- Кто я? Уже и не помню. Одно точно – женского пола. Учитывая, сколько раз меняла лица, возраст и даже расы, хоть одно неизменное обстоятельство весьма радует, - мысли кружили в голове под неспешные шаги. – А куда торопиться? Без меня всё равно не начнут – работа у меня такая, всегда появляться в нужное время в нужном месте. Однако вопрос о том, кто же, собственно, я сама, стал всё чаще всплывать. Как ноющий зуб – вроде и не болит, а чуть тронул языком - и скривился от боли. Впрочем, я уже добралась, так что все остальные вопросы побоку.
По телу пробежал лёгкий озноб, словно холодные ветер дунул на влажную кожу. Три дороги, связанные перекрёстком в тугой узел, ожидали моего решения.
- Вы думаете, только Вы делаете выбор? Нет. Судьба, в моём лице, тоже частенько чешет в затылке, пытаясь определить, что делать. Судьба, это, конечно, громко сказано, - самокритичная кривоватая улыбка не замедлила нарисоваться на губах. – Скорее уж мелкий клерк на побегушках в её офисе. Самой-то ей лениво по дорогам туда-сюда бегать, - что ж, поругать начальство это всегда приятно, однако дело - прежде всего.
Дорога слева выложена белыми плитами, та, что прямо – яма на яме и ухабом погоняет. Последнюю и дорогой-то назвать язык не поворачивался, так, тропинка на болоте. Конечно, ноги настойчиво намекали, что ходьба по белым плитам доставит им гораздо большее удовольствие, чем лазить по болоту с пиявками. Вот только кто их слушать-то будет? Да, собственно говоря, и моё собственное мнение тоже никто в расчёт никогда не брал. Плотно закрыла глаза, сделала три оборота вокруг своей оси и шагнула вперёд…
Шаг вправо…
Теплый ветер дунул в лицо. Под его мягкими прикосновениями оно потекло, меняя свои очертания. Миг - и вот уже я стою на дороге, вымощенной белыми плитами. Ээээ, ошибочка вышла. Не стою, а еду в повозке, запряжённой каким-то горбатым лохматым животным. Зацепив поводья за торчащую ручку сидения, пошарила левой рукой у бедра. Где-то рядом должно быть или зеркало, или какая-то другая отражающая поверхность, последняя ступенька перед началом моей работы. Зеркало действительно нашлось, старинное, бронзовое, с тяжёлой удобной ручкой. Таким, если приспичит, с лёгкостью можно пришибить пару-тройку особо настырных врагов.
Из зеркала на меня глянули умные тёмно-карие глаза старой орочьей шаманки. Что ж, мне всегда нравился народ урук-хай своей прямотой.
Кархат Красный Вепрь чувствовал себя счастливым. Он любил быструю езду, чтобы ветер трепал волосы, забранные в высокий, как и положено воину, хвост. Что может быть лучше, чем нестись во весь опор на боевом эбу? Разве что сам бой, когда топор с характерным чавкающим звуком вонзается в тело врага, и тебе на лицо брызжет ещё теплая кровь умирающего. Кархат настолько живо представил сцену боя, что на миг широко расставленные ноздри уловили сладостный солоноватый запах крови, а рука непроизвольно чуть натянула поводья. Эбу недовольно фыркнул, оскалив крупные зубы. Хорошо выдрессированный зверь и сам стоил в драке трёх воинов, орудуя клыками и копытами. Его толстая мохнатая шкура была лучше любого доспеха, с лёгкостью останавливала стрелы, да и мечом нужно очень-очень повозиться, чтобы её пробить. Орк успокаивающе похлопал по широкой спине боевого друга.
Ровная плоская степь как-то разом кончилась, переходя в холмы, на вершинах которых росло то одно дерево, то два, а то и целая группа - располагавшийся поодаль лиственный лес вёл собственное наступление. Кархат привстал в стременах и поднял правую руку, требуя остановку.
- Стоять!!! – зычные голоса советников подхватили отданный приказ. Десять каганов отборных воинов слаженно притормозили.
О полководческих талантах Красного Вепря в степи ходили легенды. При желании, под свои знамёна Кархат мог бы собрать и в десятки раз больше урук-хаев, но он предпочитал брать не числом, а умением. Обычно вообще ограничивался пятью сотнями, зато самых лучших бойцов. Думаете мало? Однако один такой воин в бою стоил пяти-шести противников, да эбу, да пять шаманов на каждый каган, вот и выходила такая орда, что людишки в панике разбегались.
Кархат задумчиво смотрел перед собой. Внизу, у подножья холма, белой лентой лежала широкая дорога, вымощенная тщательно подогнанными плитами. Сколько ей лет никто и не знал, одно слово – гномья дорога, только эти коротышки если что-то сделают, то на века и тысячелетия. Если по её левую сторону лиственный лес едва начинал отвоёвывать пространство у степи, то по правую он был густой и широкий. Сама же дорога бежала дальше, пока не упиралась в прекрасный Сольгиней. Город о чьих богатствах ходили легенды. Город, который никто никогда не брал, и город, в котором однажды некто оскорбил Кархата. Тогда совсем зелёного юнца, чьи клыки на нижней челюсти едва показывались среди губ. Даже воинского прозвища, и того не имелось.
- Ну что, Сольгиней, я как-то обещал вернуться, а клятва урук-хая нерушима, - орк поднял левую руку, давая отмашку движению войск, и пришпорил эбу, что бы первым коснуться белых плит дороги, лично подписывая смертный приговор прекрасному городу.
Нагретые солнцем плиты звонко щёлкали в так размашистой рыси эбу. Казалось, огромная приливная волна накатывалась на Сольгиней, грозя захлестнуть его с головой. Каждый шаг приближал Кархата к цели, отчего сердце сладко замирало, словно он был сопливый юнец, первый раз взятый на битву. Дорогу орк знал прекрасно, сколько раз мысленно нёсся по ней вскачь. Сейчас будет последний перекрёсток, с приметной широкой поляной по левую сторону от дороги, где так любили останавливаться на ночь караванщики, а дальше прямой путь на город.
Вот и сейчас, перекрёсток ещё не показался из-за поворота, а чуткий нос орка уловил лёгкий запах дыма.
- Первая пожива моему топору, бог войны получит жертвы, а значит дарует удачу, - Кархат широко оскалился, отчего клыки на нижней челюсти выступили ещё больше, и пришпорил зверя, дабы не дать людишкам сбежать.
Он не ошибся, на поляне действительно горел костёр, и даже что-то ароматное булькало в маленьком походном котелке. Только вместо лошадей зелёную траву щипал столь древний эбу, что его шерсть из чёрной превратилась в серую, словно припорошенную пеплом. Возле костра, бросая в кипящую воду пригоршню сухой травы, сидела столь же древняя, как и её животное, шаманка.
Шаманов народа урук-хай всегда окружал ореол таинственности, а вследствие этого огромной почтительности. Никому ведь не хочется утратить охотничью и воинскую удачу, или в два дня из молодого сильного воина превратиться в развалину, потеряв все клыки и не способную даже поднять топор. Но иногда, очень редко, к самым сильным из шаманов приходили во сне боги и отправляли их в дорогу. Встретить такого странствующего мудреца считалось большой удачей, и трижды глупец будет тот, кто не спросит у него совета.
Однако сейчас Красному Вепрю совет был без надобности, он лишь отсалютовал топором, приняв присутствие мудрейшей как знак очередной удачи в предстоящем походе, и продолжил скачку.
- А вот зря ты так, - старуха прищурилась, бросила в котёл последний пучок травы и тяжело поднялась на ноги, опираясь на резной посох, как на обычную палку. В следующий миг она уже стояла в центре перекрёстка.
Опешивший Кархат, никак не ожидавший от столь древнего существа подобной прыти, даже не успел притормозить несущегося во весь опор эбу. Один вздох, и копыта боевого зверя, переломают старое тело, но тот внезапно осел на задние ноги и остановился в пределах вытянутой руки от женщины. А следом за ним встала и вся колонна.
- Хороший мальчик, - старуха ласково потрепала по голове эбу.
- Ээээ, - выдавил из разом пересохшего горла орк. Прикасаться к боевому животному кроме хозяина не мог никто, разве что самоубийца.
- М-да, измельчал нынче народ урук-хай, - шаманка осуждающе поджала губы и посмотрела сверху вниз на Красного Вепря. Причём этому взгляду вовсе не мешало то, что Кархат превосходил её на две головы, а если ещё прибавить высоту рослого эбу….
- Что ты хочешь?
- Неправильный вопрос, глупые слова, - отрезала старуха, выжидательно уставившись в глаза вождя.
- Мудрейшая может мне дать совет? – начиная злиться, рыкнул Кархат ритуальную фразу.
- Может, спрашивай.
Больше всего орку хотелось послать старую грымзу настолько далеко, насколько это возможно, но он не рискнул. Негоже перед боем с богами ссориться.
- Добыча будет большая? – решил он отделаться мелочью. Потому что если карга накликает беду, все десять каганов развернуться и уйдут обратно в степи, и это не будет считаться трусостью.
Старуха неожиданно расхохоталось звонким молодым смехом, и погрозила сухим корявым пальцем.
- Про дорогу спроси, какая твоя.
- Я и так знаю, моя - на Сольгиней, - буркнул орк.
- Нет, твоя дорога ведёт налево, там будет добыча. Оставь Сольгиней в покое. Его судьба погибнуть не сейчас. Не послушаешь – умрёшь, не проехав и трёх лиг. А тогда, давно… ты сам был виноват, - шаманка развернулась и, тяжело опираясь на посох, побрела к своему костру.
- Что она сказала? – Тугур Грозовая Туча, старший шаман среди боевых каганов, смотрел на Красного Вепря. И судя по требовательному взгляду, он уже не первый раз задавал свой вопрос.
- Дала совет, - нехотя признался воин.
Шаман понимающе кивнул и не стал настаивать на ответе. Если боги разрешили услышать ответ только Кархату, кто он такой, чтобы с ними спорить?
Я сидела возле костра и пила мелкими глоточками обжигающий вкусный травяной отвар. Моя работа сделана, осталось увидеть результат. Я всегда появляюсь в нужное время в нужном месте, когда Вы стоите на перекрёстке своей Судьбы. Я могу дать совет, по какой дороге идти, но Выбор, Выбор всегда только за Вами.
.
Красный Вепрь глянул на меня в последний раз, немного поколебался, и свернул вправо, на дорогу, ведущую к прекрасному городу Сольгинею. Ровно через две с половиной лиги крепко уснувшая на ветке двухголовая плюющаяся змея будет потревожена топотом эбу. Её яд попадёт прямо в глаза Кархату, отчего тот умрёт в буквальном смысле через пять вздохов. Урук-хай сочтут это дурным знаком, и орда вернётся обратно в свою степь. А Сольгиней простоит ещё восемьсот девятнадцать лет, пока землетрясение не разрушит большую его часть.
А меня ждёт другой перекрёсток и другие судьбы.
Я брела по узкой тропинке, через заросшее ромашками поле. Цветы, по прихоти ветра, белыми волнами перекатывались от одного края горизонта до другого. Загляделась на самое огромное в мирах море ромашек и едва не растянулась во весь рост о валяющийся на тропинке камень.
- А, что б тебя! – высказалась в сердцах и едва удержалась, чтобы не пнуть камень в ответ. Столь «логичное» действие вернуло меня к прежним размышлениям. – Вот интересно, меж мирами я всегда чуть прихрамываю, нога не болит, а словно старая привычка. Похоже, моя собственная, - остановилась и подозрительно уставилась на свои ноги, словно первый раз вижу. Ноги как ноги, в орочьих мокасинах и потёртых кожаных штанах. – И что мы имеем: ног – две штуки, рук – две штуки, хвоста – нет, уши – пожалуй …человечьи. Отсюда напрашивается вывод – я довольно молодая (пальцы не нащупали на лице глубоких морщин) женщина,
