Бегущая зебра

могилу, — он ухмыльнулся, — а тебе оставлю свой великолепный портрет, который сварганит для нас наша снежная Юлия, — он почесал кадык, — чтобы ты могла пролить над ним скупую слезу.
Юлия достала свой «Никон» и сварганила портрет этой странной семьи, а потом и сама присоединилась к ней.
В меру нагрузившись шампанским и прихватив пикниковую корзину, они отправились на речку. Гости все-таки прибыли на дачную природу, а не для того, чтобы торчать за дачным забором.
Природа здесь была что надо, и солнце стояло высоко, давая великолепное, естественное освещение, которое не могли заменить никакие фотовспышки. Юлия решила не терять времени даром, она недолго поприсутствовала среди пикникующих и, незаметно отчалив в лодке к другому берегу, растворилась в лесу со своим «Никоном».
Полковник сидел на балконе своей дачи, натужно сочиняя письмо вдовой сестре, писать было не о чем и не хотелось. Хотелось выпить, но каждый раз, когда он уже почти отрывал задницу от стула, чтобы пройти к буфету, тоскующее костлявое лицо бедной Лиззи вставало перед его глазами и, отшвырнув очередной смятый лист бумаги, он хватался за следующий: «Дорогая Лиз! Я...» В очередной раз подняв мученический взгляд от стола, он посмотрел за речку в поисках вдохновения. Какая-то девчонка пристала к лесистому берегу в лодке и, пройдя между деревьями, остановилась на полянке, окруженной кустами ежевики. Глаза полковника обрели фокус, но недостаточный. Он сходил в дом и принес бинокль.


ГЛАВА 11.

Ранним утром Вальтро вышла из дому, чтобы окунуться в бассейне. Грета обычно выходила вместе с ней, но сейчас ее почему-то нигде не было видно. Немного удивившись, Вальтро начала обходить участок в поисках собаки.
В задней части двора, густо заросшей кустами лесного ореха, еще со времен строительства этой дачи сохранились две деревянные будки — туалет и душевая. Дверь душевой была распахнута, в полутора метрах перед ней на низкой треноге стоял фотоаппарат и с интервалом в 3—4 секунды выбрасывал вспышки. В метре за треногой сидела Грета и с любопытством смотрела в проем распахнутой двери. В проеме распахнутой двери раздевалась Юлия, к тому моменту, когда подошла Вальтро, на ней оставались только белые носки и кроссовки. Увидев Вальтро, Юлия улыбнулась и присела на корточки на пороге душевой, аппарат вспыхнул в последний раз и затих.
— Зачем ты это делаешь? — спросила Вальтро.
— Для школьного фотоальбома, — усмехнулась Юлия. — Хочешь сфотографироваться?
— В таком виде? — спросила Вальтро.
— Можно и в таком, — ответила Юля. — Спасибо, нет, — сказала Вальтро и добавила словами Жоржика: — Я не хочу, чтобы моими фотографиями вытирали задницу бродяги на мусорнике.
— Какие глупости, — Юлия встала, извлекла из вороха одежды, сваленной на траве, пачку сигарет и снова опустилась на порог, одеваться она не собиралась.
— Могу тебя уверить, что такого не произойдет. На твои фотографии могут попасть разве что брызги спермы. Но это же тебе не повредит? — Она тихо рассмеялась.
— Может, и не повредит, — усмехнулась Вальтро, — но зачем мне это нужно?
— Когда на твоих прелестях концентрируются мужчины, это придает тебе силу, — убежденно сказала Юлия.
— Ты веришь в такую чепуху? — удивилась Вальтро.
— Это не чепуха, — возразила Юлия. — Обнаженность — это признак и аккумулятор силы. Здесь действует принцип иконы, чем больше концентрации, тем сильнее предмет поклонения.
— Для этого надо быть предметом поклонения, — заметила Вальтро.
— Для этого достаточно наклониться раком, — рассмеялась Юлия. — Ты, наверное, видела не так уж много голых женщин, сестричка, — она выпустила струйку дыма из угла губ, — иначе ты не заглядывала бы мне между ног. Ты женщина, тебя не могут интересовать мои прелести, и все равно интересно. Представь, как туда смотрят мужчины.
— Я женщина, — резковато ответила Вальтро. — Я сравниваю. И нахожу, что то, чем ты хвастаешься, у меня лучше.
— Сильно сомневаюсь, — фыркнула Юлия. — И ты сомневаешься. Иначе не стала бы и сравнивать. Пока не увидишь себя со стороны, всегда будешь сомневаться.
— Для этого не обязательно раздвигать ноги перед объективом, — сказала Вальтро. — Можно это сделать и перед зеркалом.
— Или перед гинекологом, — расхохоталась Юлия. — Пока ты не станешь в полный рост перед объективом, ты всегда будешь слабой и неуверенной в себе. Можешь мне поверить, у меня есть опыт, — она отщелкнула окурок в кусты. — Ты сильная, когда ты голая и ничего не боишься. Когда ты знаешь, что можешь сбить с ног кого угодно своей пиздой. А когда твое оружие — это твои трусы, ты жалкая клуша, даже если и делаешь крутое выражение лица. Понятно?
— Не понятно, — агрессивно возразила Вальтро. — Мне не обязательно снимать трусы, чтобы сбить кого-то с ног. Я твердо стою на своих ногах, и мне не надо делать крутое выражение лица.
— Да ты его уже делаешь, — ухмыльнулась Юлия. — Вон как перекосило всю. А почему перекосило? Потому что чувствуешь свою слабину. Сила — это сила духа. А дух женщины — в ее пизде. Все женщины это знают. Только не у всех хватает духу прямо воспользоваться таким знанием. У тебя что кривое, сестричка, пизда или сердце?
Вальтро ошеломил напор ее слов. Она помнила Юлию еще бледной ссыкухой и никак не ожидала такого поворота тела — и по такому незначительному поводу. Но в словах Юлии были страсть и убежденность, был вызов, который требовал в ответ чего-то более весомого, чем слова. Вальтро быстро сбросила на землю то немногое, что на ней было надето.
— Ну, — сказала она, стараясь быть насмешливой, — что еще надо сделать, чтобы стать сильной, — встать раком?
— Выпрямиться во весь рост! — Юлия вскочила на ноги. — Перестань крючиться, прикрывая свою шмоньку, и в тебя перестанут тыкать пальцем. Все презирают бабу, которую можно унизить взглядом. Покажи им, смотри им в лицо — и они все встанут раком.
— Кто все? — спросила Вальтро.
— Все! — почти выкрикнула Юлия. — И мужчины, и женщины. Голых все боятся, сестричка, потому что голые не боятся ничего!
— Валя — серьезная девочка, — сказала Нелли за завтраком. — Возможно, общение с ней пойдет Юльке на пользу.
— А что, Юлька — плохая девочка? — спросил Жоржик.
— Не то, чтобы плохая, — Нелли пожала плечами. — Но у нее есть задатки. Как и у мамы.
— Как и у бабушки, — продолжил генетический ряд Жоржик.
— Бабушка работала всю жизнь! — возмутилась Нелли. — И ни у кого не сидела на шее.
— Ну и что ты наработала? — спокойно спросил Жоржик. — Пусть уж лучше она сядет кому-нибудь на хрен — и будет богатой и счастливой.
— Сесть на хрен — это еще не гарантия счастья, — сварливо ответила Нелли. — Это гарантия очень больших неприятностей в будущем, уж мне ли не знать.
— Так не брызгай слюнями, а помоги ей выбрать правильный хрен, раз ты такая умная, — не менее сварливо заметил Жоржик. — Серьезная девочка Валя ей никак в этом помочь не сможет, — добавил он. И будучи правым в деталях, сильно ошибся.
Чувственность Вальтро была разбужена в чрезвычайно раннем возрасте — насильственно. В течение последующих оранжерейных лет надорванный бутон закрылся, превратившись в бомбу замедленного действия. То, что другие девочки познавали постепенно и взрослея, Вальтро не хотела познавать. Отвращение к мужчинам завязло в ней на уровне подсознания. Ко всем, кроме Жоржика, который мужчиной не был. В свои семнадцать с половиной она знала о сексе все, кроме той половины, которая относится к физической чувственности. Но эта половина, темная половина, спрятанная от света ее глаз, разбухала непомерно, отравляя ее ядом причудливых фантазмов и неисполнимых желаний. Никто не знал об этом, даже Жоржик, но в конце каждого лунного месяца она почти сходила с ума в своей мокрой и скомканной постели, она грызла пальцы, но пальцы не могли выпустить то, что рвало ее изнутри. Вальтро была не просто зрелой женщиной, чрезвычайно сильной физически, — она была сверхчувственной женщиной, наглухо закупоренной волею обстоятельств, это не могло продолжаться долго, это должно было взорваться — и оно взорвалось.
Когда, после легкого завтрака, оставив стариков допивать кофе, они с Юлей удалились в лес, Вальтро была настроена легко, скептически и не подозревала, что до взрыва бомбы остались считанные минуты. Она позволила втянуть себя в эту прогулку с фотоаппаратом, потому что Юля развлекала ее, потому, что в любом случае, следовало выгулять Грету, и потому, что снежная Красная Шапочка не знала леса. Напряжение начало нарастать с первого кадра, когда Юля застыла посреди мелкого ручья, слегка приподняв подол легкого летнего платья. Столбы солнечного света, пробивая кроны деревьев, падали в воду вокруг нее, она улыбалась, ее зубы блестели, ее грудь была приоткрыта. Потом они шли через лесную тишину по высокому разнотравью, источающему пряные ароматы под жарким солнцем, напряженно звенели цикады. В тени высоких кустов боярышника Вальтро позволила сфотографировать себя обнаженной — раздеваясь, она остро ощутила запахи своего тела и острое возбуждение от своей наготы. В лесу это было совсем не так, как дома перед зеркалом, волосы собственного лобка показались ей особенно густыми и черными по сравнению с подбритым треугольником белокурой Юлии. Несмотря на то, что соски Вальтро отвердели, а дыхание стало глубоким и частым, возможно, ничего бы и не произошло, если бы опытная Юлия не прихватила с собой фляжку с коньяком. Запах бальзама, подаренного Вакхом, смешался с запахом их дыханий, когда опытная Юлия поправила локон, упавший на горячую щеку Вальтро. Юлия сфотографировала ее с раздвинутыми ногами, бомба взорвалась, когда, не спуская глаз с Вальтро, она легла набок и подтянула колено к животу.
Грета, принюхиваясь, наблюдала расширенными глазами, с языка ее свисли длинные нити слюны.


ГЛАВА 12.

Вальтро неслась кроллем через речку, ее руки не выбрасывали брызг, ноги вспенивали воду, как двигатель моторной лодки, Юля двигалась рядом, почти не отставая от нее. — Во дают, — смачно произнес полковник, пользуясь случаем употребить хорошее русское выражение. — Вдвоем они похожи на одну касатку — черно-белую.
— Юля училась плавать в Северном море, — очень уместно и гордо пояснила Нелли.
— Потому что ей не нашлось места в Черном, — хмыкнул Жоржик.
— В Северном море таких не разводят, — со знанием дела, возразил полковник. — В Европе таких девок вообще не увидишь вот так просто, в речке. Там они все упакованы в лимузины или плавают в бассейнах за высоким забором. Это дорогой товар.
— Купи на развод, — предложил Жоржик. — Недорого отдадим — по лимону за штуку. — Нелли навострила уши.
— Чем я их буду разводить? — осклабился полковник. — Любая из них способна перекусить меня пополам.
— Тогда закатай губищи, — подвел итог Жоржик. — И разлей еще по сто грамм. — Нелли вздохнула.
Вальтро и Юлия вышли на берег, вода струями блеска стекала с их тел, их груди вздымались, бикини подчеркивали изгиб бедер. Вальтро встряхнула черной гривой волос, Юлия — белокурой, в воздух взметнулась сияющая водяная пыль, над их головами мелькнула радуга.
— Холера ясна, — хватаясь за стакан, хрипло произнес Жоржик на никому незнакомом языке. — Хай тоби грець.