Ахматова (2 часть)

"В конце недели нас ждала радость. Нас отвели в резерв армии, и полковой священник совершил богослужение. Идти на него не принуждали, но во всём полку не было ни одного человека, который бы не пошёл. На открытом поле тысяча человек выстроились стройным прямоугольником, в центре его священник в золотой ризе говорил вечные и сладкие слова, служа молебен. Было похоже на полевые молебны о дожде в глухих, далёких русских деревнях. То же необъятное небо вместо купола, те же простые и родные, сосредоточенные лица. Мы хорошо помолились в этот день", - писал Николай Гумилёв в "Записках кавалериста".
Солдаты развлекались как могли: выпивали, когда было спиртное, играли в карты, дрались, сквернословили, хулиганили. Это проявление бескультурия тоже было "противоядием" - так забывали бойцы, что смерть караулит каждого из них совсем рядом.
Николаю понравились песни, которые Никита напевал: "Дорога на Берлин", "Тальяночка", "Последний бой" - он думал, что Никита сам их сочинил, не зная, что это песни из будущего.
Бойцов "спасало" и то, что они быстро забывали страшные бои, и то, что постепенно привыкали к обстановке.
Одним из главных "противоядий" было воспоминание солдат о родных и близких, оставшихся в тылу, поездки к ним. У Никиты был об этом афоризм: "Не страшно уходить на тот свет, когда жив человек, которого ты любишь и который любит тебя".

Незадолго до отправления на передовую Николай и Никита неожиданно встретили профессора Смолоза - он работал санитаром в ближайшем госпитале. Они обрадовались друг другу, сели поговорить. К их беседе присоединился Кондрат - его заинтересовала тема о правлении Ивана III, о котором Никита собирался писать роман.
Они увлеклись разговорами и не заметили, как в часть прибыл корреспондент Леонид Николаев - солидный мужчина лет сорока пяти, с большими усами. Он опрашивал бойцов об условиях на фронте, но, так как пока никто не воевал, Николаев добыл мало сведений. Но фронтовая жизнь молодых людей так заинтересовала его, что он сам решил записаться добровольцем в этот полк. "Нужно всё на себе испытать, чтобы писать об этом в газету", - говорил он.

6. На передовую

Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня.
Мы четвёртый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.

(Н. Гумилёв. "Наступление")

В конце сентября Николай, Бенедикт, Никита и другие бойцы отправились на передовую, к границе Царства Польского и Восточной Пруссии. Немцы уже заняли Варшаву и вышли к реке Висле, и тут-то началось самое страшное.
Когда Никита первый раз попал под шквальный огонь орудий, ему стало настолько жутко, что хотелось укрыться в самой глубокой траншее и ничком лежать там, пока не закончится этот ад. Грохот орудий оглушал, снаряды падали и взрывались совсем рядом. Во время первых боёв Николай видел, что Никита был белым как полотно от страха. "Я же предупреждал тебя! - говорил Николай. - Лучше вернись в тыл!" Никита обещал, что больше не будет бояться.
Николай дрался с врагом смело. Он говорил, что "храбрость в том и заключается,  чтобы подавлять страх и делать то, что надо. Бой — это умение справиться со страхом".
Весь октябрь 1914 года русские наступали. Они перешли Вислу, отстояли Лодзь и Варшаву. "Наступать — всегда радость, но наступать по неприятельской земле — это радость, удесятерённая гордостью, любопытством и каким-то непреложным ощущением победы. Люди молодцеватее усаживаются в сёдлах, лошади прибавляют шаг", - делился впечатлениями Гумилёв в "Записках кавалериста".
Солдаты входили в опустевшие селения, которые жители покидали прямо накануне их прихода, оставляя начатые дела: на плите что-нибудь варилось, на столе стоял недоеденный ужин, в кресле лежала недочитанная книга или газета.
- Помнишь сказку про девочку Машу и медведей, к которым она случайно забрела? - сказал Николай Никите, когда они однажды вошли в только что покинутый хозяевами дом. - Кажется, что хозяева вышли во двор всего на минутку и сейчас вернутся и спросят: "Кто ел мою кашу? Кто лежал на моей кровати?"
Они готовили себе на ужин мясо, картошку, и с аппетитом всё съедали, зачастую разделяя трапезу с офицерами, солдатами, которые заходили к ним. За едой вспоминали прошедший день, пройденный путь. Николай восторгался здешней природой. Никита вспоминал жителей польских деревень, которые им встречались. Одна девушка угостила солдат сладкими яблоками. А старушка в одном селе напоила бойцов свежим молоком из бидончика. "Мне чуть-чуть оставьте!" - говорил Никита солдатам, которые по очереди осушали бидон. "Тут на всех хватит", - успокоил его Николай.

Когда русские войска подходили к Лодзю и окружали город, отряд, в котором были Николай с Никитой, прорывался сквозь кольцо врагов, вставших на их пути. Немцы пока не думали сдаваться. Русские под грохот снарядов и свист пуль пробирались к городу. Бомбы рвались перед самым носом; всё было устлано дымом, и бойцы не могли ничего толком разглядеть. Они прижимались к земле, зарывались в неё, словно прячась от оглушающего грохота и гула, от неизвестности, от смерти, которая уже витала над ними, раздумывая, кого бы ей забрать.
Огромное потрясение солдаты испытали, когда дым более-менее развеялся. Уже начало темнеть, на небе появилась луна; Константин Ростов выскочил из окопа и бросился вперёд, крикнув: "За мной!" Но тут же просвистело несколько снарядов, и одним из них бойцу разнесло голову; те, кто стал свидетелем этого, пережили сильнейшее потрясение. Николаев страшно закричал и, упав на землю, стал барабанить по ней кулаками и кричать что-то нечленораздельное и выть. Чуть позже его забрали в сумасшедший дом, где он вскоре застрелился. Николай Гумилёв и Лившиц дали Никите нашатырь - тот едва не упал в обморок. Кондрат тоже чуть не лишился сознания.
Бойцы раскопали яму и сбросили туда тело Ростова; его головы уже не существовало, как это ни страшно говорить.
"Я уверен, что здесь, в окопах, и вправду нет такого человека, который даже на мгновение стал бы атеистом", - записал Никита в своём походном дневнике.

7. Джон Грюнвальд

В конце октября отряд чуть отошёл от города, прошёл несколько деревень, откуда выбили порядочное количество немецких солдат. Дрались везде - и в сёлах, и в лесах, и даже на кладбищах, куда солдаты попадали поневоле.
Один такой случай произошёл, когда русским пришлось отступать из леса на ночное кладбище.
...Гумилёв, взобравшись на высокую сосну, рассматривал в бинокль местность. Из разведки вернулись дозорные Андрей Тихонов и Павел Пиманов, сообщили, что отряд немцев движется в их направлении. Гумилёв осведомился об их вооружении и, когда узнал, быстро слез:
- Быстрее, отступаем в том направлении! Уходим!
Бойцы бежали несколько минут в одном направлении; наконец вышли на поляну, за которой в темноте белели памятники.
- Это кладбище, - сказал Матвей Голованов.
- Здесь и примем бой, не вечно же нам отступать, - решил Гумилёв. - Быстрее укройтесь за памятниками, сейчас мы дадим прикурить врагу. Как выйдут - бросайте в них гранаты.
Все спрятались за надгробиями, стали выжидать. Минут через десять немецкие войска стали выходить на поляну, и в их направлении из темноты полетело несколько гранат. Многих сразило взрывом тут же. В ту же секунду русские открыли по ним огонь. Это нападение было для немецких солдат полной неожиданностью; они понесли огромные потери. Им пришлось отступать, и некоторые, убегая, бросали гранаты в направлении кладбища. Несколько надгробий разнесло в куски. Высокое надгробие, за которым сидел Печник, пошатнулось от взрыва и рухнуло на Якова. Когда солдаты отбросили плиту в сторону, Яков был уже мёртв: ему проломило голову.
Неожиданно из леса послышались выстрелы, и Лившиц громко вскрикнул: его ранили в руку. Николай и Дмитрий Гумилёвы смогли вытащить пулю, стали перебинтовывать рану. Потом послышалась ещё одна пулемётная очередь. Николай бросил гранату в сторону леса.
Когда в лесу грохнуло, оттуда на поляну выбежал немецкий солдат. Очевидно, он решил, что русские наступают теперь с другой стороны, и не знал, куда бежать.
- Грюнвальд! Джон! - Никита бросился к нему.
- Никита! - Джон кинулся навстречу, они обнялись.
- Возьмите в плен того солдата, - велел солдатам Гумилёв, перебинтовывая руку Лившицу.
- Не трогайте его! - загородил Джона Никита. - Это мой университетский друг!
Из леса выбежал ещё один солдат с пулемётом наготове.
- Стой! - велел ему Джон. - Это мой друг, с которым я учился в Петербурге!
- Это Клаус Киммунг! - обрадовался Никита.
- Нет, это его брат-близнец Роберт, - ответил Джон. - Клаус по-прежнему работает в Петербурге.

Навстречу бойцам ехали обозы с беженцами. Добравшись до ближайшей деревни, солдаты расположились на отдых. Никита и Джон всю ночь вспоминали то счастливое время, когда они ходили на подготовительные курсы.
- Потом я уехал в Кёльн, и меня призвали на фронт... - вздохнул Джон. - Теперь я совсем не буду воевать. Я уже не могу. Скоро вернусь обратно в Петербург...
Утром они встретили Смолоза, и тот велел Джону поселиться в его квартире. Побыв ещё пару дней с бойцами, Джон и Роберт попрощались со всеми и уехали в Россию.

8. О несправедливой и бессмысленной войне

Тружеников, медленно идущих
На полях, омоченных в крови,
Подвиг сеющих и славу жнущих,
Ныне, Господи, благослови.

(Н. Гумилёв. "Война")

В перерывах между боями Никита сделал записи в своём походном дневнике о своём отношении к этой войне:

"Наше поколение, юное, молодое поколение навсегда выбито из привычной колеи жизни, этим людям рано пришлось испытать на себе все ужасы войны, научиться убивать людей, они видят много горя, страданий, это калечит их психику. Это поколение разочаровалось в жизни, получило такую сильную психологическую травму, что вряд ли сможет оправиться от этого. Эта война осталась в душах молодых людей навсегда.
Старшему поколению легче восстановиться - у этих людей что-то осталось на покинутой земле; у младшего же поколения фактически не осталось ничего - вернувшись с войны, они вынуждены будут начинать жить заново. Война горадо больше повлияла на юношей с неокрепшей психикой, чем на закалённых трудностями жизни пожилых мужчин. Их готовили к войне как к великому подвигу, внушая им, что они - участники великих событий. Поэтому молодые солдаты с большим энтузиазмом шли и идут на фронт. Высшие чины - наставники молодёжи, использующие юношей в войне как сырой материал, легко их обманывают. Те ещё плохо разбираются в самой жизни, у них нет чётких целей, идеалов, представлений о жизни. И война, после россказней учителей, виделась молодёжи как нечто романтическое. И лишь попав на фронт, юноши поняли, что всё то, что им говорили, - не более чем иллюзии. Война "смыла" юношей с жизненного пути. Молодые солдаты стали жертвой интересов тех, кто руководил войной.
Страх с примешивающейся к нему безысходной тоской - таково наше состояние. Ужас сменяется успокоением, состоянием временного забытья, затем он, словно закономерное явление, наступает вновь. Он вызван теми условиями, в которые мы попали: это жестокая борьба жизни и смерти с явным перевесом в