восемьдесят третий день осады Херсонеса.
Глава V
Где Волк, он же Жробейн в переводе с варяжского «Серые лапы»,
выздоравливает.
Жробейн резко проснулся от того, что земля под его телом шатается, открыв глаза он увидел, что голубое небо потемнело и облака, висящие на нем, совсем не правдоподобно движутся куда-то в сторону. Потом за своей спиной он услышал чье-то сопение, и низкий женский голос сказал по-гречески: «Ну и тяжелый же ты, варяг. Полчаса тебя уже в дом затащить пытаюсь. А ты спишь, как убитый и все никак проснуться не можешь».
Волк повернул голову и увидел знакомую ему знахарку, сидевшую на высоком пороге дома и вытиравшую пот с лица. «Помоги мне подняться», -обратился он к ней. «Я уже могу ходить. И если бы не твой дурацкий порог, я был бы уже далеко отсюда»,- продолжил Волк. Знахарка удивленно глянула на варяга, но возражать не стала. Поднялась с порога и, нагнувшись к лежащему на земле перед домом Волку, помогла ему подняться. А затем, поддерживая, провела его до кровати. Присев, Волк глубоко выдохнул: «Ууух…. Наконец -то добрались до места, аж вспотел весь. Слабость все еще чувствовалась, но и сил вроде, как начинает прибавляться». «Странно, воин, что ты вообще-то уже пошел. С утра я смотрела, когда перевязывала, твою рану. Она была открыта и кровоточила. А сейчас я не вижу на повязке следов свежей крови. Так быстро зажить не могло. Давай посмотрим что у тебя там?»,- предложила знахарка.
«Смотри на здоровье,- согласился с ней Волк,- только я смотреть не буду, а то от вида собственной крови сразу теряю память. Чужая, мне хоть бы хны, а на свою, смотреть не могу, особенно, когда ручьем течет».
Знахарка подошла к Волку, поставила рядом с ним глубокую глиняную миску с заваренными в ней травами, в которой лежала заготовленная для перевязки свежая повязка. От миски исходил приятный щекочущий ноздри Жробейна аромат, и принялась аккуратно снимать старую, наложенную через всю грудь и спину Волка и заканчивающуюся у его левого плеча. Воин при этом отвернулся и глядел в пол. Аккуратно, стараясь не причинить боли Жробейну, знахарка разматывала ткань. Волк щурился и прикрывал глаза, ожидая резкой боли. Ее работа уже подходила к концу, и Волк зажмурился еще сильнее. Но к его удивлению боли он не почувствовал, а вскоре, испачканная запекшейся кровью тряпка упала к его ногам. Открыв глаза, первое, что он увидел это удивленный взгляд своего лекаря, направленный на его плечо и грудь. Волк ничего не понял и осторожно скосил глаза влево, где по его расчетам, и должна была находиться рана от стрелы. От изумления он вскрикнул. На месте раны, осталось только небольшое, величиной с земляной орех углубление, затянутое молодой розовой кожей. На минуту они оба замерли, рассматривая то место под плечом Волка, где с утра еще была кровоточащая рана. «Ого!,- сказала знахарка,- я многое, что видела на своем веку, но чтобы такая рана заживала за пол дня - первый раз». Волк, молча, с опаской трогал то место, где его пронзила стрела. «Ничего нет, только рубец»,- подумал он вслух и только сейчас ощутил острый приступ голода. «Давай, уважаемая, на радостях, что- нибудь съедим, если есть?»,- предложил он знахарке. Она в ответ молча кивнула головой, и продолжая оставаться в глубокой задумчивости, пошла собирать на стол. Жробейн, встал с кровати, уже гораздо уверенней, дошел до входной двери, переступил через злосчастный порог, о который до этого так неудачно споткнулся и вышел из дома на улицу. Знахарка пристально смотрела вслед ему, немигающими карими глазами.
Выйдя во двор дома, обнесенного, как оказалось забором, из связанных между собой ивовых прутьев, закрепленных на вбитые в землю, и грубо обтесанные топором деревянные колья, Волк огляделся. С лева от него стояла нехитрая выгородка из ивняка, в которой копошилась и кудахтала домашняя птица. Перед ней - грубое деревянное корыто, на одну треть наполненное водой.
Справа у плетня был аккуратно сложен сухой валежник, который хозяйка использовала для растопки домашнего очага. Волк подошел к калитке в заборе, сделанной из тех же ивовых прутьев, приоткрыл ее и вышел за пределы двора в сосновый лес, который окружал двор с домом знахарки, образуя в нем искусственную поляну. Легкий верховой ветер едва покачивал кроны высоких сосен. Где-то рядом послышался плеск воды. Волк пошел на этот звук и обнаружил ручеек, стекающий с каменистого пригорка и впадающий в ложбину, образующую небольшое озерцо. Подойдя ближе, он увидел, что вода в нем чиста и прозрачна настолько, что сквозь нее просматривается дно с лежащими на нем гранитными валунами, поросшими желто-зелеными водорослями. Жробейн подошел к краю озера, посмотрел на свое отражение и вошел в воду. Вода в нем была прохладной и приятно обволокла тело варяга. Сделав еще несколько шагов в глубину, он поплыл по направлению к впадающему в озеро ручейку, осторожно работая руками. Плавать Волк очень любил. Вода всегда его успокаивала, хотя где-то внутри он и побаивался большой голубой бездны морей и рек, понимая всю ничтожность человека перед этой стихией, но несмотря на это, всегда старался быть с нею рядом. Проплыв совсем немного, Волк оказался рядом со струями воды, впадающего в озеро ручейка, стекавшей водопадом с высоты, образованной грядой гранитных камней, на самом краю берега.
Он поискал босыми ногами опору и почувствовав, под ними большой плоский камень, скользкий от водорослей, встал на него, подставив голову и плечи под струи падающей вниз воды. В самом ручье она была гораздо холодней и поэтому обжигала. Постояв так несколько минут, Волк в плавь вернулся обратно и, ощутив под своими ногами твердую почву, осторожно вышел по камням на берег. Стряхнув воду с длинных русых волос, и пригладив их руками, он пошел в дом. На пороге его ждала знахарка. Посмотрев на мокрого и по пояс голого Жробейна, она произнесла: «Иди в дом, там все чистое на кровати уже приготовлено, переоденься. Как все сделаешь, позовешь, а то еда уже на столе, только тебя и жду». Волк зашел в дом, переоделся в простые холщевые штаны и такую же рубаху, присел на дубовую лавку за накрытым обеденным столом и позвал хозяйку. Она подошла к столу и сев напротив варяга, произнесла: «Бери, что видишь, все на столе, не стесняйся». Волк и не стеснялся, вдыхая запах жареного мяса, заворачивая его в тонкую необычную лепешку, он только понял, как проголодался за все это время. Хозяйка налила в деревянные кружки какого-то незнакомого варягу напитка. Волк отхлебнул его, жидкость приятно обожгла гортань и язык, голова слегка закружилась. «Ты заедай, заедай,- сказала знахарка,- напиток то он крепкий, но полезный на целебных травах настоенный». Волк молча продолжал есть, глядя на хозяйку дома. Только сейчас он имел возможность хорошо ее рассмотреть.
Одета она была в длинный почти до пят цветной балахон из дорогого шелка, такой материал он видел у купцов с востока - мусульман в Византии. Стоил он дорого, потому, что привозили его из далекой страны, и как говорили купцы, над производством нитей для этой ткани трудились тысячи червяков. Варяг тогда им не поверил, посмеявшись над этим. Босые ноги знахарки были обуты в кожаные греческие сандалии из телячьей кожи. Длинные черные с проседью густые волосы, обрамляли крупное лицо с выразительными добрыми карими глазами, насмешливо наблюдавшими за жадно поглощающим пищу варягом. На шее у нее Волк сразу приметил большой серебряный крест с распятием. «Такие кресты носят только христиане,- подумал он,- и знахарка явно - одна из них». Трапеза подходила к концу. Опустошив миски с едой, стоявшие на столе, Жробейн почувствовал приятную истому во всем теле. Его начало клонить в сон. Но как опытный воин Волк понимал, что сейчас спать нельзя. Послеобеденный сон это - самое удобное время застать воина врасплох. Да и момент очень уж удачный выдался поговорить со знахаркой по душам. Слишком много накопилось вопросов, а ответы на них могли многое поменять в его жизни. Жробейн это почувствовал тем внутренним чутьем, которое не раз выручало его в трудных ситуациях. Все то, что происходило с ним до этого момента, не укладывалось в его привычное понимание окружающей действительности и требовало разъяснений. Поэтому, варяг внутренне встрепенулся, отогнав послеобеденную дрему. И через несколько мгновений, когда борьба со сном увенчалась его полной победой, задал хозяйке дома свой первый вопрос: «Как называть себя позволишь хозяюшка? А то столько дней у тебя живу, а имени твоего не знаю. Неудобно как - то получается. Ты про меня вроде все ведаешь. И звать меня как, и откуда я. А я в неведении маюсь до сих пор. Так уж просвети меня недалекого». Произнеся все это, варяг поднял хитрые глаза на знахарку и с удивлением заметил, что его собеседница просто захлебывается от беззвучного смеха, глядя на хитрившего варяга. Обладая природной быстротой мышления, Жробейн сразу сообразил, что знахарка, если не читает его мысли, то во всяком случае, каким-то непостижимым образом просчитывает его на два-три хода вперед, поэтому отбросив все уловки произнес: «Ладно тетушка , - определить возраст сидевшей перед ним женщины он так и не смог, а по сему подобрал, самое не обидное, с его точки зрения обращение к хозяйке,- выкладывай все начистоту, я очень хочу понять, что же все таки со мной произошло и почему все так, а не иначе: и эта зажившая, буквально на глазах рана, эти странные сны, твой дом, этот лес с озером. Я очень признателен за твое доброе отношение. Ты спасла мне жизнь. Выходила и вылечила. Не знаю, как и отблагодарить тебя за это».
Знахарка, вдоволь насмеявшись , поняла, что ее собеседник отбросил свою опаску и недоверие к ней , и уже готов к спокойной и доверительной беседе, поднявшись со своего места налила в две одинаковые небольшие похожие на пиалы глиняные мисочки душистый горячий , незнакомый варягу отвар, выставила на стол горшочек прозрачного золотистого меда и положив себе Жробейну по деревянной ложке сказала: «Зови меня Софьей. Тетушкой Софьей». Села на свое место, взяла ложку в руки и, зачерпнув из кувшина мед, окунула ложку в горячий отвар стала его неспешно помешивать. Варяг последовал ее примеру, а затем отхлебнул питье из миски. Жидкость была в меру горячая, сладкая от добавленного в нее меда. Выпив ее, Волк почувствовал, как приятное спокойное тепло разлилось по всему телу. Воздух у обеденного стола заполнился душистым ароматом. Дышать стало легче. И через несколько секунд он понял, что накопившиеся в нем усталость, раздражение и все то плохое, что было вызвано последними произошедшими с ним событиями куда-то улетучились. И за столом перед знахаркой сидел прежний, полный сил варяжский воин – Волк, вольный дружинник князя Киевского Владимира.
Словно почувствовав в нем все эти перемены, знахарка продолжила: «Благодарить надо не меня Жробейн, а Господа нашего. Это он, услышав твой призыв, позволил мне найти тебя и дал мне силы дотащить до своего дома. А там уже только воля Его позволила ране твоей зажить так быстро. Лекарства мои, конечно, помогают, но на чудеса они не способны. Так,
