе, а не на мойке машин. Получается, что каждая мечта упирается в деньги - их можно добывать по-разному, но не обязательно падать мордой в грязь. Когда-нибудь я исполню мои мечты и спокойно умру… Нет, я уеду отсюда и землю засыплю солью.

- Почему сразу не рассказала?

Мила пожала плечами, опустила голову, как виноватая.

- Ненавижу просить, чувствовать себя ущербной, хуже других. У нас в школе ученикам из бедных семей полагалось бесплатное питание. Хотя я частенько ходила голодной, отдавала свой обед Барри. Ему хуже было. А мне сейчас не лучше. – Мила отставила бокал, слегка наклонилась над столом заговорила быстрее и тише:

– Почему я ушла от тебя без прощального поцелуя? Потому что было не до того. В полдень воскресенья Макридис назначил встречу, чтобы выставить требования: или я становлюсь его любовницей, или они полностью прекращают лечение Элли как бесперспективной пациентки. А это значит – искать новую больницу, новых врачей, новые деньги. Я думала, опять потяну время, отделаюсь обещаниями, а он схватил меня и прямо в кабинете стал раздевать. Я влепила ему по морде, он – мне… вот синяк остался.

Мила приподняла волосы с левой стороны – на скуле возле виска виднелось желто-фиолетовое пятно размером с шар для пинг-понга и свежая царапина.

- Я отлетела к стене, ударилась головой. Пока вытирала кровь, он поливал меня ругательствами. Самое обидное – за что? Не помню, как поднялась, как шла по коридорам, по лестницам, в лифте ехать не хотела, там всегда люди, а я как после петушиных боев…

- Почему за медпомощью не обратилась, ты же в больнице была? В полицию?

- В полицию мне нельзя, слишком много имею тайн под грифом «совершенно секретно». За медпомощью не могла тоже. В той больнице Макридис – популярная личность, такой знаешь ли добрый греческий дядюшка, весельчак и всеобщий любимец. Кто бы поверил проститутке?

- Я верю.

- Ты исключение. – Мила помешала напиток, нервно постукивая ложкой по стенкам бокала. - Боже мой… бедная, маленькая Элли… за что ей-то? - голос Милы дрогнул, она закрыла лицо руками, потом быстро провела ладонями от щек к волосам, тряхнула головой. – Не бойся, плакать не собираюсь. Я вообще никогда не плачу, железный рыцарь, черт бы меня побрал. Надеюсь когда-нибудь снять доспехи, убрать меч в чулан и посмотреть на мир цветочными глазами.

А сейчас смотрю глазами окруженного волками кролика. У Джонни тоже проблемы. Он учится в гимназии при университете Невады, дорого, зато у него будет хороший старт. Занимается плаванием, очень успешно. У них сейчас проходит отбор на чемпионат штата по плаванию среди учебных заведений, Джонни был первый кандидат в списке. Но у первых всегда есть завистники. Кто-то подбросил ему в рюкзак пакетик с порошком. Началось расследование. Хотя отпечатков Джонни не нашли… да я точно знаю, что он наркотиками не увлекается.

Но сыграло предубеждение – черный мальчик, неполная семья… Его из списков убрали. К тому же требуют, чтобы в гимназию пришел кто-то из родителей, я там примелькалась, да сестра – не мать и не отец. Еще Джонни говорил, что его тренер по плаванию стал оказывать какие-то подозрительно дружелюбные знаки внимания, то приобнимет, то по попе шлепнет. Надо этот вопрос тоже не запускать.

Так что не обижайся, Алекс. Мне сейчас ни до тебя, ни до себя. Ни до чего, если честно. Хочу сперва разобраться в настройках. Когда тебе долго и крупно не везет, значит,