Ленин жЫв!

чиновникам! Никому! Срочно поставить охрану к третьему корпусу! И дай команду, что бы вся смена утренняя дежурившая у ноль девяносто восьмого задержалась! Никого домой не отпускать!  – Щупп говорил это с тревогой в голосе. Улыбка непроизвольно сползла с лица Палкиной.
– Понятно, понятно Михаил Альфредович, не надо так волноваться, все сделаю!
Щупп, вскочил с кресла и ринулся к двери, бросая Лизе на ходу:
– Я в третий корпус… к девяносто восьмому…. Пожелай нам удачи Лизок! Палкина посмотрела ему в след и поняла, что сейчас может начаться настоящая заварушка, и в ней нужно не спасовать.


***


После полнейшей темноты, которая окутывала, все сознание и казалось, покрывала каждую клеточку мозгу, Кирилл, вдруг увидел свечение. Свет постепенно становился все ярче и ярче. Но все было расплывчато, и он ничего не мог разобрать. Просто абстрактные очертания и никаких звуков. Полнейшая тишина. Кирилл попытался пошевелить руками, но не смог, мышцы не слушались команд головного мозга. Напрягая память, Лучинский вспоминал, что с ним произошло. Всплыл образ старухи в черном и ее странная клюка. Бабка, почему то улыбаась и молчала. Ее морщинистое лицо было, каким-то умиротворенным. За старухой всплыл, словно на экране компьютерного монитора образ мистера Пака. Азиат удивленно смотрел, куда-то мимо Кирилла. За корейцем перед глазами появился стакан с бальзамом. Пена вздыбилась выше краев, но не шипела.
«Наверное, я отравился этим пойлом! Наверное, попал в реанимацию» - пронеслась мысль.
Вдруг абстрактные пятна света стали обретать контрастность и резкость. Словно из тумана Кирилл увидел возле себя женскую фигуру во всем белом. Кто- то  взял его ласково за руку и погладил. Кирилл напрягся и попытался рассмотреть лицо. Приятное девичье лицо с каштановыми волосами и голубыми глазами.
«А вот и медсестра, точно в токсикологию попал. Интересно, кто вызвал скорую? Кто спас меня?».
Девушка, подержав руку Лучинского, опустила ее бережно на кровать.
«Ничего, ничего выкарабкаюсь!».
Неожиданно он почувствовал легкий укол в предплечье. Через несколько секунд, захотелось спать. Веки стали тяжелые и, налившись свинцом, насильно закрыли глаза. Лучинский вновь отключился.


***


Михаил Альфредович зашел в аппаратную спецпалаты третьего секретного корпуса и, не поприветствовав медицинский персонал, сурово спросил:
– Ну, как ноль девяносто восемь? Доложить подробно! Где сменившаяся смена? Сюда ее тоже! Быстро!
Медсестра и молодой врач, переглянувшись, вскочили со своих мест и засуетились возле аппаратуры. В белых параллепипидах приборов замигали лампочки и запищали датчики. Из узкой щели копировальной машины, поползли какие-то графики.
Щупп нервно расхаживал по кабинету. Через пару минут в помещение зашла еще одна медсестра и молодая врачиха. Щупп внимательно обведя всех взглядом, жестом руки предложил присесть на свободные стулья, после этого тихо и сурово сказал.
– Товарищи! Сегодня, как вы все теперь понимаете особый день! Можно сказать особое дежурство, особая смена! Может быть, даже в эти минуты вы и не представляете себе всю историчность ситуации, но это к вам придет позже, я вас уверяю! Ну, а для начала, я хочу вас всех поздравить и поблагодарить за проделанную работу, за усердие и терпеливость! То, что вы сделали, имеет большое, подчеркиваю, очень большое значение для нашего государства! Теперь я думаю, партия, и правительство достойно оценит ваш вклад в государственно-важное дело! – подчиненные заворожено слушали пафосную речь шефа. - Но, за поздравлениями я должен вам напомнить и предупредить о другой стороне этого эксперимента. Вы все, прежде чем переступить порог этой лаборатории давали подписку о не распространении никаких сведений никому! Повторяю, никому! Даже родным и близким, даже папе с мамой! От секретности этой информации зависит безопасность страны! Да, да безопасность страны! Только вот как она зависит. Это уж я вам сказать не могу, это другая форма допуска! – Щупп прервал свой категоричный спич и вновь внимательно обвел всех взглядом.
Суровость в его глазах подтверждало серьезность сказанного. Воцарилось молчание. Паузу прервала молодая докторша. Она робко прокашлялась и сказала:
– Тридцатого, третий корпус, спец палата номер два. Пациент: код допуска секретный, литер допуска: сверх секретный, порядковый номер: ноль девяносто восемь. Дата поступления рубеж тысячелетия приблизительно двухтысячный, двух тысяча первый, июнь, но четкость нарушена. Мужчина. Возраст по анализам клеток методом Реутского: около тридцати пяти лет. Вес: восемьдесят один килограмм, рост сто семьдесят восемь сантиметров. Диагноз: неизвестен. Сон: неизвестного происхождения. Наблюдения в течение шестидесяти лет. Конфигурация мозга не нарушена. Давление чуть ниже нормы, истощение организма четыре тысячных процента, старение клеток шесть десятитысячных процента, группа крови третья положительная, наличие белых телец в норме. Формы известных вирусов отсутствуют. Печень в норме. Сетчатка глаз в норме. В шесть тридцать две сегодняшнего утра, замечена активизация головного мозга, открыл глаза. В шесть тридцать семь попытался шевелить правой рукой. В семь ноль одна зарегистрировано выделение слюны и мочи. В семь ноль три замечено выделение желудочного сока. В семь сорок пять, произведена инъекция препарата ка-эл триста тридцать восемь для активизации голоного мозга и стабилизации работы мышц. В семь сорок восемь зафиксирован обычный сон, как побочное явление данного препарата.
Доктор, делавшая доклад, была тридцатилетняя Светлана Турнова, симпатичная стройная женщина с каштановыми волосами. Светлану буквально месяц назад назначили заведующей этим секретным отделением. Почему, такому молодому врачу, доверили этот ответственный пост, никто не знал. Щупп внимательно выслушал Светлану и после короткой паузы спросил:
– Что планируете в дальнейшем?
– Мероприятия стандартны. Искусственная подпитка организма в первые часы. Препараты три вэ двадцать три и три ка тридцать четыре, глюкоза, гемодез, солевые растворы и вывод на естественное питание по первой диетической категории. Первые сутки лежачий режим, затем слабые физнагрузки и кислородная подпитка.
Щупп кивнул головой и, одобряя, произнес:
– Хорошо! Хорошо! Так, так, а как вы думаете, сознание у него в норме? Что, потрясения быть не может?
Турнова пожала плечами и ответила:
– Ну, эксперимент сам по себе первый, столько человек еще не спал в принципе,  побочные эффекты возможны, но как я сама думаю, вероятность ничтожно мала, хотя кто его знает?
Щупп вновь покачал головой:
– Да. Да, конечно. Так, так, ладно. Хорошо! Обо всех даже не значительных изменениях докладывать мне! Лично, немедленно! В любое время суток! Это приказ! И о секретности не забывайте…
Турнова протянула ему листок с бюллетенем. Михаил Альфредович взял бумагу и, посмотрев внимательно в глаза Светлане, вновь спросил:
– А, когда он может вновь придти в себя? Прогноз есть?
– Не придти в себя, а проснется через пару часов, – словно поправив шефа, ответила Турнова.
Дерзость ответа слегка смутило Щуппа, но он ничего, не сказав, вышел из помещения. Покинул третий корпус Михаил Альфредович в больших раздумьях. Теперь перед ним стояла еще одна и очень важная делема. Щупп, мучительно, пытался найти правильный выход из сложившейся ситуации. А размышлял Михаил Альфредович, о начальнике четвертого отделения, Лаврентии Васильевиче Сикоре. Вернее конечно не о нем самом, а о том, что  говорить этому человеку, о «098»?!
Сикора хоть и числился обычным врачом, руководителем первого звена, но таковым не являлся. Это знали практически все в центре. Сикора был фимобщиком, а точнее неофициальным куратором всех секретов медицинского центра им. Топорыжкина. ФМБ поставило его на эту должность с помощью руководства министерства здравоохранения. Щупп даже знал, что Лаврентий Васильевич имеет звание майора, но никогда не кому об этом не говорил. Говорить об этом, в Народной Федеративной республике, было просто опасно. Могущественное и страшное ведомство ФМБ, могло запросто сделать с болтунами, распространявшие «неположенную» информация, все, что угодно. От банального увольнения с работы, до принудительного лечения в спецбольнице, откуда нормальным никто не выходил, а точнее не выходил вообще. И этого боялись, все, в том числе и Михаил Альфредович, поэтому Сикора для него официально оставался лишь: «заведующим четвертого отделения».
Пока Щупп рассуждал, докладывать или нет Сикоре об утреннем происшествии, последний, неожиданно попался ему на встречу в коридоре. Низенький и толстенький, Сикора котился на коротких ножках прямо на Михаила Альфредовича. Его маленькие черные глазки впились в лицо Щуппа еще за десяток метров. Лаврентий Васильевич расплылся в ехидной улыбке.
– Михаил Альфредович! Дорогой! Здравствуйте!
Щупп был вынужден, улыбнутся на приветствие. Хотя это совсем ему не хотелось
– А-а-а, старина! Коллега! Я рад, рад видеть вас…. Вот видите, обход произвожу…
– Обход? Так рано? Странно….
Щуппа насторожил вопрос и сомнение Сикоры:
– Что же в этом странного это же моя прямая обязанность…
– Да. Конечно, но просто странно, с третьего отделения начали. Обычно с первого или что-то произошло?
– Да нет, ничего, я уже первое, и второе обошел, –  соврал Щупп, а про себя подумал  «Господи! Неужели он все знает! Вот сволочь! Наверное, уже успел ночные кассеты слежения прослушать! Чертовы «жучки»! Понаставил паук своих сетей! Нет, надо как-то выкручиваться!»
– Ничего не случилось? –  переспросил Лаврентий Васильевич.  
Щупп посуровел и ответил:
– Вы знаете, дорогой Лаврентий Васильевич, мне нужно кое о чем с вами посоветоваться!
Сикора изобразил на своем лице удивление:
– Посоветоваться? Со мной? Что-то случилось? Пожалуйста…. Просто вроде как-то...
– Да, я сейчас схожу в кабинет…. к себе…. вы у себя будете? – совсем тихо спросил Щупп.
– Конечно, конечно… я просто вниз, в буфет хотел сходить… сигареты закончились,  – ответил Сикора.
Щупп прекрасно знал, что Лаврентий Васильевич не курил, а лишь делал вид, покупая сигареты. Зачем, он так поступал, не знал никто. Михаил Альфредович поспешил к себе в кабинет. Зайдя в приемную, он пригласил к себе Лизу. Она, зайдя в кабинет, вопросительно встала возле стола.
– Так …. Лизочка… нужно срочно напечатать доклад… один секретный... срочно! Садись за мой компьютер! – приказал ей Щупп.
– Что писать и кому? На чье имя? – с готовностью спросила Палкина, усевшись за клавиатурой.
– Пиши: довожу до вашего сведения, что сегодня…. тридцатого июня NNN  года, во вверенном мне в управление, диагностическом центре имени Топорыжкина… нет, исправь… Государственном диагностическом центре…Секретный субъект медицинского контроля и исследования под литером ноль девяносто восемь, в шесть тридцать, проявил признаки жизни и подачу жизненной энергии… написала?! - Щупп мимолетно взглянул на стройные ноги Лизы и ее упругую большую грудь и подумал - «Да, девочка хороша, если не скурвится, далеко пойдет, черт, неужели я такой старый?!».
Не желая дальше продолжать эту мысль, Михаил Альфредович