ПЯТНИЦА, ТРИНАДЦАТОЕ

твой кум не в пятницу тринадцатого под лёд ушёл на зимней рыбалке?..

– Алё! – раздался басовитый голос в хвосте вагона. – Если я ещё услышу голос хоть одного из вас, то сегодняшняя пятница будет вам всем точно тринадцатой. Тихо разделись и очень быстро уснули! Всё ясно? Не слышу!

– Ясно. Извините. И правда увлеклись.

Голоса за стенкой сразу перешли на шёпот, затем послышалась возня переодевания, а вскоре оттуда донёсся дружный, в четыре голоса, храп.

Это тоже для Анатолия была пытка. Лишь под утро его сморил сон.

2

Ближе к обеду поезд подошёл к столице, где предстояло сделать пересадку. Москва встретила Анатолия хорошей погодой. Было по-осеннему сумрачно, но тепло.

«Хоть с погодой повезло», – радостно подумал он и направился в билетную кассу.
 
Везло как в сказке. Очереди у кассы не было. Через двадцать минут он держал в руке три билета: один домой и два обратно – до Москвы и дальше.

Переезд с вокзала на вокзал не занял много времени. Чтобы не тащиться на метро с увесистой поклажей,  Анатолий решил прокатиться на такси. Дороговато, зато с ветерком!

До отхода поезда оставалось менее трёх часов. Он сел в дальний угол зала ожидания, достал свой скромный провиант и решил перекусить. А чтобы потом не уснуть, купил толстенную газету и принялся её листать. Вскоре его голова непроизвольно начала падать на грудь.

«Э-э-э, так дело не пойдёт. Ещё мгновение – и я усну богатырским сном», – подумал он и, неохотно собрав вещи, побрёл на перрон.

К его удивлению, поезд уже подали, и Анатолий не торопясь, чтобы разогнать дремоту, пошёл по платформе в поисках своего вагона.

Вагон, хоть тоже плацкартный, поразил его красотой убранства, чисто-той и белизной заправленных постелей. «Всё-таки приятно иногда осознавать себя человеком, а не последней скотиной! – отметил Анатолий. – Почему мы до сих пор не научились уважать и любить себя? Когда мы начнём понимать, что плохо – это плохо, а хорошо – это хорошо».

Толя переоделся, убрал под сиденье вещи, заварил крепчайший чай, положил подушку под спину и, сев поближе к окну, продолжил чтение газеты, понимая спинным мозгом, что сейчас ложиться спать ни в коем случае нельзя, ибо ночь тогда точно будет тоже бессонной.

Потихонечку вагон стал заполняться. И всё это без лишнего шума, крика и гама.

Видимо, атмосфера порядка влияет на поведение и психику человека. Это в свинарнике можно вести себя по-свински. А в такой обстановке не хочется тревожить красоту.

Наконец и в купе к Анатолию тоже вошли пассажиры. Это была женщина, примерно семидесяти – семидесяти пяти лет, в длинном, достаточно истёртом драповом пальто цвета пролитого на асфальт какао, фасона семидесятых годов. Её седые волосы клоками вылезали из-под чёрной фетровой шапочки в форме просроченной таблетки, со следами укуса моли. Шею элегантно облегал газовый грязно-розовый шарфик, приблизительно тех же годов выпуска. Руки, спрятанные в потерявшие форму и изуродованные временем чёрные кожаные перчатки, держали ридикюль, перешедший ей, по-видимому, от прабабушки. Ноги женщины украшали полусапожки из добротной кожи, на устойчивом квадратном каблуке. Она не походила на нищенку, но её скупость во всём выпирала наружу. И ещё от неё терпко пахло давно забытыми духами «Ландыш». Чтобы закончить её «светлый» образ, надобно сказать, что глаза у неё были подведены чёрной тушью, губы подкрашены ядовито-красной краской, а в уголках верхней губы красовались довольно пышные усы, из подбородка прутьями торчали жёсткие белые волоски. С нею было двое детей: мальчик лет десяти и девочка чуть постарше. Провожал их высокий, слегка сутулый мужчина пятидесяти с небольшим лет, в красной нейлоновой куртке, чёрной шляпе и малиновом галстуке на зелёной рубашке. Он быстро рассовал вещи, поцеловал мать, детей и, пожелав счастливого пути, убежал, сославшись на то, что опаздывает на лекцию.

– Здравствуйте, – довольно недружелюбно сказала женщина, заглатывая букву «р». – Лилия Марковна, работала в аппарате Леонида Ильича Брежнева. А это мои внуки Софа и Лёва. Дети, поздоровайтесь с дядей.

– Здравствуйте, – хором сказали дети.

– Здравствуйте, – ответил Толя.

– «Ви» кто? – поинтересовалась Лилия Марковна.

– До сегодняшнего дня был человек, сочувствую анархистам и идеям Нестора Ивановича Махно, – с издёвкой ответил Агеев.

Он заметил, как щека женщины от его ответа конвульсивно передёрнулась.

– Чем изволите заниматься?

– Дегустатор технического спирта.

Агееву тема их беседы начинала надоедать.

– А что это такое? – с интересом спросил Лёва.

– Тебе подобное не следует знать. Я сколько раз говорила, что когда разговаривают взрослые, дети должны молчать.

– Хорошо, бабушка.

– Как вас зовут? – опять спросила Лилия Марковна. – А впрочем, это не имеет никакого значения. Вы спите наверху?

– Нет, внизу.

– Вам придётся уступить нам место. Лёвочка ночью может упасть. Хотя бы это вы должны понимать?

– Уважаемая, если вы переведёте взгляд с меня на верхнюю полку, то заметите два поручня, которые не позволят это сделать вашему внуку. Поэтому эту тему мы закрываем. А если потребуется, то я его там привяжу ремнями.

– Какая бескультурщина и распущенность. Куда страна катится? Угораздило нам ехать в одном купе с хамом.

– Мамаша, – в голосе Агеева уже слышались злые нотки, – вы тут будете оскорблять и разводить гнилую философию или начнёте переодеваться? Унижать себя я вам не позволю! Ясно?! Вас одной уже становится слишком много! Делайте уже что-нибудь и не стойте надо мной истуканом. А то мы уже десять минут как едем. И за окном темнеть начинает.

Анатолий вышел в тамбур. Колёса выстукивали свой вечный ритм дороги. Он приложил лицо к стеклу. Причудливые клочья сгустившихся сумерек  пролетали мимо окон, а луна по небу неистово гналась за поездом.

Так Агеев долго стоял, скрестив на груди руки. Забирающийся под спортивный костюм холодок приятно будоражил кровь.

Толя не курил вот уже три года. И получилось это как-то само собой. В один момент взяло и отвернуло. А курил ровно тридцать лет, причём не вынимая сигареты изо рта.

Окончательно промёрзнув, он зашёл в вагон. На него сразу пахнуло извечным «ароматом» поезда, который ни с чем нельзя сравнить.

В его купе счастливая семейка ужинала. Лилия Марковна, в замызганном байковом халате цвета опавших от мороза листьев, удобно восседала на его подушке. Все с аппетитом ели хумус, проще говоря, гороховую кашу с чесноком, лимонным соком и паприкой, приготовленной из сладкого красного перца. Посередине стола возлежала огромная курица. После этой гремучей смеси ночью вагон должен был в обязательном порядке угореть, вплоть до летального исхода.

– Это что? – ткнул Анатолий пальцем в сторону своей постели. – Почему ваша грязная задница сидит на моей чистой подушке?

– Моя задница, как вы выразились, молодой человек, чище, чем ваш поганый рот.

– Немедленно перейдите на своё место! – заорал Анатолий, его трясло. – Я буду ложиться спать.

– Безобразие! Какая бескультурщина! И такое говорить взрослому человеку при детях. Вы, вероятно, русский?! Хотя зачем я это спрашиваю, если на лице всё и так написано. Может, вы ещё и пьяны?

Она кряхтя пересела на свою полку. Дети подвинулись ближе к окну.

– Если вы еврейка, то верхом культуры считаете дозволенность восседать на чужой подушке? А делать вам замечание считаете безнравственным? И это тоже ваша культура – сидеть в общественном месте в таком затрапезном халате и источать зловонный запах? Я чистую постель забираю сверху, а эту распределяйте между собой в качестве первого приза, – он натянуто засмеялся.

– Какая всё-таки сволочь едет с нами. Кушайте, детки, кушайте. Утром этого человека мы больше не увидим.

Анатолий свернул свой застеленный матрац и швырнул его на вторую полку, взяв оттуда чистую постель.

– Что вы хулиганите? Я сейчас вызову бригадира поезда.

– Меняю грязное на чистое.

– Там же ребёнок будет спать.

– Ничего страшного. Он привык к подобной среде обитания, будет, так сказать, ближе к домашней обстановке.

Агеев, не снимая спортивного костюма, лёг, накрылся одеялом и отвернулся к стенке. Прошлая бессонная ночь дала о себе знать, сон мгновенно сморил его.

Проснулся Анатолий от неимоверного шума. В купе толпился народ и орал благим матом. Понять, о чём говорили в общем гвалте, было невозможно.

– Что здесь происходит?

– А, проснулся. Мы уж думали, ты помер.

– Почему?

– Святой человек!

– Чего это я должен умирать?

– Посмотрите на этого человека… Наверное, в его жилах течёт марсианская кровь! Весь вагон, накрытый плотным облаком удушающего сероводорода, медленно отходит в мир иной, а он спит. Ему хоть бы хны! Не перевелись в миру богатыри! Для него этот дух, что пчеле запах черёмухи. Ты разве не чувствуешь, мил человек, чем тут воняет! – распалялся маленький мужичок. – Твоя соседка решила нас всех здесь удушить…

– «Ви» решили сделать из меня посмешище?

Все опять обернулись на сидевшую на полке Лилию Марковну, волосы которой торчали во все стороны, как иголки у воинствующего ежа.

– У вас что, ни у кого из здесь стоящих не отходят газы? Это естествен-ный физиологический процесс. Все так делают. И вы, и вы… – она тыкала на стоящих пальцем, – и даже у таких великих людей, как Давид Ойстрах, Михаил и Раиса Горбачёвы, Филипп Киркоров, это происходит. Помню, как перед очередным Пленумом ЦК КПСС у Леонида Ильича Бре…

– Хватит нести всякую ересь! – заверещала крупная женщина. – До прибытия поезда на конечную станцию ты не спишь! Осталось без малого два с половиной часа. И как только у тебя приближается естественный физиологический процесс, ты прыжками несёшься в тамбур. Поняла!!! Увижу, что легла, – побью, несмотря на твой преклонный возраст. Дома будешь расслабляться. А здесь…

В это время Анатолийдостал из пакета дезодорант и начал неистово брызгать во все стороны.

– Что «ви» себе позволяете? У Лёвочки на парфюмерию аллергия, он может начать задыхаться.

– Мы не задохнулись, и с ним ничего не сделается! – грозно произнесла женщина. – Ты всё поняла, что я сказала?

– Не тыкайте мне, я…

– Я спросила: «Ты всё поняла»? Или мне повторить ещё раз? Только попробуй лечь и уснуть…Да закройте уже кто-нибудь тамбурные двери. Хватит проветривать. Холодно в вагоне стало. Расходимся, товарищи. Можно ещё немного вздремнуть. Всем, кроме провинившейся леди.

Пассажиры стали расходиться по своим местам, и вскоре только стук колёс опять нарушал тишину в вагоне.

3

Эти двое сумасшедших суток изрядно утомили Анатолия, и он с превеликим удовольствием вышел на знакомой до боли станции.

Родина встретила Агеева моросящим дождём, холодным ветром и огромными лужами на дороге. Воздух отечества почему-то тоже не тревожил душу. А ностальгия резко прошла с выходом из вагона на перрон. Кроме него, на этой Богом забытой станции его родного посёлка больше желающих выйти не нашлось.
 
Толю никто не встречал, потому что он о своём визите никому не сообщал, а принял решение преподнести сюрприз.
 
«Что-что, а сюрприз, кажется, удался на славу», – недовольно подумал он, приподнимая воротник куртки и натягивая на голову шапку. Он с