что бог бережет тебя варяг. А на счет врагов своих не беспокойся. Мало кто знает про это место, а тот кто и знает, сам, без моей воли на то и божьей помощи, найти его не сможет. Защищено оно от глаз людских. Днями будешь по лесу бродить, рядом пройдешь, а домик мой не увидишь. Проверено это уже не раз. Благодарность мне твоя воин приятна, но не нужна. За добрые дела тобой совершенные не жди благодарности. Дела добрые самому Богу угодны. И потому для тебя же нужны много более, чем для других. Добро и зло на небе и на земле несмываемым письмом пишутся, и затем к творившему их ,вернутся рано или поздно. На чашах весов они постоянно, мера их – ведет счет деяний жизни нашей земной. По ним и суд нам будет». «А кто же судить нас будет, тетушка Софья? Бог, после смерти?»,- перебил вопросом знахарку Жробейн. «Да, бог – это высший суд над человеком. Но бог любит всех одинаково, и каждый раз дает своим детям шанс исправить сделанные ими ошибки. И чем неразумнее его дитя, тем больше у него шансов к исправлению. Но с тебя, меня и таких как мы, спрос гораздо строже будет. Ибо для суть ведающих, чьи глаза открыты спрос не за ошибки, а за подлость учиненную, вдвойне, а то и втройне, потому, что ведаем, что творим. И нет для человека судьи более беспощадного и справедливого чем он сам, ибо врать себе бессмысленно. И нет наказания страшней, чем от собственной совести наказание, убежать от которого невозможно, так как бегство от самого себя не возможно», -ответила она на вопрос. « Что же если Бог все ведает, почему не подскажет человеку, не вразумит, не даст по голове, чтобы одумался, исправился?»,-задал варяг следующий вопрос. «По голове, говоришь, дать? Это можно конечно. Да толку, наверное, немного будет. Ведь сам подумай, силой только подчинить и заставить можно, но любить и понимать, никогда, хотя наверное и бывают и исключения..»,-ответила Софья. Жробейн задумался: «А наверное, тетушка то права. Сколько раз он сам задавал себе эти же вопросы? Сколько раз круто менял свою жизнь, в поисках не столько лучшей доли, богатства и славы, а лишь в целях найти на них ответы. Все его попытки были тщетны. И с каждым разом он убеждался в одном, что либо нет на этой земле правды, либо он Волк, не там ее ищет. А если нет цели, которая бы составила смысл его жизни, то зачем и жить дальше. Богатство, нажитое грабежами, не радовало. Воинская слава, омытая кровью невинных людей, которые тысячами гибли в результате кровавых грабительских набегов на чужие земли и города, когда ради устрашения и наживы, а иногда и просто потехи ради, победители не щадили никого, вырезая целыми поселениями всех, включая детей и стариков. Да, он служил и выполнял приказ, делал то- же, что и все, но слабая это отговорка для самого себя и собственной совести. Пытался забыть, залить все вином, не получилось. И со временем стал понимать, что кто бы ни отдал тебе приказ, ты всегда сам в ответе за содеянное тобой. А теперь еще знахарка тоже говорит . Она права , от себя бежать не куда. Вот и ответ на твои вопросы Волк. Вот почему, последние пять лет он не нанимался ни к кому на воинскую службу. И даже с другом своим князем Киевским поддерживал достаточно независимые отношения и от прямых предложений поступить к нему в дружину, вежливо уклонялся. Хотя в свое время оказал ему немалую услугу, поддержав со своим северным отрядом его борьбу за Киевский стол. Так как же жить дальше, тетушка Софи?»,- спросил Волк у знахарки. «Как раньше жил уже не смогу, а как по- другому, не знаю. В чем найти опору ?»,- продолжил он. « Ответ мой для тебя воин один,- молвила , указав на иконы за горящей масляной лампадкой Софья,- путь твой то же один - к вере Христовой лежит он. И нет у тебя другого». «Но примет ли меня господь, ведь столько зла за плечами. Я не могу воскресить убитых, вернуть все вспять не в моих силах, я не могу начать жить заново»,- промолвил Волк. «Ты воин, Жробейн, твой путь - это путь воина. Но ради чего обнажал ты свой меч? Ради кого убивал? Ответь себе сам честно на эти вопросы, подумай и пойми наконец, что твое –предназначение не бессмысленное убийство ради славы и богатства, а -защита. Защищать можно только своих родных и близких, свою землю, свой народ, веру. И только тогда ты почувствуешь правду в делах своих. А для этого нужно все это обрести. Обрести то, чего у тебя нет сейчас. В этом - высший смысл и предназначение воина на земле. Это - твоя твердая почва под ногами. Без нее не найдешь ты себе покоя, как ни ищи. Но все это уже скоро будет у тебя. А сейчас, закончим на этом. Тебе есть над чем думать, ночь впереди долгая. Завтра еще будет у нас день. Уйдешь к своим под стены Херсонеса завтра вечером. Так будет надежнее»,- сказала знахарка, вставая из-за стола и давая понять, что на сегодня их разговор окончен. Еще некоторое время она собирала со стола посуду, а Волк, улегшись на своей кровати, задумчиво изучал дощатый потолок. Солнце уже окончательно зашло за горизонт. На землю опустились сумерки. Знахарка зажгла толстую свечу и по комнате забегали блики от ее пламени.
Глава VI
Греческая вылазка.
Наступил девяностый день осады русскими Херсонеса. Стратиг Андроник с раннего утра покинул свой дом и семью. Спешно пронеслась его охрана, сопровождая стратига по улицам города, в направлении западных городских ворот. Там, между внутренней и внешней оборонительными стенами, центурион Иоанн уже построил всех воинов, с которыми завтра в ранний утренний час, ему суждено было совершить вылазку и ударить по позициям русских варваров. А сегодня, стратиг должен был принять у центуриона доклад о готовности отряда к предстоящему сражению. Как и договаривались они до этого, отряд численностью пятьсот человек, был сформирован в основном из городского ополчения и усилен сотней опытных бойцов, прибывших с центурионом из Константинополя еще до начала осады.
Стратиг миновал ворота внутренней городской стены и сразу оказался перед строем ожидавших его греческих солдат. Их доспехи поблескивали в лучах солнца. Раздалась команда центуриона. Солдаты замерли в строю. Быстрым шагом к стратигу подошел Иоанн и отдал рапорт о готовности отряда. А сам занял свое место, слева в стороне от командира.
Стратиг пристальным взглядом скользнул по шеренгам солдат. Ему достаточно было мгновения, что бы понять, что перед ним в строю стоят сплошные новобранцы, и только изредка его глаза натыкались на ветерана.
Хорошо, его друг все организовал правильно. Не стал отделять бывалых от новичков, тем самым сделал свой отряд более управляемым и жизнеспособным, насколько в данном случае это вообще было возможно. Стратиг подъехал на коне ближе к строю и произнес: «Солдаты ! Защитники Херсонеса. К вам обращаюсь я, стратиг этого города, патрикий Андроник Калокир. Беззаконные варвары-руссы, не знающие культуры и веры, тщетно уже три месяца пытаются захватить наш город. Это им не удалосьдо сих пор и не удастся впредь. А все потому, что мощь нашей великой империи безгранична, сила ее Базивлевсов неисчислима, и по их решению мы завтра на рассвете нанесем варварам первый свой сокрушительный удар, от которого они не скоро опомнятся. Воины , вам выпала великая честь быть в первых рядах тех, кто под предводительством нашего Базивлевса Константина, спешащего к нам на выручку, положит начало освобождению родного города от длительной варварской осады. В бой вас поведет лучший центурион городского гарнизона. Всем кто проявит в нем бесстрашие и храбрость ,будет выплачено дополнительно из казны города по десять золотых носим. Будьте стойки в бою, не посрамите своего командира. Да пребудет с вами Бог. Все храмы Херсонеса уже с утра, молятся о победе вашего оружия над варварами. Слава Базивлевсам!» «Слава!Слава!Слава!»,-прокричали в ответ не стройно и как-то кисло новобранцы. Стратиг еще раз обвел глазами строй. Лица ветеранов были суровы и серьезны. Они то реально осознавали всю опасность завтрашней вылазки. Новобранцы же были просто понуры. Они явно не понимали, что же случилось такого, ради чего их оторвали от их ремесла и семей и через неделю непрерывной муштры бросают в бой за крепостные стены.
Стратиг подозвал к себе центуриона Иоанна и, нагнувшись к нему с коня, тихим голосом сказал: «После построения запри их в казармах, в город не пускай, разбегутся не отыщем и через месяц, вина дай только перед выступлением, для храбрости, а то со страху заранее перепьются и до ворот не дойдут». «Все будет в точности исполнено, стратиг»,- ответил ему центурион.
Андроник перевел взгляд на солдат, стоявших в строю и, обратившись к ним, громко произнес: «Завтра трудный день воины. За эту неделю вы славно потрудились, приобрели опыт настоящих солдат империи. А теперь отдыхайте до утра». Раздалась команда центуриона, шеренга развернулась и, позвякивая амуницией, зашагала в сторону города. Замыкал строй центурион Иоанн. Стратиг спешился и подозвал его к себе. Вместе они пошли вдоль крепостной стены, беседуя друг с другом. «Не хотел бы я друг, что бы ты командовал этим отрядом»,- обратился к Иоанну Андроник. «Предчувствие у меня не хорошее»,- добавил он. «Не пойду я, тогда варвары всех перебьют, а так может у кого-то и будет шанс спастись»,- отвечал ему центурион. «Наверное, ты прав. Тебя заменить не кем. Одно прошу, поймешь, что все кончено, выводи людей и уходи сам. Я поддержу тебя со стен. Три сотни конников будут наготове у ворот, что бы оказать помощь и развить наступление в случае ,если вам удастся прорвать кольцо варваров в направлении лагеря их когана Владимира. А там, одному Богу ведомо, может возьмем его в плен, или убьем, тогда и русские сами разбегутся из под наших стен. В общем, я желаю тебе удачи центурион и остаться в живых»,- закончил свою речь стратиг, пожимая руку Иоанну. Ему подвели коня и сев в седло, стратиг покинул пределы городских стен. Иоанн еще не много постоял в задумчивости на том месте, на котором он только что расстался со своим командиром, а затем решительно зашагал по направлению к лестнице, ведущей на вершину наружной крепостной стены, поднялся по ней, и поудобней расположившись между бойниц, пристально вглядывался в пространство за стенами, планируя предстоящее наступление.
Ночь вступила в свои права, и Херсонес погрузился во тьму. Казалось что сегодня даже огни, зажигаемые каждый раз на стенах осажденного города, горели в своих жаровнях как-то не очень охотно. Ко второй половине ночи, со стороны, могло показаться, что город совсем уснул. И этот ночной покой нарушали лишь перекликающиеся между собой часовые на его стенах. Сонную тишину, уже ближе к утру, потревожили скрип поворачиваемых блоков, которыми защитники приводили в готовность катапульты, стук подошв по мостовым, когда отряд нападающих выдвигался к западным воротам, приглушенный топот конских копыт греческой конницы, возглавляемой стратигом , выдвигающейся для оказания возможной поддержки атакующим. Караулы на стенах не менялись, а только усиливались, в течение всей прошедшей ночи. Под самое утро греки начали тушить угли в горящих жаровнях на стенах, понемногу подливая в них
