больной зуб.-Какая сука могла придумать,выпестовать,взлелеять это уродское лицемерие?!Ты!!
Испугался гад.Задрожал,расплываясь в зеркале на мелкие части.Ручки,ножки,по сторонам,и губки шептали:-одинокой душой ты болеешь,одинокой,душой…душой…
Вот опять ей видён лесничихин дом,и снова чистюля стирается.Потные рубахи,грязные носки свисают в лесной родничок со склизкой коряги.Я всегда норовлю прикоснуться к её пальчикам,или волос за ушко заправлю:бабы заботой падки.И любопытны.Они отдаются любовникам,потому что те выворачивают их наизнанку,позволяя рассмотреть такие тёмные уголки бабьих душ,куда хозяйки сами не заглядывали,не то что позволяя мужьям.
Меня тоже словно бесы шпыняют:соблазни,улести,сгоноши.А муж?зарежь,закопай.Эти герои,дерзкие прототипы,давно полнокровью живут во мне,потребляя те же овощифрукты,мясо,и брагу.Они любят тех баб,и с теми дружат мужиками.Я много раз слышал,как они шепчутся в закатных потёмках моей души,не зажигая свечек-наверное,пришло уже время мятежников.
Они меня умыли,одели,причесали.Я ещё не видал себя таким красавцем.А если б видел,то не забыл-влюбился по самые уши,побабьи.Леснянка чернявая знает,зачем я сегодня пришёл в её дом,когда егерь уехал.И спряталась под занавеску спальной комнаты:то ли стесняясь в углу помойного ведра с котяшьями,то ли тайком слушая мои заикастые разговоры-смущаясь да радуя.Будто её сейчас поведут к алтарю,а не останется в хате готовить,стирать,пылесосить.
Блудявая кошка потёрлась об мои ноги,и толкнула-садись-к старинному креслу.У него лакированные чёрные выгнутые ножки,обручья,которые сляпали мастера ещё до нашей эры.Седушка да спинка ушиты алым бархатом-ни заплатки;а по дереву вензеля,завитки,родовые печати.-Может быть ты из древнего клана царственных викингов?
Тут бульон зашипел через край;спешно бабёнка выскочила,притушила-но обожгла пальцы и выматерила родословную:-Ни хера не умели эти принцы да принцессы,сплошной разврат и малокровие.Борщ есть будешь?
-Не откажусь,-ответил я,чтоб хоть ложкой занять свои неуклюжие руки.
Она налила мне полную миску,добавила сверху сметаны,застывших шкварок из холодильника.Я справился с волнением,даже голову чуть задрал,и уже почти не чувствовал вины своей за ненавязчивое ухаживание.Сердце ведь не разбирает-замужем иль холостая.А леснянка совсем близко подошла,порвав меж нами грубую оболочку,и мягкой ладонью тронула чёрный рукав:-Кушай,пожалуйста.-Задрожал я как школьный звонок;забился,озываясь сердечным эхом на жалобный голос.К лесничихе я приклонился,простив обиды и измены,и веря что не повторится такая алчущая боль,собачьим подползком подкрался,припал к хозяйскому колену,и спрятав ревностное рыльце,дышал и плакал,мучил роль:-любовь земную не считая горем,отдайся мне как другу палачу,распутным флёром бабьих благовоний и робким-да-на жадное-хочу.-Вот точно так же,много лет назад,я выпрашивал,вымаливал в истерике игрушечный барабан,увидав на улице белых пионеров праздничный отряд.Они шли,громко палочками стуча;и в ногу,равнение гордое-подбородочек.
Тогда я получил свою игрушку,хоть отец выгреб из кармана последние деньги.А в этот раз лесничиха,хотя и сама распалённая,но выперла меня из дому,порвав на себе платье,бельё и душу.И я,скрежеща словно зверь,проклиная,вернулся пьяно домой-спать.
Укрывшись одеялом до подбородка,я становлюсь саркофажьей мумией-но не жду,когда меня выкопают.Наоборот,мне приятен жуткий страх,и сообразительный мозг яво представляет на белую стену чёрные тени химер,упырей,монстров.Они так велики,что не помещаются всеми частями своих может быть гнусных,и для трусов чудовищных тел.Хвосты да копыта сползают их на пол,а зубатые челюсти клацают по потолку,укрываясь остренькими ушами.Горячая кровь из прокушенной губы уже текла с подбородка одного вурдалака,а он не давая капле пропасть,слизывал её змеиным языком.Его красные очи обозрели хатёнку и упёрлись в угол.Там дремал я как жертвенный ягнец для дел сатанинских.Пополз упырь радостный,тяжко громоздясь на когтях-и уже осязая шею мою,будто клыки злодея прокусили кожу,а рот зачавкал густеющей сукровицей.И вот когда её отрыгнули слюнявые губы,приблизившись ко мне для сосущего поцелуя-как неотвратимо накатывает улыбчивая электричка на вусмерть растерянного пассажира,случайно с толкотни перрона скользнувшего между рельсов-я сам словно этот приговорённый выполз из тела,с неимоверным трудом душой опираясь об воздух.Покачался нестойко,толкнул себя ввысь,и взлетел,оставив пустой свой панцырь в постели.А чужой я на время занял у домашнего голубя.И полетел ко лесничему…Вру,к его бабе красивой.Втихаря опустился на козырь высокой трубы,склонил голову вьюшке.Слушаю,слышу-шорох одежды.Ею жакетка скинута,ботинки,платьишко,а после и до исподнего баба добралась.Чуть сердце не выпрыгнув,я слетел наискось в форточку.Но там заперто,крюк висит-что от воров подвесил лесничий.И тогда я в стекло сразмаху.Дребздынь-зазвенело оно под крыльями.Собаки взлаяли,куры кудахнули,свиньи захрюкали,а в доме пожар.Караул.Ну я и дай дёру в ноги.Приземлился в гнезде,среди выводка.Птенцы кричат то ли с голода,то ль с испуга.Окружают нас со сторон всех крысиные рыла.Не моё же гнездо,человек я!но взыграли инстинкты родительства,жалобы.В самую звериную харю я бросился,заслоняя детёнышей.Клюнул ей глаз,и успев яростный визг услышать,взлетел еле с перебитым крылом.Сверху мне видно было,как подрощеные крысята загрызали птенцов,и последний из моих долго тряс кверху ножками с откусанной головой.Потом пацюки столпились под насестом,будто люди вытягивая ко мне свои пружинные шеи-словно с трибуны слушали речь.Одна из крыс была очень,ну очень похожа на пожилую знаменитую актрису,играющую роли добрых старушек.У меня даже помутилось сознание-так захотел я скакнуть к ней в объятья и пожаловаться на свою горемычную судьбу.
Что бабу живую хочу.Жопастую;чтобы сзади ядрёная тыква,которую сбросишь из облака прямо на мирнейший город,а люди содрогнутся ужасом от этой бомбойной атаки.Сисястую;чтоб спереди спелые дыньки,и делить их на равные доли,обсасывать шкурку,а когда уже кажется все соки истончились,то вдруг снова льётся белый ручей молозива,к коему сам припадаешь и детишкам взахлёб остаётся.
Живую хочу бабу.Пусть холуйски сидит в моих коленях,кланяется при всяком намёке на похоть:возьми,миленький-бери,родненький.А подлец мой воспрявший ещё и артачится:плохо,дура,просишь-ниже клонись.
Хочу бабу живую.Уже до чертей надоело руками сгонять.Заместо весёлых мыслей от каждого взгляда на родную обитель,от бабочек сусликов,и прочих зубастых хищников-я в тёмные думы погружен,развратные в бредни с замужними жёнками-я так их ставлю да этак,совсем даже голыми и до пупа,в ночных сновиденьях и буйных фантазиях дня-забыл о грехе б и о господе,но истощённый падаю,каюсь,в божьи глаза позорно смотрю,зная что он видел всё.
Господь,ты любишь меня?..прости,что спрашиваю об этом-ведь кажется,ты всему человечеству доказал свою любовь,заслав к нам на землю великого сына в самом явом обличье,и заставив его не отцовским приказом,но душевным благородством претерпеть все мыслимые муки,доступные бренному телу;значит,ты всерьёз пожелал чтобы люди,обрящие веру,не только прожили с надеждой на лучшее,на райские кущи потом,смерти после-а явили бесстыжему миру ненаглядный пример милосердной стойкости,яростной отваги-и стали соратниками твоему сыну.Но какой из меня соратник,если я люблю и ненавижу,верю богу и сей миг ожидаю подмены.Потому что для меня одна любовь с верой-это рабство,кабала.Поклонение-холуйство.А по любимому человеку надо не только истирать в клочья шерсть на коленях,но и в лохмотья кровавую душу.Чистая любовь,вера не бывает истовой;раб-не товарищ.И бога нужно любить,ненавидя;верить в тревоге предательства.Потому что озаряя одну из идей первейшим величием,он обязан ради неё предать остальные.Вот так Христос,во славу господа обрёкший себя.
Хоть бы взаправду вознестись к небу.И парить,разбросав крылья-а потом нырком опуститься на верхушку дерева.Иль поднять себя ввысь чудесной силой желания-и камнем,кубарем!ловя взглядом лишь точки да чёртки,ринуться вниз-но волшебно замерев у земли,упасть в траву лёгоньким пухом.А мне надоело жить неизменным по примеру скушного мира.Ведь тому хорошо,кто любит работу и упоён своей милой семьёй.Но мне кажется страшным любой пустой день.Пацаном я б схватил клюшку-айда на хоккей,на футбол.А ныне мне взрослому остаётся влюбиться в свою лишь усталость,да одиночество.Если уж нету другой любви.
Моё чувство соратника давно заболело.Ленью великой.Есть мечта спихнуть на других людей все заботы цивилизации.Она беспредельна как космос,и на каждого ребёнка взваливает посильную ношу развития,но уже с долькой сердечной горечи.А возрастающую годами тоску потом не развеют убогие зрелища,потому что в конечном счёте радости требует не тела оболочка,но души вечность.Дети малы;я ж имею понятие,что большего от жизни ждать не приходится…
И хоть у меня очень весёлая натура лица,в ней далеко ещё смерть не смердяти-да только скушно драться с этим вот миром порожней суеты,бунтовать против плакучих ив и дрожащих осинок.Люди возятся на газетных бумажках,журнальных;словно хомячки в трёхлитровой банке.Одни размером полнее,со щеками,богаче-другие худы,юрки,и в услугах.Многие из них там за стеклом подыхают,удивлённо всхрипнув,потом завоняв-но не оставив золочёного памятливого тавра в чужом сердце.Куда делся?а?сосед скажет злорадно-пошёл к чёрту.А у того своих дочёрта.Ну,тогда к богу-каяться.Но и бог зол на грешника-поздно тот возлюбил покаяние,раз всласть отдавался земным страстям.Так что же?просто сгинул в небытиё хомячок,человек-спустил время даром на игорном столе.А ведь мог бы стать гением,познав азарт творчества.Или великим философом,пусть едва прикоснувшись ко истине.
Много ближе людей мне зверушки мои,дикие да домашние.Волки,лоси,медведи,лошадёнка в хлеву;а особо две суки азиатской породы.Я уважаю их как недругов.Рычу и пугаю,не жалея по рёбрам-но суки верностью мне отвечают,мелкая свора заступников.И чем жесточе грызусь я с подонками,тем ласковей они к вожаку-со мной,то есть.Сёдни утром на крыльцо вышел,к свету белому потянулся спасибом-да чуточку взвыл от радости,что живу без помех-а собаки разом круг встали,преданно глядя в глаза своим зверским вопросом.Но у меня пока нету для них ответа серьёзного-сам пусто жируюсь,вес набирая.И тишина духовитая возле нас.
С неделю как приходили мужья городские,вооружась тупорылыми берданами.Хотели дурни запугать глупой силой;ко мне из машины вылезли на охрястьях свиных,на коротких ножках.Пятеро было их с шофером вместе:-доставай,-говорят-зверюшек из лесного загона.Мы желаем охотиться.
-А разрешения,документики есть при вас?-спрашиваю.
-Ну а как же!-захохотали горожане в один голос,и предъявили вперёд заморого мужичка,опечаленного незавидной участью.Бесприметный он,в уголке шестым тёрся.Но как сбросил лоснястую хожалую куртку с себя,то оказался главным уездным егерем при погонах.
Тут мне вроде придётся в теньке постоять,к
