Ахматова (2 часть)

жалела, не утешала его, а просто подарила искорку надежды на лучшее.

13. Старые и новые знакомые

Эта война и Вторая мировая, которая настанет через четверть века, были чем-то похожи.
...Польская деревня, которую немцы оккупировали на полтора месяца, теперь была освобождена русскими войсками. Немецкие войска после недолгого боя отступили и бежали, и теперь освободители входили в деревню. "Старики пытались целовать наши руки, женщины выносили крынки молока, яйца, хлеб и с негодованием отказывались от денег, белобрысые ребятишки глазели на нас с таким интересом, с каким вряд ли глазели на немцев. И приятнее всего было то, что все говорили на чисто русском языке, какого мы давно не слышали", - рассказывал Николай Гумилёв в "Записках кавалериста".
Никита сел на скамью, посадив на колени малышей, окружив себя детьми, которые прибежали встретить солдат, и долго с ними разговаривал. Кондрат кормил тёршихся возле него собак.

К отряду накануне присоединились солдаты, бежавшие из немецкого плена. Это были англичане Ньютон Холидей и Джон Миллер и французы Эдуард Бенамико и Эмиль Дюруа. Холидей был уже довольно знаменитым сыщиком, а Миллер - предпринимателем, но война разрушила их карьеру, их заставили взять винтовки. Эдуард Бенамико - владелец мясной лавки, высокий и полноватый молодой человек; Дюруа называл его "неуклюжей обезьяной". Дюруа был выпускником Специальной Военной школы в Сен-Сире, это был худой смуглый парень лет двадцати пяти с длинными усами, обольститель женских сердец, гуляка и карточник. Ему приходило много писем на фронт, он общался со своими бывшими однополчанами, друзьями по школе. Часто он писал письма своему другу Шарлю де Голлю, который теперь воевал в Бельгии и совсем недавно был ранен.
- Я обязательно познакомлю вас с ним! - весело сказал он на ломаном русском, когда вечером солдаты пировали в освобождённой деревне. - Это замечательный человек, который беспредельно любит Францию!
- Познакомишь, - ответил Николай, наливая всем вина. - Вот закончится война - тогда все перезнакомимся. Я уже представляю, как мы все вместе войдём в Берлин, все - и русские, и англичане, и сербы, и румыны, и все-все! Пусть же этот день наступит как можно скорее!
Все чокнулись рюмками и стали пить вино. Солдаты были веселы и довольны, они пригласили за стол пленного австрийца Дитриха Унтертазе, который весь вечер веселил их байками из своей военной жизни. Николай рассказал об одном казаке, который уверял его, что выиграл у немцев в карты около десяти рублей и они даже собирались побить его за это.
Никита в тот же вечер написал четверостишие, которое посвятил Николаю:

Нам одна участь на двоих дана,
Мой верный храбрый друг:
Либо не тронет нас война,
Либо погибнем мы от вражьих рук.

Два дня спустя Никита, возвращаясь из разведки, проходил мимо железнодорожной станции, с которой эвакуировали раненых бойцов, и один медбрат, смуглый парень, даже немного похожий на него, бросился ему навстречу:
- Здравствуй! Ты узнаёшь меня?
Никита осмотрел его и пожал плечами. Вроде бы он где-то видел этого человека, но вот где?
- Ты ещё приходил к нам в позапрошлом году, когда умер профессор! - говорил парень. - Я Сергей Эфрон, помнишь меня?
И тут Никита вспомнил его: точно, это муж Марины Цветаевой! Они долго разговаривали. Эфрон рассказывал про учёбу в Московском университете (он и Никита учились там на разных факультетах), про сборники стихов Марины.
Гумилёв со всех ног бежал к станции. Поздоровавшись с Эфроном, он сказал Никите:
- Я уж боялся, что ты до ночи не вернёшься.
- Мне пришлось прятаться в одном селе, едва не попал в плен к австрийцам. У вас всё в порядке? Немцы ещё не нападали?
- Нет, не нападали, но... - Гумилёв запнулся. - Этой ночью Пименов повесился, и никто не знает, из-за чего. Он оставил записку, в которой просил передать его скрипку ученику Капитону. Мы отправили Смолоза в Россию, он больше уже не вернётся на фронт. Хотел с тобой попрощаться, но я сказал, что скоро мы с тобой сами приедем в Петроград. Смолоз приедет в Москву, отдаст инструмент мальчику, потом к себе домой в Петроград поедет.

14. Так не должно было случиться

И сосчитают ли потопленных
Во время трудных переправ,
Забытых на полях потоптанных,
И громких в летописи слав?

(Н. Гумилёв. "И год второй к концу склоняется...")

Солдаты освобождали деревни от оккупантов; Николай с другими бойцами часто бывал в разъездах. Во время одного из разъездов у него поднялась температура. Он переночевал в гусарском бивуаке. Его напоили чаем, и он уснул на мягкой соломе. Но глубокой ночью, когда температура поднялась ещё больше, он вышел на улицу, сел на лошадь и поскакал куда-то наугад. "Я пел, кричал, нелепо болтался в седле, для развлеченья брал канавы и барьеры, - говорил он в "Записках кавалериста". - Раз наскочил на наше сторожевое охранение и горячо убеждал солдат поста напасть на немцев. Встретил двух отбившихся от своей части конноартиллеристов. Они не сообразили, что я — в жару, заразились моим весельем и с полчаса скакали рядом со мной, оглашая воздух криками. Потом отстали".
Утром он снова прибыл к гусарам, потом весь день пробыл в штабах дивизии, бригады, полка. Вечером, прибыв на железнодорожную станцию, он встретил своего брата Дмитрия, Лившица, Кондрата Голованова, Дюруа и других бойцов.
Его сердце уже предчувствовало что-то недоброе: солдаты прятали от него глаза и словно что-то хотели сообщить, но не решались.
- Что случилось? - спросил он, спрыгнув с лошади.
- Пойдёмте со мной, я вам всё сообщу, - сказал ему какой-то гусар, взяв его под руку.
Они прошли в какую-то контору, где собрались офицеры и было сильно накурено; Дмитрий, Лившиц, Голованов и другие шли за ними.
- Ваш друг был убит сегодня утром, - сообщил гусар. - Его нашли после боя возле этой станции, он был весь в крови. Вот его сумка. Мы думали, кому сообщить, и нашли в сумке только одно письмо - от Анны Гумилёвой, надо будет тогда сообщить ей.
- Я сам сообщу, это моя жена, - вздохнул Гумилёв. - Нет, у меня, кажется, не хватит духа сообщить ей это... Но я всё-таки сообщу, всё равно она когда-нибудь об этом узнает...
- Но ведь другим как-то сообщают...
- Он был до конца предан Анне и её творчеству. Слышали бы вы, как он говорил о её стихах... Он и правда не мог без них жить, - Николай достал из сумки "Чётки". - Здесь карандашом он комментировал её стихи. "Восхитительно"... "прекрасно"... "бесподобно"... Сколько здесь слов похвалы! Эти слова были ей словно бальзам на душу.
Николай достал из кармана листок с четверостишием.
- Мы же не должны были расставаться... "Если уж погибать, то обоим, и выживать - обоим" - говорили мы друг другу. Мы должны были вместе войти в Берлин... Как же так получилось?.. - Николай сел на стул, взял ту сумку, уткнулся в неё и долго так сидел.
Потом он медленно поднялся - худой, бледный, мучимый жаром; осмотрел всех каким-то безнадёжным и потерянным взглядом, сложил листок с четверостишием, положил его во внутренний карман шинели и, тяжело вздохнув, вышел.
Он уехал лечиться в Петроград. "Целый месяц после этого мне пришлось пролежать в постели", - вспоминал он в "Записках кавалериста".

15. Возвращение

Ночь была морозной, по небу бежали облака, и луна то выглядывала, то снова пряталась. Прийдя в себя, Никита стал оглядываться по сторонам; было так темно, что он не увидел абсолютно ничего. Но когда луна в очередной раз вышла из-за облаков, он едва не закричал от ужаса: он находился в каком-то поле, и вокруг лежали груды мёртвых тел. Он вскочил и побежал куда-то наугад. Два человека, которые невдалеке копали яму, увидели его, и один упал в обморок сразу, а другой забился на дно этой ямы и за одну ночь стал совершенно седым.
Подбегая к железнодорожной станции, Никита увидел, что навстречу ему бегут два человека. Он остановился, они тоже.
- Валерка, он жив! - сказал один другому. - Я же говорил, что он жив!
Это были Вася и Валерка - его закадычные друзья! Они бросились обнимать его.
- Ты так долго пропадал! Мы и подумали, что ты в прошлое опять отправился. Тем более что тут живёт твой кумир, - Вася отдал Никите его сумку. - Вот твои вещи, я взял со станции. "Вечер" и "Чётки" здесь, даже не беспокойся...
Тут только они обратили внимание на его шинель. Она была испачкана чем-то тёмно-красным, похожим на кровь.
- Это я утром искал ножик, прошёлся рукой по полке и опрокинул бутыль с вином, которую солдаты забыли закупорить. Оно и вылилось мне на шинель. Потом объявили тревогу, и я побежал на улицу, где уже шёл бой. Очевидно, от недосыпания я упал в обморок, или просто перенервничал. Ну, лежит боец весь в "крови", не подаёт признаков жизни - тут уж разбираться не будут, некогда - убит, и всё.
- Какая халатность! - возмутился Валерка. - Да уж...
- Ничего, главное - ты жив, - радовался Вася. - Ну что, полетели обратно, в будущее? А то там за тебя беспокоятся.
Никита вслед за Валеркой и Васей тихонько прошёл к зданию станции, они вошли в какую-то пристройку, где царил такой же мрак, и Валерка сказал:
- Подождём немного. Отсюда мы должны телепортироваться обратно в 2013-й год.

...Вскоре они уже вышли из кабинки в лабораторию Винсана.
- Этот путешественник ещё не вернулся, - сказал Вася про Винсана. - Он ведь уехал в Африку по маршруту Николая Гумилёва. Когда мы рассказали ему про это путешествие Николая, он загорелся идеей тоже поехать, повидать экзотику.
Они шли по улице, и Никита с удивлением оглядывался по сторонам: всё было так непривычно после жизни в далёком 1915 году... Город сильно шумел. Громко гудели и быстро проносились автомобили, людей было намного больше, чем век назад...
Мальчики зашли в торговый центр, там расположились в ресторанном дворике, и Никита целый вечер рассказывал про свои приключения.
- Да это же "Война и мир" двадцать первого века! - присвистнул Валерка. - Тебе надо написать об этом роман!
- Ты, наверное, там всем наперёд рассказал, как будет проходить война, - сказал Вася. - Ты же всю историю этой войны в деталях помнишь.
- Я никому ничего не говорил, - покачал головой Никита. - Так неинтересно. Хотя будущее я могу предсказывать и в настоящем времени. Например, мне хотели взять билет в Волгоград на 26 января, но я решил поехать 25-го... Конечно, это не единственное, что привело меня к моему успеху, моей удаче - тут сыграло роль и то, что я попал именно в то купе, и то, что утром пришла добрая словоохотливая женщина, которая перезнакомила всех, нас в том числе. Этот день... нет, уже 26-е января, только за одни каникулы снился мне три раза. Я как будто чувствовал, что надо брать билет именно на 25-е... Вообще мне очень везёт с соседями в поезде!
- Ты понимаешь, о чём он говорит? - спросил Валерка Васю и повернулся к Никите. - Как вернулся с прошлого - так всё какими-то загадками говоришь.
- Оставь его, - улыбнулся Вася. - Он счастлив. Война, к огромному счастью, не тронула его. Он выполнил свою миссию - выразил поэтессе искреннюю, преданную любовь к её творчеству, оставив светлый след в её памяти.
- Теперь надо жить настоящим, - решил Никита, и друзья поддержали его. Все трое чокнулись бокалами с квасом.

Все были обеспокоены неожиданным исчезновением Никиты, и теперь он уверил всех,