малышом, ко мне переезжаем. С вещами в выходные разберёмся.
– А Зиновий с нами жить будет? – Олёнка к этому вопросу добавила пару жалобных сочуствий. – Ты не подумай, что я гребую. Он очень хороший дядька, но нам своя семья нужна, мне даже с бабушкой тяжело.
Еремей ответил решённые им, но ещё невысказаные думы. – Если позволишь, пусть в твоей комнате живёт. Обстановку ему оставим, а в свой дом новьё заработаем – и диван, и шкаф с телевизором.
– Я согласна. – Счастливая Олёна вытерла руки о фартук: скинув косынку, тряхнула волосами. – Ты карауль здесь, а я за Умкой в садик схожу.
Она оделась и ушла; Еремей походил немного по её маломерному жилью, в котором уместился большой шифоньер, диван, и даже маленькая стиральная машинка. Выглянул в окно – подвыпивший мужик выводил из магазина школьный велосипед, до ушей радуясь предстоящему подарку.
Лёг Ерёма на пол, и оставив глаза в узорах на потолке, предался мечтам о будущей жизни. Он очень удивился, что за одно лето ему выпало так много блага – не понимая от каких заслуг, Еремей всё же уложил его на мягкую перину в глубокие тайники души, чтоб питаться им втихую, накрывшись с головой одеялом. Уже много раз замечено, как легко чужая радость привлекает дурной глаз. Будто носятся злые мысли с завистливыми взглядами, растаскивая беззащитную поживу – опутали тенетами весь земной шар. Надо спасать посёлок – с малого начнётся великое.
Ерёма уже приснул немножко, уже сон красивый увидел и влез в него по уши, но тут хозяин вернулся из детского сада. Умка застучал ботинками на пороге, отряхивая пыль дороги длинной. Открыв ладошку, отпустил на волю парочку воробьёв; из снятого ботинка шмыганули по углам мыши – заскорбела тишина.
– Мама, почему он на полу лежит? он пьяный?
Еремей захохотал, ещё не продрав глаза: – Малыш, пьяные под забором валяются! Иди ко мне.
Он вскочил в два прискока, Умку схватил в охапку – и под потолок. Сын радостно завизжал, оттого что с отцом всё в порядке.
Вплыла Олёнка с полным блюдом горячих оладий. Поставила на стол пировое подношение, и комнату затянуло смачным ароматом, так что вся домашняя живность выглянула из щелей, напирая друг на дружку.
– Кого будете есть: суп или свежие оладушки? – Спрашивает тоже – ясно же, что вкуснее. И Ерёма, и Умка, и приживалы мышатонасекомые в один голос ей отвечают: – Оладьи!! и сметану неси, да мёд не забудь.
– Ух, обжоры, – засмеялась мама, попирая стол чашками и блюдцами.
Умка шумно дул на чай, и поглядывал на родителей, которые решали самый главный вопрос будущей жизни. Малыш ещё многого не понимал, но то, что отец больше никуда от них не пропадёт, он знал точно. И ему сейчас не страшны любые напасти – Умка даже накрошил сладкого печеника в чашку, хоть мамка и не разрешает этого делать. Можно и в носу поковырять, пока батя не видит.
– А ты Зиновия предупредил о нашем переезде?
– Да. Только срок не назвал.
– Давай лучше в выходные свернёмся. Ребята твои помогут, и отпразднуем новоселье. – Олёнка яркими мечтами веснушек смотрела в Еремеевы глаза, и он согласился: – Хорошо...
Полная луна вокралась в тёмную комнату, сначала одним глазком заглянув из-за шторы. Подумала, что все уснули, и просунулась вся, обдирая о косяк окна свои круглые бока. На цыпках шорохнула к кроватке, в которой спящий Умка грёб руками, выплывая на середину сказочного озера. Луна поправила ему сбившее одеяло, оглянувшись, не видит ли кто её тайной доброты.
Еремей бодрствовал, потому что Олёнка уснула на его плече. Он каждой мелкой клеточкой вжимался в её тело: горевал и тосковал, оттого что она спит, что надо тратить на отдых дорогое время. Ерёма подсчи¬тал, сколько им осталось до старости – показалось мало; прикупил ко времени ещё лет двадцать – не хватило. И тогда он всерьёз задумался о таблетках для бессмертия, о скрытном зелье бабки Стракоши.
– Спи, дитятко, сонный мой, глазоньки синие закрывай, татку с мамкой вспоминай. В тереме горница, в горнице горлица белая – ходит, крохи собирает, сизаря смелого выглядает. Как увидит – головеньку склонит, с собой позовёт, а горлань перья распушит, любовной игры не нарушит, мягко навстречу поступит, дале смелее пойдёт, сладкую песню споёт:
– Душа моя, светлица, волшебна голубица: мы вскорости поженимся, но ласковая пленница пусть в солнышке понежится, потянется-поленится; она моя любовница, прелестницы признание, волненьем смяты локоны, любовь – её призвание. Веснушек тайны главные – моя, святая, славная – как поцелуи первые на девственности губ, земля благословенная – мир счастлив и негруб. Не будет откровенности смелее слов твоих – прожить в любви и верности бессмертной жизни миг.
